Вечный слушатель. Семь столетий европейской поэзии в переводах Евгения Витковского - Антология
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Жертрурия, под властью волшебства…»
Жертрурия, под властью волшебстваВздыхаю ныне я, изнемогая;Столь чистая душою, столь благая,Ты ласков была со мной сперва;
Амур — о, нет жесточе божества! —Твердит меж тем, что ты совсем другая,В мой бедный слух безжалостно вторгаяЖестокие и резкие слова:
«Коль радости мои тебе не внове,Коль счастьем ты опился, как в бреду,И не́ктаром смягчил пыланье крови —
Не жаждай новых встреч, не кличь беду.Несчастный, сетуй о былой любови,Хули, несчастный, горькую звезду».
* * *«Луна-пастушка на простор небесный…»
Луна-пастушка на простор небесныйВыводит звезды, как заведено:Безумный Алкмеон давным-давноВ такую ночь спасался тьмой древесной.
Меня снедает ужас повсеместный,И от него сокрыться не дано:На ком лежит преступное пятно,Тому весь мир тюрьмой предстанет тесной.
Спасенье — мрак… Но нет! В моем мозгуУже лучи Рассвета засквозили:Я никуда от них не убегу!
О, где, Судьба, сияющих воскрылийЯ наконец не созерцать смогу?Не отвечай — я знаю, что в могиле.
* * *«Тот, кто Судьбою много раз пригрет…»
Тот, кто Судьбою много раз пригрет,Ужель не возомнит, что жизнь — приятна,И, будто Нестор новый, вероятно,Восхочет жить хотя бы триста лет.
Однако я, изведав столько бед,Давно постиг, что бытие превратно,Я жажду тьмы, и мне давно понятно:Пристанища верней могилы нет.
Пол земляной — да будет кровью по́лит!Сломи, душа, бессмысленный засов,Сбрось оболочку, что тебя неволит!
Но чу!.. Страшусь небесных голосов,Я знаю — это Истина глаголет!О, Вечности неумолимый зов!
* * *«Ахилл, копье без промаха меча…»
Ахилл, копье без промаха меча,В бою дела свершает величавы;Чинит неумолимые расправыМогучий Тевкр, на колеснице мча;
Разрублен узел: краткий взмах меча —И Александр возвысил честь державы;Урвать, клянусь, от их великой славыНе жажду я ни одного луча.
Камоэнс, лишь твои твержу уроки,Лишь ты один, пойдя судьбе вразрез,Облек навеки в пламенные строки
Скорбь Афродиты, жалобы Инес,Плененного титана вопль жестокий.Ад ревности, любовный рай небес.
* * *«Сколь, о Камоэнс, мы с тобой едины!..»
Сколь, о Камоэнс, мы с тобой едины!Похожей мы отмечены судьбой:Один и тот же случай нас с тобойЗабрасывал на дальние чужбины.
Я видел Ганг в недобрые годины,Измучен нищетою и борьбой;Терзаем был любовною алчбой:Как не узнать твоей судьбы картины?
Не взыскан жизнью и не обогрет,От Неба жду последнего удара, —О да, различий между нами нет,
Похожи мы… Но лишь в одном не пара:Ведь если мы равны по части бед,То где мне до тебя по части дара!..
* * *«Уже в чужих краях пускавший корни…»
Уже в чужих краях пускавший корни,Уже не раз бывавший на мели —Я всех бедней из бедняков земли:Что может быть печальней и бесспорней?
Фортуне грозной можно ль быть покорней?Желания от сердца отошли.Но умереть от родины вдали —Я ведаю, удела нет позорней.
Ах, не поступишь Року вопреки.Пресечь мои страданья и болезниЛишь Смерть могу просить я по-мужски:
Взываю — будь же в мире всех любезней,Спаси меня от гибельной руки,Столь беспощадно волочащей к бездне.
«Урок не впрок»
Написано по случаю представления трагедии «Элаира», принадлежащей перу Мигела Антонио Де Барроса
Кричал почтенный Брас: «Держите вора!Увы! На чести дочери пятно!Железом я заколочу окно,Отважу эту сволочь, ухажера!»
Конечно, стонет юная сеньора,Рыдают и Хариты заодно:Подобных слез я не видал давно,Не столь жемчужно плачет и Автора!
«Уму и естеству благодаря,Отцы — охрана легконравным дщерям,И драмы тоже пишутся не зря, —
Так пусть меня не обзывают зверем:На сцену вывел дон Мигел царя,Который дочь упрятал в медный терем!»
По поводу некоторого сонета, сложенного тем же лицом
С четырнадцатой распростясь строкой,Скажу, что тема взятая — весома:Какая роскошь: «нос подъяв, несома…»Шедевр терминологии морской!
Быков, ослов и мулов, день-деньскойЖующих, вижу прямо возле дома, —О, эта «возносимая солома»! —До жвачки здесь уже подать рукой!
Шесть строк последних — шесть лепех навоза,Из них четыре, ты не осерчай,Для уха — чересчур большая доза.
О пятой — не сказать бы невзначай;В концовке — соль, ее три тяжких воза…Лавровый лист башку твою венчай!
Ему же, по тому же поводу
Из Лиссабона шел бы ты подале,Блистательный глава пустых голов!Живи средь равных, то бишь средь ослов,И счастлив будь, что по башке не дали.
Беда — в твоих мозгах, не в матерьяле!Какая сеть — такой, пардон, улов.Уж ты оставил бы тасовку словИ вовсе бы заткнулся — в идеале.
Тупой, как мул, ты лезешь, но куда?Несчастный, суйся в бреши и проломы,Однако есть и на тебя узда!
В меня ты мечешь молнии да громы?Соломенная ты, мой друг, скирда —Вот и плетешь сонеты из соломы.
Ему же
Ты, Мелизен, среди живых — меньшой,Наимерзейшей обладатель рожи,Стихов, подобных ей, и прозы тоже, —Поганый телом, пакостный душой;
Кидаешься оголодавший вшойНа всех, кто с Фебом разделяет ложе,Пускаешь вопли — аж мороз по коже —Из щели рта, побитого паршой.
Зовешь Элмано вором и пиявкой,хоть из пиявок сам, — но я сведуСчета со всей твоею гнусной лавкой;
Аркадский хлыщ, рассчитывай на мзду:Ты, оборотень, рявкай или тявкай —Но дни окончишь все одно в аду!
Белшиору Мануэлу Курво Семедо
В святилище пролезши к Аполлону,Он счел, что место годно для житья;Дрожат вакханки от его вытья,Склоняются слепцы к его закону.
Он мчит от лексикона к лексикону,Чтоб, на кусочки оные кроя,— Пигмей из Синтры, худший сорт ворья! —Сложить их снова, как дублон к дублону.
К убогим поэтическим дарамДать посвященье в качестве гарнира,Греметь названьями занудных драм;
То старый плащ, то грязная порфираПусть кое-как, но прикрывают срам —И распускает хвост павлин Белмиро.
Ему же
Горя желаньем обольстить пастушек,Амурчиков Белмирчик вплел в цветочки,Ах, Тежо драгоценнейшего дочки,для вас готовы горы безделушек!
Детишки, ясно, падки до игрушек:Играли оными до поздней ночки, —Потом — в ночные бросили горшочкиОстатки драгоценных финтифлюшек.
Но вдруг — на тежуанский бережочекК Белмирчику плывет, неся приветик,Одна из дивнейших ундиньих дочек
И возвещает из воды: «Мой светик,Отныне, дивный мастер мелких строчек,Ты — главный в Лилипутии поэтик!»
Тем же
