Операция «Цитадель» - Богдан Сушинский

— Да вы, оказывается, азартный игрок, баронесса!

— Не скрою, игра действительно идет по-крупному и со всей возможной отчаянностью. Кстати, советовала бы вам уже сейчас подумать о надежном уголке в Швейцарии. Когда русские и англичане войдут в рейх, к границам этой страны хлынет такой поток, что вас запросто могут затоптать в толпе.

— И вы хотите оказать мне в этом вопросе поддержку?

— Скажу вам еще более убедительно: никто иной в этой стране не способен оказать вам такую поддержку, как я.

«Кажется, ты опять недооценила эту имперскую аристократку», — упрекнула себя Фройнштаг, оставляя машину окончательно заинтригованной.

49

Уже поздно вечером Скорцени получил приказ из Ставки германского командования в Венгрии о назначении его временным комендантом крепости и о том, что ему поручается организация караульной и гарнизонной службы в ней.

— Это ж кому пришло в голову вспомнить о такой приказной ненужности? — удивился обер-диверсант, принимая приказ вместе с пакетом у фельдъегеря обер-лейтенанта Конеста, того самого, который ночью уже доставлял ему пакет под пулями венгерских гвардейцев.

— Все настолько увлекаются величием ваших операций, господин штурмбаннфюрер, — ответил этот рыжеусый австриец, — что постоянно и непростительно забывают о всяческих связанных с вами «мелочах». Даже о таких, как назначение вас на должность и повышение в чине, — повел он подбородком в сторону его знаков различия.

— Да простится им, обер-лейтенант, — великодушно улыбнулся Скорцени.

— И все же, хотите знать, почему появился этот приказ? Трудно поверить, но только потому, что, когда в штабе группировки мне приказали везти пакет теперь уже не просто для Скорцени, как прошлой ночью, а для коменданта Цитадели, я, как старый штабист, возьми и поинтересуйся: «А разве приказ о назначении господина Скорцени комендантом этой крепости — уже издан?» Вот тогда-то они и засуетились.

Скорцени рассмеялся и, расписавшись в ведомости о получении пакета, тут же приложил к ней записку с текстом: «Решительно требую, чтобы обер-лейтенант Конест был представлен к повышению в чине, за личную храбрость в ходе операции „Цитадель”, и исключительную исполнительность! Начальник отдела диверсий РСХА, штурмбаннфюрер СД Отто Скорцени».

— Отдадите ее своему непосредственному командиру, — сказал Скорцени, выждав, когда штабной фельдъегерь прочтет записку. — И пусть только он попробует не представить вас.

Скорцени хотел добавить еще что-то, но, встретившись с расчувствованным взглядом фельдъегеря, запнулся на полуслове.

— С вашего позволения, я не стану отдавать моему подполковнику эту записку, господин штурмбаннфюрер.

— Настолько боитесь его?! — изумленно уставился на него обер-диверсант рейха.

— Нет, что вы! Просто для меня важнее сохранить для потомков эту записку, чем получить очередной чин. Иначе кого я потом смогу убедить, что капитанские погоны получил по такой вот записке самого Скорцени?!

— Не жадничайте, обер-лейтенант. Когда-нибудь, при встрече, напишу еще одну, точно такую же.

Приказ, конечно же, оказался сущей формальностью, поскольку обер-диверсант и так уже выполнял обязанности коменданта, назначив на этот пост самого себя. Тем не менее штабная бумажка придавала ему соответствующий статус и превращала из организатора диверсионного налета во вполне респектабельное официальное лицо, позволяя столь же официально занимать кабинет крепостного коменданта.

Впрочем, новоявленному главе венгерского правительства Ференцу Салаши было совершенно безразлично, кто и на какие должности назначал в эти дни штурмбаннфюрера. В любом случае, свой «визит вежливости» он наносил «выдающемуся диверсанту и политику Отто Скорцени», где бы он сейчас ни пребывал: в роскошно обставленном, как все в королевском дворце, кабинете коменданта или в городской пивной.

Только что объявивший народу о свержении правительства, верного регенту Хорти, и создании нового правительства, которое сам он и возглавил, Салаши — этот пухлолицый крепыш с видом и повадками уличного дебошира пребывал сейчас на вершине счастья.

— То, что вы совершили для венгерского народа и для партии «Скрещенные стрелы», — воистину неоценимо, — бубнил он, благодарственно склонив голову и до неприличия долго задерживая в своих руках могучую руку Скорцени. — Вы навеки войдете в историю Венгрии как выдающийся…

Салаши вдруг замялся, не зная, в качестве кого он должен определить обер-диверсанта рейха в истории своего народа. Воспользовавшись этим, Скорцени освободил свою руку, снисходительно рассмеялся и поучительно произнес:

— Вот так и венгерские историки тоже долго будут мяться, не зная, в роли кого втиснуть меня в досточтимую историю вашей страны. Поэтому пощадим наших хронистов, все равно ведь ни один фюрер мира не позволит им написать, что на самом деле истории всех монархий творит не народ и не прославленные в эпосах рыцари-герои, а всемогущий тайный «Орден диверсантов». Именно так: преданных, отчаянно храбрых, но самой профессией своей обреченных на неизвестность — диверсантов.

— Это несправедливо, господин Скорцени, — повертел фюрер венгров все еще склоненной в благодарности головой. — Завтра же вы будете награждены высшей военной наградой Венгрии. Кроме того, я обращусь к фюреру с просьбой позволить вам, как венгру по крови, возглавить Службу безопасности и разведки нашей страны, кстати, в чине генерал-майора. Для начала, — многозначительно уточнил он, — генерал-майора.

— Боюсь, что фюрер решится отпустить меня, только разжаловав до рядового, — иронично предупредил его Скорцени.

— Нас это не смутит, — заверил его фюрер венгерского народа. — Все, что будет касаться вас, штурмбаннфюрер Скорцени, нас уже не смутит.

— Обязывающее заявление.

— В венгерских вооруженных силах вы получите ту должность и тот чин, которого давно достойны.

— Хотелось бы в это верить.

— А заодно и тот особняк в «королевском районе» Будапешта, в котором только и должен жить такой человек, как вы.

Все это, или нечто подобное, Скорцени уже слышал от Бенито Муссолини, после того как освободил его из плена и по существу посадил в кресло руководителя нового государства в Северной Италии. Но даже к самым заманчивым предложениям, как, впрочем, и к самым суровым угрозам, первый диверсант империи привык относиться спокойно.

«Хорошо уже хотя бы то, что этот человек осознает себя одним из „должников Отто Скорцени”, — подумалось первому диверсанту рейха, — и убеждает себя, что способен быть благодарным».

Как только Салаши удалился, в кабинет, с какими-то бумагами в руке вошел Фёлькерсам. Однако объяснить причину своего появления он не сумел, поскольку дверь вновь открылась и, величественным жестом отстраняя адъютанта Родля и всех, кто способен был помешать ему пройти к коменданту, перед Скорцени предстал некий древний господин в столь же древнем генерал-фельдмаршальском мундире времен давно не существующей австро-венгерской армии.

— Я не мог не навестить вас, господин Скорцени, — еще на ходу проговорил он хрипловатым от старческого удушья, к тому же теряющимся в пышных усах голосом. — Говорят, что вы — венец.

— Все вокруг помнят об этом лучше, чем я сам, — сдержанно заметил Скорцени, — поэтому постоянно напоминают.

— Признаться, — остановился фельдмаршал посредине кабинета, — мне очень хотелось увидеть вас, освободителя Муссолини. Вот вы какой, молодой человек! Это прекрасно, что вы спасли дуче. Причем спасли в той ситуации, в которой спасения ему уже, казалось бы, ждать было не от кого.

— Знать бы еще, кто передо мной, — едва слышно проговорил обер-диверсант, обращаясь к Фёлькерсаму.

— Это же эрцгерцог Фридрих Габсбургский, — также едва слышно просветил его один из командиров коммандос. — Особа из императорского рода.

— Даже так?! Прошу присесть, господин фельдмаршал, — только теперь приподнялся со своего кресла Скорцени. — И будьте уверены, что я внимательно выслушаю вашу просьбу.

Чинно усевшись, фельдмаршал долго поправлял китель и безумное множество орденов, название и значение которых не знал даже он сам.

— В конюшне королевского дворца стоит несколько моих парадно-выездных лошадей. Так было всегда, — поспешил он заверить нового коменданта. — Во все времена. Так не могли бы вы позволить и впредь держать моих боевых лошадок в этой конюшне?

— Конечно же, можете держать их там, ваше сиятельство. Почту за особую честь иметь их под охраной своего гарнизона. Если бы сама конюшня вдруг исчезла, ваши кони все равно стояли бы во дворце, даже если бы для этого их пришлось содержать в покоях венгерских королей.