Реликт - Василий Головачёв

Вакуум-зона не остановила Конструктора. Рост его сначала замедлился до трех сантиметров в час, потом постепенно достиг прежней величины. Колоссальная система поглотителей энергии, созданная людьми, оказалась неэффективной, она отбирала энергию отовсюду, только не из тела Конструктора, а так как площадь последнего все время росла, вместе с ее ростом падала и мощность системы. Через двое суток с момента запуска вакуум-зоны люди вынуждены были прекратить эксперимент, довольствуясь лишь наблюдениями с безопасных орбит.

В кабинете начальника УАСС Джаваира состоялся неконфиденциальный разговор, в котором приняли участие глава правительства Земли председатель ВКС Северов, председатель СЭКОНа Бардин, Сергиенко, Торанц и Пинегин.

Северов был на вид спокоен и уравновешен. Бесстрастный, как монгольский божок девятнадцатого столетия, Джаваир изредка посматривал на руководителя правительства сквозь узкие щелочки глаз и кивал головой, словно соглашаясь со всем, что тот говорил.

– Пора наконец решаться на радикальные меры, – говорил Северов чуть медленнее обычного, обводя собеседников пристальным взглядом. – Так дальше продолжаться не может. Кто-нибудь из вас способен проанализировать ситуацию до конца?

После некоторого молчания заговорил сосредоточенный Сергиенко:

– Возможны только два выхода из создавшегося положения. Первый – катапультировать Конструктора хотя бы за пределы орбиты Юпитера; другой – уничтожить его с помощью ТФ-эмиттера.

– Или просто ждать… – пробормотал Торанц.

– Не слышу предложений, – чуть резче сказал Северов. – Договаривайте, Сергей. Что вас смущает?

Сергиенко сжал большие руки в кулаки, посмотрел на них и вздохнул.

– На первое у нас не хватит энергии, масса Конструктора оценивается сейчас в триллионы тонн. В результате второго мы… станем убийцами. Подходит вам такая перспектива?

Красноречивая тишина была ответом.

– И все же, – нарушил молчание Бардин, – объясните поподробней, что значит – не хватит энергии?

– Это значит, что всех энергетических запасов Даль-разведки и УАСС не хватит, чтобы выбросить четыреста триллионов тонн Конструктора даже за пределы самого Марса. Формула Ромашина, расчет прост… можете убедиться сами.

– А на то, чтобы уничтожить хватит?

– Ни одно материальное тело не выдержит удара скалярного ТФ-поля, когда взрывается, изменяется даже вакуум! И никакая самая фантастическая защита не поможет Конструктору, убежден. Мы живем в реальном физическом мире, в котором законы физики едины и для нас, и для него.

Джаваир продолжал молчать. У него было свое мнение, но он ждал, пока выскажутся другие.

– Зато я далеко не уверен, что та физика, которую мы знаем, – это истинная физика космоса, – сказал Северов. – Как часто мы заблуждались, объявляя, что знаем о каком-то явлении все! Примеры, надеюсь, приводить не нужно? Перед нами же не просто какое-то физическое явление – иная Вселенная! Вдумайтесь – иная Вселенная! А вдруг не поможет и этот ТФ-эмиттер, тогда что?

Перемигивались на пульте видеоселектора огни индикаторов – нервных окончаний глобальной сети контроля за безопасностью человеческих жизней; тихий непрерывный шелест переговоров доносился из динамиков; стенные виомы то вспыхивали цветными волнами, то гасли – за стенами кабинета кипела жизнь миллиардов человеческих существ, в большинстве своем не предполагающих, что над ними, над их спокойным бытием навис дамоклов меч неизвестности.

– Так что мы решим? – очень тихо и спокойно спросил Северов. – Мы, понимаете? Не полумифический Сеятель, серый призрак, а мы сами?

– Ждать, – холодно и тоже спокойно отозвался Джаваир. – Выигрывает в конечном итоге тот, кто не имеет пределов терпению. Непосредственной опасности нет, мы эвакуировали всю рабочую примарсианскую зону. Вот если Конструктор вздумает выйти за пределы Марса… Что ж, тогда остается последний шаг, о котором почему-то никто из вас не произнес ни слова. Никто! А ведь вы руководители главных организующих центров человечества!

– Не кори, – нахмурился Северов. – Мы тоже способны ошибаться. К сожалению. Разве что ошибки наши обходятся дороже… в этом ты прав. Что же это за шаг?

– Контакт!

По наступившему молчанию Джаваир определил всю глубину замешательства собеседников.

– Вы не так меня поняли, друзья, – мягко сказал он. – Я имею в виду контакт с остальными сверхоборотнями.

– Ты с ума сошел, – сказал Торанц. – Они же вышли из нашего звездного Рукава.

– Да, вышли, но все же догнать их можно. Догнать и попытаться убедить забрать с собой Конструктора. Шанс невелик, но он есть.

– Думайте, – сказал Северов. – Думайте, асы. Времени у нас нет. Вступайте в контакт со сверхоборотнями, с серыми людьми, с чертом и дьяволом, но придумайте что-нибудь!

Грехов включил запись, и распахнувшиеся стены комнаты ввели его в концертный зал Большого Кремлевского дворца в Москве, заполненный до отказа. Три века служил этот зал искусству, и даже в век совершеннейшей видеопередачи, эйдопластической техники и сенсорных эффектов он не устарел; было что-то трогательно-нежное в том сложном комплексе чувств, с которым люди приходили в этот зал: словно ветер старины, древности и… детства овевал его, заставляя с особой остротой чувствовать приобщение к прекрасному, вспоминать подернутые пеплом времени страницы жизни древней столицы мира и приходить сюда снова и снова…

Грехов не раз бывал во дворце, был и в тот вечер, когда впервые дал о себе знать ансамбль «Василиск», рожденный талантом его руководителя, композитора и певца Веселина Ярова. Эту запись он тоже смотрел не однажды, но для Диего Вирта концерт «Василиска» был откровением.

После того как замолк ручей хрустальных звуков и замер голос певца, Диего долго сидел в темноте без движения, думал о чем-то своем, словно забыл о существовании друга. Когда наконец свет вспыхнул и вокруг них сомкнулись стены комнаты, затерянной в недрах деймосской базы, Диего поднял голову и посмотрел на Грехова, глядевшего на него со странным выражением на лице.

– Ты что-то задумал, – утвердительно сказал он.

Грехов усмехнулся, выключил видеорейдер и спрятал кристалл записи в карман. Походив по комнате, в которой ничего не было, кроме