Гонка за врагом. Сталин, Трумэн и капитуляция Японии - Цуёси Хасэгава

Пока император встречался со своими родственниками, кабинет министров проводил экстренное совещание. Того прибег к казуистике и, не веря собственным словам, утверждал, что четвертый пункт ноты Бирнса не означает вмешательства во внутренние дела Японии. Анами категорично заявил, что принятие ноты Бирнса было бы равносильно отказу от кокутай. Главной неожиданностью стало то, что Судзуки изменил свою позицию на 180 градусов. Теперь он не только возражал против того, чтобы соглашаться на требования союзников, отклонивших единственное встречное условие Японии, но и выразил несогласие с тем, чтобы разоружением японской армии занимались американцы и британцы. Если союзники отвергнут эти условия, заявил премьер-министр, у Японии не будет другого выхода, кроме как продолжить войну. Ёнай хранил молчание. Того оказался единственным сторонником принятия ноты Бирнса. Партия мира оказалась на грани поражения.

Последовав совету Мацумото, Того сумел убедить своих коллег отложить решение по этому вопросу до тех пор, когда японское правительство получит от союзников официальный ответ. Министр иностранных дел был шокирован и разгневан предательством Судзуки. Он признался Мацумото, что хочет подать в отставку. Мацумото убедил министра не принимать поспешных решений и попросил его подождать, пока правительство не получит от союзников официальный ответ на свое предложение. Затем Мацумото ворвался в кабинет Судзуки и обрушился на него с упреками, пытаясь заставить премьер-министра снова изменить свое мнение. Судзуки опять заколебался.

Воодушевленный ободряющей речью Мацумото, Того в 18:30 явился в императорский дворец, для того чтобы сообщить Кидо о произошедшем на заседании правительства. Кидо заверил Того, что решение императора принять ноту Бирнса остается твердым и неизменным. Он обещал надавить на Судзуки, донеся до него мнение Хирохито. В 21:30 Кидо вызвал премьер-министра во дворец. Министр – хранитель печати заявил, что у них нет другого выбора, кроме как принять ультиматум американцев. Если Япония отклонит его, то в результате авианалетов и голода пострадают десятки миллионов невинных людей. Более того, могут начаться массовые волнения. В конце концов Судзуки согласился с доводами Кидо[429]. Такаги встретился с Ёнаем и призвал военно-морского министра более активно поддержать решение о принятии ноты Бирнса. Ёнай, в свою очередь, вызвал к себе Тоёду и Ониси и сурово отчитал их за то, что они действовали вопреки воле императора. Он был готов пойти на любые меры, чтобы пресечь брожения во флоте. Ёнай признался Такаги, что, на его взгляд, «атомные бомбардировки и вступление в войну Советского Союза были в какой-то мере даром свыше», поскольку они обеспечили правительство предлогом для окончания войны. «Причина, по которой я так давно выступаю за завершение войны, – сказал Ёнай, – заключается в моей обеспокоенности ситуацией внутри самой Японии. Поэтому весьма удачно, что теперь мы можем прекратить войну, не доводя ситуацию внутри страны до крайности»[430].

Через полчаса после того, как Кидо провел беседу с Судзуки, Анами нанес визит принцу Микасе, младшему брату Хирохито, и попросил его убедить императора изменить свое мнение. Микаса категорически отказался выполнить просьбу Анами. Тогда Анами сказал своему секретарю, полковнику Сабуро Хаяси, что Микаса обвинил армию в том, что с момента Мукденского инцидента военные постоянно игнорировали пожелания императора [Hayashi 1946:166]. Императорский дом оборвал связи с армией. Для того чтобы спастись самим, семья Хирохито готова была пожертвовать важнейшим элементом императорской системы.

В 18:30 Министерство иностранных дел наконец получило официальный текст ноты Бирнса, но, как и планировал Мацумото, известие об этом держалось в секрете вплоть до утра следующего дня, чтобы дать возможность партии мира подготовить новую стратегию. Тем временем в Генеральный штаб пришло множество телеграмм от командиров армий, находившихся за пределами Японии, в которых содержался призыв продолжать войну до конца. Командующий армией в Китае, генерал Ясудзи Окамура, отправил в Генштаб телеграмму такого содержания:

Мы с самого начала ожидали вступления в войну Советского Союза. <…> Я полностью убежден в том, что пришло время приложить все усилия для продолжения войны до самого конца, и вся армия полна решимости погибнуть почетной смертью, не обращая внимания на мирные инициативы противника и пассивную внутреннюю политику.

Маршал Хисаити Тэраути, командующий Южной группой армий, также возражал против заключения мира:

Если мы сейчас откажемся довести нашу священную войну до конца и подчинимся требованиям противника, то кто гарантирует нам сохранение кокутай и защиту территории империи, когда мы лишимся своей военной мощи? <…> Южная группа армий ни при каких обстоятельствах не может принять это предложение неприятеля[431].

Столь сильное давление со стороны командующих армиями в Китае и Бирме подтвердило опасения Министерства армии, что офицеры экспедиционных корпусов Императорской армии не согласятся на капитуляцию. Того же боялся и Стимсон.

США ожидают ответа Японии

12 августа было воскресеньем, но Трумэн работал в своем кабинете, ожидая реакции Японии на ноту Бирнса. Ответ из Токио так и не пришел. Однако Трумэн получил послание от Сталина, в котором тот согласился с предложением американцев назначить Макартура верховным главнокомандующим союзных армий. Тем не менее Трумэна продолжали тревожить последствия советского наступления в Маньчжурии. Некоторые советники президента настаивали на том, чтобы немедленно перебросить американские вооруженные силы в Маньчжурию и Корею. Находившийся в Москве Эдвин Поли, представитель США в Межсоюзной комиссии по репарациям, призвал Трумэна послать американские войска для того, чтобы «быстро занять <…> различные промышленные районы Кореи и Маньчжурии». Гарриман поддержал эту идею. «В Потсдаме, – телеграфировал он в Вашингтон, – генерал Маршалл и адмирал Кинг говорили мне о плане высадки десанта в Корее и Дайрене, если японцы сдадутся до того, как советские войска захватят эти территории». Держа в уме проходившие в то время переговоры между Сталиным и Сун Цзывенем, Гарриман предлагал следующее:

С учетом поведения Сталина и его возросших требований по отношению к Суну я советую высадить десант и принять капитуляцию японских войск, по крайней мере на Квантунском [Ляодунском] полуострове и в Корее. Я не считаю, что у нас есть какие-то обязательства перед Советским Союзом в том, что касается признания за ним исключительного права проводить операции в определенных зонах военных действий [Truman 1955: 433–434].

В Чунцине посол Хёрли и генерал-полковник Альберт Ведемейер, командующий американскими войсками в Китае, били тревогу, сообщая президенту о том, что Чжу Дэ, командующий Красной армией Китая, выступил по радио, призвав японцев и солдат марионеточного государства Маньчжоу-го сдаться в плен ближайшим частям антияпонских сил. Чжу