Омар Хайям - Шамиль Загитович Султанов

От веры к бунту — легкий миг один.

От правды к тайне — легкий миг один.

Испей полнее молодость и радость!

Дыханье жизни — легкий миг один.

Но мгновение, миг — это и прообраз всего сущего в его всеобщности, сцепленности и целостности. Жизнь — это река переплетенных мгновений, и каждое из них человек должен пройти, осознать, испить. Призывая к величайшему спокойствию и истинному исламскому терпению перед лицом необратимой смерти, Омар Хайям призывает по-настоящему ценить каждый миг жизни.

Если к чаше приник — будь довален, Хайям!

Если с милой хоть миг — будь доволен, Хайям!

Высыхает река бытия, но покуда

Бьет еще твой родник — будь доволен, Хайям!

Омар Хайям — суфий и ученый-рационалист. Но он в то же время трагическая и одинокая личность, для которого его единичность, его индивидуальное «я», значение его индивидуальной, неповторимой жизни, имеющей определенное и неслучайное предназначение в грандиозном замысле Всевышнего Аллаха, играет колоссальную роль. Для осуществления, реализации фатальной предопределенности индивида личностная, креативная свобода имеет особое значение — ведь это именно та свобода, которой пропитаны все миры, которая вплетена в конструкции абсолютных законов мироздания.

Блажен, кто в наше время свободным шел путем,

Довольствуясь уделом, дарованным Творцом;

От жизни, от мгновенья все, что хотел, он взял,

Жил вольно, без печали, с фиалом и вином.

В жизни сей опьянение лучше всего,

Нежной гурии пение лучше всего,

Вольной мысли кипение лучше всего,

Всех запретов забвение лучше всего.

Для Омара Хайяма прежде всего важна внутренняя духовная свобода, свобода от тех пут, которые человек сам создает и налагает на себя. Высшая свобода — путь от прихоти непознанной случайности, путь от гнета многочисленных желаний — посильна тому только, кто неподвластен суетным превратностям жизни, выходит из мира условного, из оболочки своего маленького «я», обретая подлинное «Я».

В мире временном, сущность которого — тлен,

Не сдавайся вещам несущественным в плен,

Сущим в мире считай только дух вездесущий,

Чуждый всяких вещественных перемен.

До рождения ты не нуждался ни в чем,

А родившись, нуждаться во всем обречен.

Только сбросивши гнет ненасытного тела,

Снова станешь свободным, опять богачом.

Тема уникальности, а следовательно, глубочайшей неслучайности каждой человеческой жизни — одна из центральных в рубайяте Омара Хайяма. Здесь, в этом трехмерном, физическом мире, постоянно происходит круговорот всего сущего: первоэлементы взаимно переходят друг в друга. Человек рождается и умирает.

Вчера я в лавке был у славных гончаров,

И был искусен там любой из мастеров…

Я видел то, чего не видели слепцы, —

В руках у каждого я видел прах отцов!

После смерти человек, смешавшись с прахом, сам превращается в глину. Гончар создает из этой глины изделия, которые вновь попадают к людям. Кувшины и чаши разбиваются, снова неторопливо месится глина… Таков, по сути, вечный круговорот материи. Другой путь циклической трансформации материи — через травы и цветы, которые вырастают на могиле человека, вянут, умирают и вновь вырастают.

Фаянсовый кувшин от хмеля, как во сне,

Намедни бросил я о камень. Вдруг вполне

Мне внятным голосом он прошептал:

«…Подобен Тебе я был, а ты подобен будешь мне».

Трава, которою — гляди! — окаймлена

Рябь звонкого ручья, — душиста и нежна.

Ее с презрением ты не топчи: быть может,

Из праха ангельской красы взошла она.

Но ведь ни трава, ни глина, ни кувшин с человеком не сравнятся. И четверостишия о кругообороте материи нужны Хайяму для того, чтобы подчеркнуть предельно простую и трагическую мысль: человек умрет, и из его праха могут сделать кувшин, но из кувшина человека уже не сделаешь. И для Омара Хайяма каждый человек — это уникальное и неповторимое единство тела и духа.

Твердят нам лицемеры: то тело, а это дух,

Не признают единства нигде субстанций двух.

Вину с душой не слиться! Да будь все это так,

Давно б всадил в свой череп я гребень, как петух.

Смерть творит из тела прах, а душа? Омар Хайям много размышлял о том, что становится с душой человека после его смерти. В конце трактата о всеобщности существования есть такие слова: «Учения Гермеса, Агатодемона, Пифагора, Сократа и Платона таковы, что души, находящиеся в телах людей, обладают недостатками, колеблются и переходят из одного тела в другое до тех пор, пока не станут совершенными, а когда они становятся совершенными, они теряют связь с телами. Это называется метемпсихозой; если же души переходят в тела животных, это называется метаморфозой; если они переходят в растения, это называется усыплением, а если они переходят в минералы, это называется окаменением. Таковы разряды, соответствующие у них нисходящим ступеням ада».

Историк Ахмад Насрулла Татави в своей «Истории тысячи» писал: «Из многих книг известно, что он (Хайям) придерживался веры в переселение душ. Рассказывают, что в Нишапуре был старый медресе и для его ремонта ослы возили кирпичи. Однажды ученый шел с несколькими учениками по двору медресе. Один из ослов никак не входил во двор. Когда ученый увидел это, он улыбнулся и, подойдя к ослу, сымпровизировал стихи:

Ты нас давно покинул и возвращен, когда

Твое исчезло имя из мира без следа,

Когда срослися ноги в копыта у тебя,

Хвостом ослиным стала седая борода.

Осел вошел. У ученого спросили, в чем причина этого. Он сказал: душа, которая принадлежит телу этого осла, раньше находилась в теле преподавателя этого медресе — поэтому он и не мог войти. Но теперь, когда он увидел, что его товарищи узнали его, он волей-неволей должен был войти».

Если этот учитель был невежественным лицемером-чалмоносцем, то его душа, с точки зрения Хайяма, могла переселиться только в осла. Это, конечно, анекдот. Ислам отвергает концепцию переселения душ. На самом же деле, исходя из восприятия человека как неповторимого единства материальной и духовной субстанций, Хайям должен был вновь и вновь приходить к выводу о трагической уникальности и одиночестве личности в универсуме