Мозаика Парсифаля - Роберт Ладлэм

По мере того как его история подходила к концу, Майкл все отчетливее понимал ужасную в своей простоте мысль: он оказался палачом. Он сам убил свою любовь.

— Господи, что же они с нами сделали! — прошептала Дженна. Она встала и прижалась лбом к холодному стеклу.

Хейвелок стоял молча, не сводя с нее глаз, а в голове вихрем проносились все те кошмарные туманные видения, с которыми он безуспешно боролся многие годы. Воспоминания прошлого, как призраки, преследовали его; он пытался загнать их назад, похоронить навечно, но злые видения возвращались из небытия и не хотели оставаться в своих могилах. «Что у вас останется, если исчезнут воспоминания, мистер Смит?» Ничего. Но как часто он жаждал забвения, в котором нет ни мыслей, ни воспоминаний, и был готов согласиться на пустоту ради избавления от боли... Но сейчас Майкл прервал свой кошмарный сон и возвращался к жизни — так же, как некоторое время назад вернулась Дженна, когда слезы смыли ее ненависть. Но реальность все еще оставалась крайне хрупкой. Она пока состояла из раздельных кусочков, которые следовало собрать вместе и скрепить между собой.

— Нам надо выяснить все до конца, — произнес Майкл. — Бруссак рассказала мне о тебе, но кое-что я не понял.

— Я ей сказала не все, — ответила Дженна, глядя в окно. — Нет, я ей не врала, просто опустила некоторые моменты. Боялась, что она откажет мне в помощи.

— Что именно опустила?

— Имя человека, который приходил беседовать со мной. Он много лет работает в вашем правительстве. Его деятельность оценивалась неоднозначно, но до сих пор, как мне кажется, его уважают. Во всяком случае, я о нем слышала.

— Так кто это был?

— Брэдфорд. Эмори Брэдфорд.

— О Боже... — Хейвелок был просто потрясен. Еще одно имя из прошлого, и прошлого тревожного. Этот человек был одной из тех политических комет, которые возникли во времена Кеннеди и особенно вознеслись при Джонсоне. Но потом, когда, как большинство этих комет, исчезли с вашингтонского небосвода и обосновались в международных банках и фондах, престижных юридических конторах и правлениях корпораций, Брэдфорд остался, даже утратив большую часть своего блеска и влияния на полях политических битв. Никто не понимал, почему он не оставил правительственную службу. Даже не принимая во внимание возможности разбогатеть, он мог выбрать массу иных вариантов, но, однако, решил не делать этого. Брэдфорд... Может быть, все это время он просто выжидал, надеясь, что возникнет новый Камелот[56] и вознесет его к небывалой славе? Вполне может быть. Если Брэдфорд приезжал к Дженне в Барселону, значит, он был в самом центре организации событий на Коста-Брава, событий, которые преследовали цели гораздо более серьезные, нежели обманом превратить двух любящих людей во врагов. Мистификация на Коста-Брава означала, что в высшие эшелоны власти Соединенных Штатов проникла рука Москвы.

— Ты знаешь его? — спросила Дженна, все еще глядя в окно.

— Лично — нет. Мы никогда не встречались. Но ты права. Он далеко не однозначен, и он известен практически всем. Когда я последний раз слышал о Брэдфорде, он был заместителем государственного секретаря, не очень заметным, но очень влиятельным. Этакий серый кардинал. И он тебе сказал, что работает в Мадриде по линии Консульских операций?

— Он сказал, что временно передан в распоряжение Консопа для выполнения задания чрезвычайной важности, связанного с внутренней безопасностью.

— Со мной?

— Да. Он показал мне копии документов, обнаруженных в банковском персональном сейфе в Рамблазе. — Дженна повернулась к нему лицом. — Помнишь, ты мне говорил несколько раз, что тебе надо уехать в Рамблаз?

— Это тайник для связи с Лиссабоном, об этом я тебе тоже говорил. Впрочем, не важно. Все это подстроено.

— Но ты меня не понимаешь. Я запомнила это слово.

— Они и не сомневались. Какие документы тебе продемонстрировали?

— Инструкции из Москвы, которые могли предназначаться только для тебя. Там были указаны даты, пути следования; все соответствовало нашим с тобой маршрутам — где мы были или куда собирались. Шифры. Если эти шифры были поддельными, значит, я в жизни не видела ни одного русского шифра.

— Те же, что мне! — со злостью воскликнул Майкл.

— Да, я сразу поняла это, когда ты рассказал, что тебе сообщили в Мадриде. Они нам с тобой подсовывали практически одно и то же — вплоть до радиоприемника в гостиничном номере.

— И морские радиочастоты? Я-то думал, что ты проявила небрежность. Ведь мы никогда не слушали радио.

— Когда я увидела приемник, во мне все обмерло, — призналась Дженна.

— А я, когда нашел ключ в твоей сумочке — ведь из Мадрида сообщили, что у тебя есть ключ от аэропортовской камеры хранения, — я почувствовал, что просто не могу больше оставаться с тобой в одном номере.

— Вот так. Каждому из нас подсунули неопровержимые доказательства. Я изменилась по отношению к тебе, и ничего не могла с собой поделать. А когда ты вернулся из Мадрида, то тоже оказался совсем другим. Было такое впечатление, что тебя со страшной силой тянет в разные стороны, словно ты должен был выполнить какое-то обязательство, но не передо мной, не перед нами. Мне уже было ясно, что ты продался русским, но не могла понять причины. Я думала, может, ты спустя тридцать лет узнал что-то новое об отце — ведь иногда происходят очень странные вещи, — или у тебя новое конспиративное задание, например, ты должен стать двойным агентом и реализуешь легенду перебежчика... Как бы то ни было, в твоей жизни для меня больше не было места. — Дженна отвернулась к окну и продолжила едва слышно: — Затем Брэдфорд снова связался со мной; на этот раз он едва держал себя в руках и быд в состоянии, близком к панике. Он сообщил, что перехвачен приказ Москвы о том, что меня необходимо ликвидировать и ты должен заманить меня в ловушку. Все должно было случиться этой же ночью.

— На Коста-Брава?

— Нет, он ни разу не упомянул о Коста-Брава. Брэдфорд сказал, что около шести вечера мне позвонит мужчина и произнесет нечто такое, что могло исходить только от тебя. Он скажет, что ты не можешь подойти к телефону, и что мне следует сесть в машину и ехать в Виллануэва, а ты встретишь меня у фонтана на площади. Но это не состоится, так как мне не добраться до Виллануэва, меня похитят по пути.

— Я намеренно сказал тебе, что собираюсь в Виллануэва, это было частью стратегии, разработанной в Консопе. Зная, что я нахожусь по делам в двадцати милях к югу, ты поймешь, что успеешь добраться до пляжа Монтебелло на Коста-Брава. И это должно было стать последней уликой против тебя. Я потребовал, чтобы мне разрешили там присутствовать, и молил Бога, чтобы ты не появилась на этом пляже.

— Все точно сходилось. Так, как и было задумано! — воскликнула. Дженна. — Брэдфорд сказал, что, если будет этот звонок, мне надо бежать. В вестибюле гостиницы вместе с ним будет еще один американец, наблюдающий за агентурой КГБ. Они вдвоем доставят меня в консульство.

— Но ты не поехала с ними. И на пляже убили другую женщину.

— Я не могла отправиться с этими людьми. Как-то вдруг я всем перестала доверять... Ты помнишь тот инцидент в кафе на площади Изабель, незадолго до твоего отъезда в Мадрид?

— Пьянчуга, — ответил Хейвелок, который помнил всю сцену даже чересчур хорошо. — Он натолкнулся на тебя, почти упал, а потом все норовил поцеловать тебе руку в знак прощения. И ты разрешила. Парень просто повис на тебе.

— Мы потом долго смеялись; и ты — гораздо больше, чем я.

— Через пару дней я уже не смеялся. Я был убежден, что именно в этот момент он и передал тебе ключ от бокса в камере хранения аэропорта.

— О котором я не имела ни малейшего представления.

— И который я обнаружил в твоей сумочке, потому что туда его подсунул Брэдфорд, когда был в номере. Я в это время находился в Мадриде. Наверное, ты в этот момент отлучилась куда-нибудь.

— Я была в шоке. Мне стало плохо. Я выходила в туалет.

— Это объясняет появление приемника, морские радиочастоты... Итак, что же дальше с этим пьяницей?

— Я узнала его в том американце, что ждал меня в вестибюле отеля. Мне было не до того, чтобы рассуждать — случайное это совпадение или нет, я просто развернулась и потопала обратно.

— Он тебя не заметил?

— Нет, я поднялась по лестнице. Я испугалась, сама не знаю почему. Может, потому, что он раньше играл другую роль, — не знаю. Помню только одно — злое выражение его лица. Он не осматривал вестибюль в поисках агентов КГБ, а только часто смотрел на часы. И тут я всерьез испугалась. Все смешалось, мне было так горько, как никогда в жизни. Ты собирался позволить меня убить, но вдруг я перестала доверять им.

—Ты вернулась в номер?

— Избави Бог! Я поднялась на свой этаж и на лестничной площадке попыталась подумать, что мне делать дальше. Я даже решила было, что зря не доверяю американцам, что у меня просто истерика и я поступаю глупо, но в этот момент в коридоре послышался шум, я приоткрыла дверь... и поняла, что поступила правильно.