Цветы на нашем пепле. Звездный табор, серебряный клинок - Юлий Буркин

— Вовсе нет, — продолжал Дент-Пиррон. — Я просто люблю есть. Сам не знаю, почему. Люблю до непристойности. Я ем буквально каждый день и ничего не могу с собой поделать. Но ведь в этом же нет преступления? — посмотрел он на короля с надеждой.

— Нет, — успокоил его тот. — Хотя это и странно. Так при чем же тут «пузыри»?

— Сейчас, сейчас, вы все поймете. И вот однажды я обнаружил, что вешу уже так много, что больше не могу летать. Я собрал в кулак всю свою волю и прекратил есть. И примерно через полгода снова начал летать. Но что это были за полгода! — толстяк страдальчески возвел глаза к небу. — Я испытывал муки. Я потерял сон! Мое настроение было отвратительным, и я начал изводить соплеменников строгими распоряжениями! Да я и чувствовал себя при этом отвратительно. Тогда я плюнул на все и снова стал есть столько, сколько мне нравится. И снова потерял способность летать. Это продолжается уже несколько лет.

И вот тогда один из моих, э-э-э…, подчиненных придумал штуковину, которая бы очень мне помогла, если бы только я не посчитал невозможным ею воспользоваться. Он выдул из флуона большой пузырь, а затем наполнил его газом, который выкачал из наловленных им для этой цели шар-птиц. Он даже сумел не причинить бедняжкам никакого вреда и отпустил их на волю. В результате он получил пузырь, который так и тянет вверх любой груз. Сам по себе этот пузырь поднять меня не смог бы, но когда я немного помогал себе крыльями… Я снова летал!

Две ночи я забавлялся этим давно забытым ощущением… — Дент-Пиррон виновато заморгал. — Да, признаюсь, я не смог удержаться от того, чтобы не попробовать… Но потом выяснилось, что кое-какие негодяи подглядывали за мной. Устроили, понимаете ли, себе развлечение… И тогда я взял себя в руки и… и спрятал этот пузырь туда же, где держу музыкальные инструменты. Казните меня, мой король. Я виноват и вину свою признаю полностью.

— Да, это занятная история, — признал Лабастьер, представив толстяка болтающимся в небе на флуоновом пузыре и пряча улыбку. — Но, думаю, большой вины за вами нет…

— Да? Я очень рад, — торопливо согласился толстяк. — А как насчет водопровода?

— А это еще что такое? — нахмурился король. — Впрочем, я, кажется, понял, что тут у вас творится. Выкладывайте уж сразу все, что вы тут напридумали…

В разговор вмешалась Мариэль:

— Кстати, что это за симпатичные любопытные лица постоянно выглядывают из ваших окон? Наверное, это ваши домашние?

— Совершенно верно, милая девушка, — обрадовался смене темы городской владыка.

— Так что же вы их нам не представите?

— Я попросил их не мешать нашему разговору.

— Это не совсем прилично, — заметил Лабастьер. — Давайте-ка познакомимся с ними. А обо всех ваших преступных изобретениях мы поговорим позже.

— Все мои домашние — маака, — продолжал без умолку болтать Дент-Пиррон, ведя гостей наверх по винтовой лестнице. Лицо его стало печальным. — Моя любимая женушка Дипт-Рууйни скончалась при родах, а жениться во второй раз я не пожелал. В нашей семье осталась самка-маака, так что я не обделен теплом, а Рууйни мне все равно никто не заменит, да и продолжать свой род с кем-то другим я не стал бы… И ничего. В нашей семье множество детей — маака. Кстати, и есть-то без всякой меры я начал именно тогда. Я и раньше, возможно, любил покушать несколько больше других, а тут уж и вовсе потерял голову. Тосковал и ел. Ел и тосковал…

Они добрались до второго этажа и прошли через потолочное отверстие. С напольных ковриков поднялись и поклонились гостям трое маака — супружеская пара и юный самец, очевидно их младший, еще живущий с родителями, сын. Цвета их одежды были те же, что и у Дент-Пиррона — серебро и золото. По-видимому это были фамильные цвета.

Не успели гости и хозяева обменяться приветствиями и представиться, как Дент-Пиррон вскричал:

— Кстати! А не пора ли нам перекусить?!

— Нашим гостям, пожалуй, пора, — отозвалась самка, назвавшаяся Айнией. — Они потратили в дороге много сил. А вот нам это необязательно. Особенно тебе, дорогой. И, думаю, надо распорядиться о том, чтобы кто-то позаботился о поврежденном крыле, — указала она на Лаана.

В тот момент, когда самка произнесла слово «дорогой», Лабастьер бросил взгляд на самца маака, и по умиротворенному выражению его лица убедился, что в этой, хоть и неполной, семье царят мир и согласие.

— Айния, — укоризненно покачал головой Дент-Пиррон. — Неужели ты думаешь, я не заметил, что наш многоуважаемый гость нуждается в лечении? Но есть тут один щекотливый момент… С одной стороны, крыло можно починить традиционным способом, но тогда оно не будет складываться полностью, будет доставлять неудобство на земле, да и в полете будет недостаточно гибким… С другой стороны, есть у меня один умелец… Э-э… Если возьмется он, крыло будет, как новое… Но… Боюсь, его методы несколько не соответствуют… Инструменты и приспособления, которыми он пользуется…

— Непозволительно сложны, — догадался Лабастьер.

— Вот именно, вот именно, — подтвердил махаон и удрученно потупился.

— А долго он будет возится, этот ваш умелец? — поинтересовался Лаан.

— Если возьмется прямо сейчас, к началу сегодняшнего бала вы уже могли бы летать, — с воодушевлением заверил Дент-Пиррон, но тут же стушевался и, осторожно глянув на короля, добавил. — Только уважение к вашему другу заставило меня сделать это предложение. Не сомневайтесь, упомянутые инструменты и приспособления я держу все в той же кладовке…

— Вместе с музыкальными инструментами, воздушным пузырем, — продолжил за него Лабастьер, — и этим, как его…

— Водопроводом? — поспешил на помощь махаон.

— Вот-вот.

— Нет, мой король, водопровод, к несчастью, в кладовую не спрячешь, это довольно громоздкий предмет…

— Мой господин, — вмешался Лаан, обращаясь к королю, — мне бы хотелось починить крыло так быстро и качественно, как он обещает.

— Действуйте, — махнул рукой Лабастьер. — Хотел бы я побывать в этой вашей кладовке. Я даже настаиваю на этом.

— Я и сам мечтаю о том же! — вскричал Дент-Пиррон. — Тяжким бременем на моей душе лежит то, что мне приходится хранить взаперти очень удобные и полезные вещи. Но я не уверен в их законности. И я очень хотел бы, чтобы вы лично указали, какие из них следует уничтожить, а какие — разрешить. И присаживайтесь, наконец. В мою кладовую отправимся сразу после трапезы. Айния! Ну где же угощения?!

— Успокойся, милый, — кивнула маака. — Уже несут.

— А ты, мальчик мой, — обратился Пиррон к юному самцу, — будь добр, отведи нашего раненого гостя к мастеру Луару, и пусть тот немедленно возьмется за починку лечение.

— Так инструменты-то у вас в кладовке, — заранее догадываясь, что примерно услышит в ответ, вкрадчиво напомнил Лабастьер.

— У Луара есть свой ключ, — как ни в чем не бывало сообщил Пиррон, принимаясь за принесенные лакомства.

Лабастьер усмехнулся и покачал головой. Похоже, преступные механизмы, хранящиеся в кладовке махаона, не так уж недоступны жителям его селения, как он хотел изобразить сначала. Но разговор этот король решил отложить до момента посещения этой самой кладовой и не портить сейчас настроения гостеприимным хозяевам.

Лаан с юным маака удалились, остальные же приступили к трапезе.

…Итак, вы ищете невесту, — сказал со-муж Дент-Пиррона маака Барми. Взгляд его бежевых глаз был мягок, но проницателен. — Что ж, вполне возможно, что вы найдете ее именно у нас. В наших краях множество молодых и привлекательных самок, есть среди них и дочери именитых семейств.

— Я был бы счастлив такому исходу, — подтвердил Лабастьер и, скорее из вежливости, нежели от жажды, пригубил напиток бескрылых из глиняной пиалы.

— А кем, если не секрет, приходится вам ваша милая спутница? — улыбнувшись Мариэль, спросила Айния.

— И этот молчаливый юноша, которого вы назвали «Ракши», — добавил Барми, переведя на того свой взгляд.

— Мариэль и Ракши — жених и невеста, — пояснил Лабастьер, — и они — наши друзья по несчастью. Они ищут диагональ. Так что не только я буду с надеждой знакомиться с вашими молодыми соотечественниками.

— Сколь трагичны порою, но сколь прекрасны и справедливы наши обычаи, — заметила Айния.

— А что, в том селении, откуда вы пришли, ни вам, ни вашим спутникам никто не приглянулся? — отвлекся от поглощения пищи Дент-Пиррон и с каким-то опасливым любопытством посмотрел на Лабастьера.

— Любезный мой вассал, — прищурился король, — я уже по достоинству оценил ваш осторожный нрав и хитрый ум. Я уверен, что этот вопрос вы задали неспроста.

— Ну-у… — смутился Пиррон. — Ладно, скажу начистоту. Не нравятся мне наши соседи. Не понимаю я их. Они не проявляют открытой враждебности, но и от контактов вежливо уклоняются. А были случаи, что наши бабочки, отправившись туда, исчезали навсегда.