Омар Хайям - Шамиль Загитович Султанов

Трясу надежды ветвь, но где желанный плод?

Как смертный путь судьба в кромешной тьме найдет?

Тесна мне бытия печальная темница —

О, если б дверь найти, что к вечности ведет!

Кто в тайны вечности проник? Не мы, друзья,

Осталась тайной нам загадка бытия,

За пологом про «я» и «ты» порою шепчут,

Но полог упадет — и где мы, ты и я?

«Не станет нас». А миру — хоть бы что!

«Исчезнет след». А миру — хоть бы что!

«Нас не было, а он сиял и будет!»

«Исчезнем мы…» А миру — хоть бы что!

Но с этим связана и другая неутихающая внутренняя творческая боль Омара Хайяма как ученого-рационалиста. Последовательное мышление познающего человека так или иначе основано на том, что тот возможный и вероятностный мир, который он познает, «здесь и сейчас» — всего лишь мельчайшая частица сложного и неимоверно загадочного универсума миров с его вечно неведомыми и таинственными законами. И какие бы усилия мыслящий человек ни предпринимал и как бы реально он ни постигал законы и закономерности своего мира, его итоговое знание всегда будет относительным, а тайна Всевышнего Аллаха не уменьшится. Между универсумом миров, сотворенным и постоянно сотворяемым Всемогущим, и человеком всегда останется пульсирующий туман вечной тайны. И суть не только в том, чтобы понять величие этой тайны и тут же забыть. Вдохновляющий отблеск этой величайшей загадки должен проникать, просачиваться, оплодотворять каждодневное мышление и интуицию личности, идущей по трагическому пути познания.

Я — школяр в этом лучшем из лучших миров.

Труд мой тяжек: учитель уж больно суров!

До седин я у жизни хожу в подмастерьях,

Все еще не зачислен в разряд мастеров…

Вместо солнца весь мир озарить — не могу,

В тайну сущую дверь отворить — не могу,

В море мыслей нашел я жемчужину смысла,

Но от страха ее просверлить не могу.

И именно отсюда следует трезвый, без всяких иллюзий, всепроникающий релятивизм мышления Омара Хайяма:

Кто сведущ глубоко в делах земного царства,

Тому одно — печаль, и радость, и мытарства.

Не вечны, милый друг, добро и зло Вселенной,

На свете все — болезнь, на свете все — лекарство.

Другой аспект, другая сторона рационального релятивизма Хайяма оказывается уже органичным компонентом суфийского мироощущения: все в конвенциональном мире, определяемом законами и нормами человеческого мышления, находится в непрерывном изменении и постоянном движении. Здесь все лишь переход от одного состояния (которого нет в действительности) к другому состоянию (которого, естественно, тоже нет), здесь нет ничего абсолютного, кроме тайны.

О невежда, вокруг посмотри, ты — ничто,

Нет основы — лишь ветер царит, ты — ничто.

Два ничто твоей жизни — предел и граница,

Заключен ты в ничто, и внутри ты — ничто.

Поутру просыпается роза моя.

Поутру распускается роза моя.

О жестокое небо! Едва распустилась —

Как уже осыпается роза моя.

Верующий и мыслящий человек должен быть предельно смелым и мужественным, преодолевая все испытания, даруемые Аллахом, постоянно сталкиваясь, ощущая, погружаясь в ту тайну, которая неизменно присутствует внутри и вне его тела и духа. Но мыслящий индивид должен также осознавать «здесь и сейчас», что в своем индивидуальном потоке жизни, на своем личностном пути познания он ежеминутно сталкивается с загадками, которые сам же и создает. Мышление, чувства, желания, воля выделяют, определяют, ограничивают в этом бесконечно многообразном мире то, что личности, в соответствии с ее культурными нормами, религиозными принципами и традициями, кажется необходимым, возможным или невозможным. Так, в соответствии с некими шаблонами ограничивается, переформатируется, огрубляется и почти перестает быть мерцающей загадкой тайна мира, так противопоставляется знакомый и обыденный мир человека тому таинственному миру, что также рядом, но который настолько непривычен и никогда не замечается.

Устойчивый, но только благодаря системе принятых иллюзий, описываемый знакомыми, но часто уже потерявшими первоначальные глубинные значения словами, символами культуры, сознательно и бессознательно ограничиваемый привычками, традициями отдельного индивида, личностный конвенциональный мир всегда противостоит сложному и загадочному, неуловимому и постоянно изменяющемуся потоку реальности. Омар Хайям говорит, что даже реальный мир, окружающий конкретного индивида, всегда сложнее самого сложного индивидуального образа об этом мире.

Ты видел мир, но все, что ты видал, — ничто.

Все то, что говорил ты и слыхал, — ничто.

Итог один, весь век ты просидел ли дома,

Иль из конца в конец мир исшагал, — ничто.

Суфии, как и Хайям, убеждены, что свобода тотального воображения, способность жить во многих реальностях многомерных миров одновременно может быть эффективнейшим приобретением на пути реального и эффективного самопознания личности. Нельзя бояться потерять привычный, комфортный, но только свой мир. Ведь глубочайшее прозрение заключается как раз в том, что признание потери, когда человек перестает хвататься за то, что безвозвратно утрачено, или за то, чего никогда и не было, оставляет за собой восхитительную пустоту, которая не бесплодна, а бесконечно плодоносна.

Одна из важнейших позитивных концепций в системе мироощущения Омара Хайяма — личностная жизнь как постоянная реализации потенциала человека. Личность, индивидуальность, индивид — это не только тело, не только душа, не только разум и так далее, это развертывание человеческой тотальности в течение времени всей его жизни, творение своего рода особой личностной мозаики, в которой, возможно, и скрывается зашифрованный ответ о предназначении каждого конкретного человека на земном плане. Жизнь личности — особая, уникальная ценность для Омара Хайяма:

Хорошо, если платье твое без прорех.

И о хлебе насущном подумать не грех.

А всего остального и даром не надо —

Жизнь дороже богатства и почестей всех.

За мгновеньем мгновенье — и жизнь промелькнет…

Пусть весельем мгновение это блеснет!

Берегись, ибо жизнь — это сущность творенья,

Как ее проведешь, так она и пройдет.

Но ведь жизнь невозможна без смерти. Более того, парадоксальным образом только смерть придает истинную ценность жизни. Как бы в разных аспектах, в различных ипостасях, с тончайшими нюансами обсуждает поэт с самим