Игра Джералда - Стивен Кинг

Последние полтора года Брендон с Джералдом вместе вели одно дело… что-то связанное с сетью крупных супермаркетов в нашем округе. Они выиграли это дело. Но речь сейчас не о том. Они с Джералдом очень сдружились. Ну… не то чтобы сдружились, но отношения у них были вполне приятельскими. Есть у меня стойкое подозрение, что теперь, когда Джералда не стало, Брендон должен занять его место в фирме. Но это опять же к делу не относится. В общем, именно Брендон приехал ко мне в больницу от конторы Джералда. И он как нельзя лучше подходил для подобного поручения в качестве – как сказал сам Брендон в свое первое посещение – «главного специалиста по предотвращению возможных неблагоприятных последствий».

Он действительно очень милый – в нем есть какая-то мягкость, да, – и он был со мной честен с самого начала, но у него, безусловно, был и свой интерес. Я это сразу заметила, не сомневайся. В конце концов я почти двадцать лет была замужем за адвокатом, и знаю, насколько рьяно и ревностно они разделяют работу и личную жизнь. Я так думаю, это своего рода защита от нервных срывов. Но я знаю, что именно из-за этой двойственности их так не любят. И это действительно очень непривлекательная и даже, можно сказать, отвратительная черта.

Но Брендон, наоборот, располагал к себе с первого взгляда. Хотя, повторюсь, у него были свои интересы. И прежде всего – любой ценой не допустить огласки каких-то подробностей, которые могли бы нанести ущерб репутации фирмы. А это значит, не допустить огласки каких-то подробностей, которые могли бы выставить в неблаговидном свете меня или Джералда. Сама понимаешь, работа неблагодарная и к тому же рискованная. Какая-нибудь идиотская случайность – и все старания летят к черту. Но Брендон вызвался сам. И, надо отдать ему должное, он не пытался мне врать, что взялся за это дело из уважения к памяти Джералда. Все объясняется проще. Он делал карьеру. Такие дела, если они заканчиваются успешно, открывают прямую дорогу наверх по служебной лестнице. У Брендона все получилось, и я искренне за него рада. Он проявил ко мне доброту и участие, и это уже  достаточная причина, чтобы за него порадоваться. Но есть и другие причины. Он никогда не впадал в истерику, когда я ему говорила, что мне звонил или ко мне приезжал кто-то из репортеров, и со мной он не вел себя так, как будто я была только частью его работы – только частью работы и больше ничего. Знаешь, что я на самом деле думаю, Рут? Я на семь лет его старше и выгляжу сейчас полной развалиной, но мне кажется, что Брендон Майлерон немного в меня влюблен… или, может быть, не в меня, а в героическую Малышку Нелл, которую он во мне видит. Вряд ли он меня хочет как женщину (по крайней мере пока еще нет; хотя мне уже лучше, но я все еще напоминаю синюшного общипанного цыпленка, который уныло болтается на крючочке в витрине мясной лавки), и мне это нравится, знаешь. Я, наверное, уже никогда не лягу в постель с мужчиной. Что-то меня не тянет. Но я солгу, если скажу, что мне не нравится то, как он на меня смотрит. Его взгляд говорит, что я теперь часть его жизни – именно я, Джесси Анджела Махо Берлингейм, а не какое-то абстрактное неодушевленное существо, свидетельница по делу, которое у них в конторе проходит под кодовым названием «Это злосчастное дело Берлингейма». Я не знаю, какое место занимаю в его жизни и что для него важнее, я или работа, но мне это не важно. Мне достаточно знать, что я занимаю какое-то  место в его, скажем так, расписании, и я для него значу больше, чем просто…

Джесси задумалась, подбирая правильное слово. Потом глубоко затянулась и продолжила:

…побочный эффект в плане благотворительности.

Брендон был рядом со мной на всех допросах в полиции. Он записывал мои показания на диктофон. Он очень вежливо, но твердо напоминал всем присутствующим – включая стенографисток и медсестер, – что если кто-нибудь вздумает несанкционированно разгласить сенсационные подробности дела, он поимеет крупные неприятности от очень крутой и солидной юридической фирмы, боссы которой шутить не любят. Видимо, Брендон имеет влияние на людей, потому что никто из посвященных ни разу не дал интервью журналистам.

Самые трудные и неприятные вопросы мне задавали в первые три дня, когда я лежала в больнице на переливании крови. Протоколы тех первых допросов были настолько странными и бредовыми, что действительно выглядели очень даже правдоподобными, когда их опубликовали в газетах… ну знаешь, типа тех идиотских историй из серии «человек искусал собаку до полусмерти», которые иногда появляются в прессе. Хочешь узнать, что говорилось в тех протоколах? Вот что-то типа того:

Мы решили провести день в нашем загородном домике на западе штата Мэн. Мы замечательно позанимались сексом, а потом решили вместе принять душ. Джералд вышел из душа первым, а я еще мыла голову. Он пожаловался на то, что у него пучит живот – наверное, из-за сандвичей, которые мы съели в какой-то там придорожной закусочной по дороге из Портленда, – и спросил, нет ли в доме каких-нибудь таблеток. Я сказала, что не знаю, но если есть, то они лежат либо на туалетном столике, либо на полочке над кроватью. А три-четыре минуты спустя, когда я уже домывала голову, я услышала крик Джералда. Я почему-то сразу подумала, что у него плохо с сердцем. Потом раздался глухой удар – как будто тело упало на пол. Я выскочила из ванной и когда вошла в спальню, у меня подкосились ноги. В буквальном смысле. Я упала, ударилась головой об угол туалетного столика и потеряла сознание.

Согласно этой версии, плоду совместного творчества мистера Майлерона и миссис Берлингейм – кстати, добавлю, что полиция с энтузиазмом схватилась за эту версию, – я несколько раз приходила в себя, но тут же опять отключалась. В последний раз я пришла в сознание, когда бродячей собаке надоело грызть Джералда и она стала обнюхивать меня. Я забралась на кровать (согласно нашей с Брендоном версии, кровать стояла именно там, где стояла – может быть, ее сдвинули те ребята, которые натирали пол, – а мы с Джералдом так распалились, что не стали двигать ее на место) и отогнала собаку, швырнув в нее пепельницу и стакан с водой. Потом я опять потеряла сознание и пролежала в глубоком обмороке несколько часов, истекая кровью. В конце концов я очнулась, кое-как добралась до машины и приехала на заправку… но по дороге опять потеряла сознание. И поэтому врезалась в дерево.

Однажды я спросила у Брендона, как ему удалось сделать так, чтобы полиция поверила в этот бред. Он ответил: «Этим делом теперь занимается полиция штата, а у нас – я имею в виду нашу фирму – много хороших друзей в полиции штата. Мы им оказываем кое-какие услуги, они нам оказывают кое-какие услуги. Но в данном конкретном случае мне даже не пришлось особенно напрягаться. Полицейские тоже люди. И они вовсе не идиоты. Они сразу сообразили, как все было на самом деле, как только вошли в дом и увидели наручники на кровати. Уж поверь мне, они понимают, что это значит: когда мужик умирает от сердечного приступа, а на кровати висят наручники. И этим ребятам совсем не хотелось, чтобы вы с Джералдом стали поводом для грязных шуточек. Потому что на самом деле это был просто нелепый несчастный случай. И очень трагичный несчастный случай».