Игра Джералда - Стивен Кинг

Я так думаю, что в конце концов все-таки вышла и пошла бы в бар, но прежде чем я набралась смелости открыть замок на дверце, приехал Джимми Эггарт. Он запарковался рядом со мной. Джимми – бывший бухгалтер-ревизор из Бостона, теперь на пенсии. Живет на озере круглый год с тех пор, как у него умерла жена в 87-м или 88-м году. Он вышел из машины, взглянул на меня, узнал и улыбнулся… но тут же изменился в лице. Сначала как будто встревожился, а потом попросту испугался. Подошел ко мне и наклонился к окну, чтобы взглянуть повнимательнее. Знаешь, он был просто в шоке – у него даже морщины разгладились на лице. Я это очень хорошо помню: Джимми Эггарт так поразился, что даже помолодел.

Я не слышала, что он сказал, но прочла по губам: «Джесси, с вами все в порядке?» Я хотела открыть дверцу, но мне вдруг стало страшно. В голове появилась совершенно шальная мысль. Что то существо, которое я называла космическим ковбоем, побывало и у Джимми тоже, только Джимми не повезло так, как мне. Оно убило его, и срезало его лицо, и напялило на себя, как хэллоуинскую маску. Я знала, что это бред, но мне от этого было не легче. Потому что я все равно продолжала думать, что Джимми – это не Джимми. И я не могла заставить себя открыть эту проклятую дверцу.

Я не знаю, насколько кошмарно выглядела в то утро, и не хочу  это знать. Но, наверное, очень  кошмарно, потому что как только Джимми меня разглядел, у него стало такое лицо, как будто он перепугался до полусмерти и его сейчас стошнит. Мне показалось, что он сейчас с воплями убежит. Но он, слава Богу, не убежал. Он открыл дверцу и спросил, что со мной случилось: я попала в аварию или меня кто-то ранил?

Я проследила за его взглядом и поняла, почему он так разволновался. Должно быть, порез на запястье снова раскрылся, потому что прокладка, которой я замотала рану, была вся пропитана кровью. Весь перед юбки был залит кровью – как при самых обильных месячных, если не хуже. И вся машина была в крови: кровь на руле, на приборной панели, на рычаге переключения передач… даже на лобовом стекле были подтеки крови. Большинство уже высохло – знаешь, до такого противного коричневатого цвета, какой становится кровь, когда высыхает, мне он всегда напоминает шоколадное молоко, – но там были и свежие пятна, ярко-красные и влажные. Представляешь, Рут, пока не увидела это своими глазами, я и не представляла, что в человеке может быть столько  крови. Неудивительно, что Джимми весь побелел.

Я попыталась выйти из машины – я так думаю, мне хотелось ему показать, что не все так страшно, что я вполне в состоянии передвигаться сама и что за меня не надо так переживать, – но случайно задела больной рукой за руль и у меня потемнело в глазах. Я не упала в обморок, не отключилась, но у меня было такое чувство, что оборвались последние провода между головой и всем остальным телом. Меня повело, я почувствовала, что сейчас упаду вперед, и еще подумала, что это будет достойное завершение ее злоключений – выбить зубы об асфальт… и особенно после того, как ты угрохала целое состояние на коронки на передних зубах не далее как в прошлом году. Но Джимми меня подхватил… прямо за сиськи схватился, кстати. Я слышала, как он кричит: «Эй там! Кто-нибудь! Мне нужна помощь!» – таким визгливым, пронзительным, старческим голосом. Я едва не рассмеялась, когда услышала… но у меня не было сил смеяться. Я прижалась щекой к его груди и попробовала отдышаться. Я чувствовала, как колотится мое сердце, но в то же время мне почему-то казалось, что оно вообще не бьется. Потом у меня в голове прояснилось, я опять начала воспринимать цвета, и увидела, что к нам уже бегут какие-то люди. Человек пять или шесть. И в том числе – Лонни Дейкин. Он ел булку, и на нем была розовая футболка с надписью У НАС НЕТ ПОСТОЯННОГО ГОРОДСКОГО ПЬЯНИЦЫ, МЫ НАДИРАЕМСЯ ВСЕ ПО ОЧЕРЕДИ. Забавно, правда, что я запомнила такую ерунду, когда мне казалось, что я сейчас просто умру.

– Кто вас так, Джесси? – спросил Джимми. Я попыталась ответить, но не смогла выдавить из себя ни слова. И наверное, оно и к лучшему, если учесть, что  я пыталась сказать. Кажется, я пыталась сказать: «Мой отец».

Джесси оторвалась от компьютера, достала из пачки очередную сигарету и взглянула на фотографию, вырезанную из газеты. С фотографии на нее смотрел Раймон Эндрю Жобер… смотрел так же восторженно, как и в ту первую ночь, когда стоял в темном углу ее спальни… и во вторую, когда подкараулил ее в кабинете Джералда. Почти пять минут Джесси просто сидела и смотрела на фотографию. Потом встрепенулась, как человек, который слегка задремал, но потом вдруг взбодрился, закурила и вернулась к письму. Она была уже на седьмой странице. Джесси потянулась – в спине что-то тихонько хрустнуло – и вновь застучала по клавишам. Курсор на экране возобновил свой танец.

Минут двадцать спустя – за эти двадцать минут я узнала, какими добрыми, и заботливыми, и поразительно глупыми бывают мужчины (Лонни Дейкин спросил, не надо ли мне мидола[32]) – приехала «скорая» и меня повезли в больницу. Все как положено: сирена ревет, мигалка мигает. А через час я уже лежала в палате и мне делали переливание крови, мне в вену вставили какую-то прозрачную мягкую трубку, и я наблюдала, как по ней течет кровь. А где-то играла музыка. Какое-то идиотское кантри про то, как тяжела жизнь мужика, от которого ушла любимая девушка и у которого сломалась машина.

На этом заканчивается первая часть моей истории. Назовем ее «Малышка Нелл переходит по тонкому льду» или «Как я выбралась из наручников и спаслась». Есть еще две части, которые я называю условно «Последствия» и «Некрофил». «Последствия» я опущу. Во-первых, переливание крови и пересадка кожи – это мало кому интересно. А во-вторых, мне бы хотелось скорее перейти к «Некрофилу», пока я не слишком устала и не обалдела от долгого сидения за компьютером. Потому что мне хочется все рассказать именно так, как нужно. И именно так, как мне хочется рассказать это именно тебе. Мне это только сейчас пришло в голову, и это самая что ни на есть настоящая голозадая правда, как мы с тобой говорили еще в универе. Если бы не «Некрофил», я бы, наверное, и вовсе не села за это письмо.

Но прежде чем я приступлю к третьей части, я тебе расскажу про Брендона Майлерона, который помог мне справиться с «Последствиями». Я только-только начала лечиться – кстати сказать, это было кошмарное время, – и вот тогда появился Брендон и помог мне прийти в себя. Он меня вроде как удочерил. Я бы назвала его очень милым, потому что он был со мной в самый тяжелый период моей жизни, и я даже не знаю, что бы со мной было без его поддержки, но «милый» – это не то слово, которое можно соотнести с Брендоном. Он человек рассудительный и проницательный. Он видит самую суть вещей, и умеет всему найти объяснение, и знает, что надо делать, чтобы все было правильно. Но и это тоже не совсем правильно. Он не холодный рационалист. Он очень добрый и отзывчивый человек. Просто время поджимает, и я не могу много писать про Брендона. Достаточно будет сказать, что для человека, работа которого заключается в том, чтобы блюсти интересы солидной юридической фирмы и заранее предотвращать возможные последствия потенциально грязных ситуаций с участием очень крупных клиентов, Брендон очень даже неплохо со мной «возился». Как говорится, держал за ручку и всячески ободрял. И он никогда не отказывал мне в сочувствии – в жилетку я ему не плакалась, но промочила слезами весь пиджак его элегантного и дорогого костюма-тройки. Но и это еще не все. Если бы это было все, я вряд ли бы стала так много о нем писать. Помимо всего прочего, он кое-что для меня сделал. Буквально вчера. Сейчас я тебе расскажу.