Брекен и Ребекка - Уильям Хорвуд

— А какой он был? — спрашивал Брекен.

Немного подумав, Ребекка подходила к нему поближе и принималась описывать крота, который всем, до мельчайших черточек, точь-в-точь походил на Брекена, и тогда Брекен говорил:

— Надо же, а я знал одну кротиху, которая жила неподалеку отсюда, и она мне очень нравилась...

— Да, а какая она была? — начинала расспрашивать Ребекка. — А ты любил ее по-настоящему?

В ответ на это Брекен не говорил ни слова, но она чувствовала, как его лапы ласково прикасаются к ее серому меху, и ощущала тепло его дыхания, легкого, как ветерок, и сильного, как корни деревьев, и глаза ее закрывались сами собой, она улыбалась и вздыхала, а он прижимался к ней все сильней и сильней, и, приникнув к нему, Ребекка, по телу которой время от времени пробегала блаженная дрожь, чувствовала, как внутри у нее все раскрывается, словно лепестки цветка, а из глубин сочится теплая влага, и каждое движение его восхитительно сильного тела рождает в ней отклик, и больше им уже не нужны никакие слова, и боль разлук навсегда осталась позади, потому что они вместе, они едины, связь между ними неразрывна, и каждый вздох, каждый крик — лишь часть несравненной красоты и величайшего на свете счастья.

Порой они принимались смеяться, порой на глазах у них выступали слезы, а они все ласкали друг друга, упиваясь любовью и не замечая, как сменяются дни и ночи.

❦

Ребекка узнала о том, что у нее будут кротята, сразу же, как забеременела, увидев, что посреди сумрака, царившего в норе, разливается, окутывая их с Брекеном, мягкое свечение, такое же, как трепетный и мерцающий белый свет, который они видели, стоя в гроте под Данктонским Камнем и глядя на Заветный Камень.

Брекен узнал о том, что у Ребекки будут кротята, однажды на рассвете, когда услышал, как она возится в конце одного из туннелей, прокладывая новый проход и напевая песенку, которую выучила еще в детстве, до того, как они повстречались друг с другом. Он улыбнулся, рассмеялся и заснул, снова ощущая тепло и аромат ее тела. Заслышав его смех и догадавшись о том, что его обрадовало, Ребекка тоже засмеялась, чувствуя, что повсюду в туннелях воздух пронизан трепетом его силы, дарившей ей удивительную свободу, которая прежде казалась недоступной.

Наступил май, от листьев, которые она собирала для норы, где должны были появиться на свет кротята, веяло майской свежестью, и запах каждого из них казался ей особенным и неповторимым. Ребекка использовала для гнезда и травы, и ароматные стебли, и цветы собачьей мяты, потому что она хотела, чтобы подстилка была душистой и мягкой.

День проходил за днем, воздух становился теплее, и Ребекка проводила немало времени, трудясь над прокладыванием все новых проходов, примыкавших к тем, которые давным-давно прокопал Брекен между Камнем и лугами.

Брекен снова поселился в своей прежней норе, в которой долгое время прожила Ребекка и которую успела полюбить, и ей было приятно знать, что он бродит по этим туннелям и, как он говорил, «упивается ее восхитительным ароматом». Они наслаждались тем, что могут узнать так много нового, не прибегая к помощи слов.

В гости к ним заглядывал только Комфри, который с каждым днем чувствовал себя увереннее и мог теперь подолгу сидеть рядом с ними, не подергивая хвостом и не оглядываясь при каждом шорохе. Их любовь действовала на него успокаивающе.

Лишь благодаря ему Брекен и Ребекка узнали о том, что довелось пережить каждому из них за время долгой разлуки. Сами они ни о чем не спрашивали друг друга, но Комфри всегда отличался любознательностью и был склонен засыпать собеседников вопросами. Ребекка рассказывала о случившемся с ней со свойственной ей простотой и безыскусственностью, как будто в том, что она едва не погибла во время метели, и в том, что она проделала путешествие из Шибода в Данктон, не было ничего из ряда вон выходящего. И хотя она редко упоминала о Камне и о том, что все на свете происходит по его воле, за каждым из ее слов крылась глубочайшая убежденность, что каждое из событий так или иначе связано с ним, и остается лишь дивиться превеликой его мудрости, постигнуть которую никак невозможно.

Рассказы Брекена носили более напряженный, драматичный характер, и Комфри, затаив дыхание, слушал истории о том, как они с Босвеллом не раз оказывались на волосок от гибели, и с восхищением думал о том, какой невероятной силой нужно обладать, чтобы уцелеть, постоянно сталкиваясь со страшными опасностями.

Но Брекен проявлял подобную откровенность лишь с Комфри, для остальных обитателей системы он оставался загадкой. Разумеется, они знали о его подвигах, но никому не удавалось заставить его разговориться на эту тему, и порой им казалось невероятным, что этот крот, который, с их точки зрения, не отличался ничем особенным, сумел совершить за свою жизнь столько славных дел.

Но куда чаще жители системы заводили меж собой разговоры о том, что Брекен и Ребекка теперь вместе, и все чувствовали, какой любовью и безмятежностью проникнуты отношения этой наиболее уважаемой во всем Данктоне пары. Казалось, с тех пор как они поселились вдвоем неподалеку от Камня, в системе воцарилась мирная, благожелательная атмосфера, неожиданно, словно чудом, вдруг пришедшая на смену раздорам, которые сеял в ней Рун.

Что же до гибели Руна, то выразители общественного мнения, которое никогда не отличалось постоянством, теперь утверждали, что «этот Рун никогда мне не нравился, и мне показалось подозрительным то, что он вдруг явился сюда после стольких лет отсутствия и прямо-таки из кожи вон лез, стараясь убедить всех в том, что он желает нам добра...»

На что кто-нибудь обязательно отвечал:

— Вот и я тоже так подумал, но вслух сказать не решался, потому что мне не хотелось никого зря оговаривать, и вроде бы ничего плохого он не делал, но, конечно, у меня были свои сомнения...

И так далее, и тому подобное.

Разумеется, Комфри вновь стал всеобщим любимцем, и теперь, когда Ребекка явно отошла от дел, всем стало совершенно ясно, кто является целителем в системе.

Глядя на все это, Комфри только улыбался, но не сердился, ведь он заботился о других, выслушивая их жалобы и стараясь вылечить их, лишь потому, что сам к этому стремился, как и Ребекка, и всегда прислушивался к одному лишь Камню, не полагаясь на слова и переменчивые настроения кротов.

В начале июня за два часа до рассвета у Ребекки родились кротята,