Будни и праздники - Николай Бондаренко

Неподалеку от площади Горького он встретил девчонку в белом платье. Она шла босиком, неся туфельки в руке, и тоже пела. Они обменялись открытыми взглядами, как единомышленники, как участники некоего привилегированного сообщества влюбленных. Потом девушка подошла к нему и крепко поцеловала, как поцеловала бы брата, и пошла, вся светящаяся радостью.

В ту ночь он вообще не ложился спать и был счастлив — ни одной черной мысли.

С Наташей они встретились в пять, как и уславливались. На ней было малиновое платье с черной отделкой, рыжеватые волосы были уложены по-праздничному и, казалось, парили над красиво посаженной головой.

— Ты изумительна! — сказал он. — Ты великолепна. Я ужасно рад, что встретил тебя.

Он не помнил ответа, но запомнил ее чудесную улыбку.

В тот вечер она согласилась зайти к нему.

— Ты здесь живешь? — спросила она.

В ее голосе он уловил легкое недоумение и внимательным взглядом обвел свою комнату. До сих пор комната казалась ему прекрасной. Пять лет он прожил в студенческом общежитии, потом еще полтора года в общежитии «Гидростроя», в вагончиках на трассе. Вступление в права владельца отдельной квартиры было для него великим событием. Пойти на кухню, чтобы поставить чайник и твердо знать, что плита не занята — удовлетворение от этой мысли может испытать лишь тот, кто долгое время был знаком с уютом понаслышке.

Правда, его квартиру уютным гнездышком пока не назовешь. Кроме дивана, телевизора, магнитофона и нескольких полок с книгами в ней ничего нет. Обедает он на подоконнике, но в этом не видит никакой трагедии. Когда у тебя прекрасный аппетит, то и на подоконнике можно отлично пообедать.

К тому же в ту пору Дмитрий не отрешился от многих студенческих привычек. А в годы студенчества он жил скромно. Стипендия плюс ежемесячные двадцать пять рублей из дома — вот все, чем он располагал. Летом иногда подрабатывал в студенческих стройотрядах. Но вообще-то ему хватало — на обеды, ужины, кино и даже на новые носки. Когда в его жизни появлялись девушки, он все равно как-то выкручивался: либо занимал у кого-то из ташкентских, либо ел два раза в день борщ без мяса и рисовую кашу. В крайнем случае переходил на чай с хлебом. А там опять жизнь расцветала радостными красками. Собственная необеспеченность никогда не тяготила его. Напротив, он считал это испытанием. И это испытание он выдержал.

Точно так же жили его друзья. Если вдруг у кого-нибудь перед стипендией заводились по счастливой случайности деньги, тратили их сообща. Если денег не было ни у кого, компенсировали их отсутствие доброй шуткой. Когда ты молод и у тебя куча друзей, чай пополам с шуткой отлично питает. Возможно, кое у кого на этот счет другая точка зрения, но в их кругу нытиков не было.

Первые месяцы работы в мехколонне Дмитрий ощутил себя Крезом. Оклад, коэффициент, надбавки, командировочные — солидная прибавка для человека, привыкшего считать гроши. Но и к этой перемене Дмитрий отнесся спокойно.

Первым делом он купил себе магнитофон, о котором давно уже мечтал. Потом, когда Бутенко научил его вождению, начал подумывать о мотоцикле. Принялся копить, но страсти к накопительству никогда не появлялось. Оно было не в его характере. Если на толкучке попадалась интересная книга, выкладывал за нее, не торгуясь. Охотно ездил на такси, никогда не думая, что мог бы сэкономить эти два-три рубля. Когда у него просили взаймы, не отказывал, хотя иной раз долг ему не возвращали.

Свою квартиру он, конечно, видел такой, какой она со временем должна стать — цветной телевизор, высокие стеллажи с книгами, несколько хороших репродукций на стенах, может быть, охотничьи трофеи. И чтобы в холодильнике всегда было припасено хорошее вино для друзей.

И вот сейчас, после реплики Наташи, он понял, что она видит лишь то, что перед глазами — четыре голые стены. Ну и что же?

— Вообще-то я живу во дворце, — отшутился он. — А здесь моя летняя резиденция.

Он привлек ее к себе:

— Кроме тебя здесь никого не было и не будет.

Она высвободилась из его объятий. Вид у нее был до странности задумчивый. Ничего похожего на вчерашнее.

— Что случилось, Наташа?

Она выдержала паузу, затем ответила с расстановкой:

— Вы, мужчины, очень самоуверенный народ — убеждены, что если удалось раз быть с женщиной, значит, теперь она будет вашей при каждом удобном случае, — она говорила спокойно, ничуть не смущаясь.

— Но на «Альбатросе»… — начал он.

— «Альбатрос» остался в сказке, — заключила она. — Такое не повторяется. И не нужно делать вид, что «Альбатрос» и пустая комната — это одно и тоже.

— Но ведь мы одни и те же, — на миг он растерялся.

— Если мы сейчас устроимся на этом диване, то какое-то время нам будет хорошо, но потом — очень скоро — наскучит обоим. И кому-то первому… Извини, но я не могу.

— Пусть будет так, — ответил он. — Хотя я всегда считал, что модель дивана и прочая дребедень — это одно, а чувства — совсем другое.

— Очень удобная формула. И в самом деле, зачем женщине красивые наряды, украшения, комфорт? Пусть ходит в стеганке и светится внутренней красотой, — усмехнулась Наташа. — Только вы, мужчины, первые же взбунтуетесь, если женскую привлекательность сведете только к внутренней красоте.

— Ладно! — он шагнул к выходу. — Теперь я и сам вижу, что здесь неуютно.

— Если у принца есть дворец, зачем же нам встречаться в летней резиденции? — мягко проговорила она.

— Ты права. У меня есть дворец, а кроме того сто вариантов в запасе. Ты не против повторной поездки на «Альбатросе»?

Она пожала плечами и улыбнулась.

— Стоит ли повторяться? Особенно, если есть другие варианты.

— Да, повторяться не стоит.

Варианты у него были, не сто, конечно, по два-три — точно. В ту пору он работал по десятидневкам. На трассу уезжал вместе с бригадой в семь утра по четным понедельникам и через десять дней поздно вечером в среду возвращался в Ташкент — на четыре отгульных дня. Четыре выходных получалось, правда, только у рабочих. И-тэ-эрам приходилось бывать в мехколонне и в эти «святые» дни, особенно в периоды сдачи нарядов.

Поэтому и встречи Дмитрия с Наташей подчинялись той же аритмичной последовательности.

Если бы строительство трассы только начиналось, у Дмитрия, пожалуй, было бы больше возможностей выбраться в Ташкент и среди рабочей десятидневки — благо, машины сновали между участком и мехколонной каждый день, перевозя всякую всячину — от бочек с дизельным маслом до чистых простыней.

Однако на стройке наступила самая ответственная пора. А тут еще эти проклятые опоры на пиках. Дмитрий посоветовался с бригадой. Решили рядом с горными пикетами соорудить огромные козлы из труб и собирать опору прямо на этих козлах, что требовало колоссальной осторожности и строжайшего надзора. Вырваться в Ташкент, оставив бригаду одну, нечего было и думать. Он мог рассчитывать только на четыре вечера в две недели. Но именно потому, что их встречи были редки, каждая запоминалась надолго.

После «Альбатроса» Дмитрий устроил вылазку в Чимган. В нескольких километрах за Юсупханой на живописных холмах стоял вагончик, где жила небольшая бригада, которой командовал однокурсник Дмитрия прораб Вали Хасанов. Монтажники расширили местную подстанцию. Бригада работала по пятидневкам, так что в субботы и воскресения вагончик оставался свободным.

Дмитрий взял у Вали ключ, запасся продуктами и в субботу утром выехал с Наташей в горы рейсовым автобусом. После раскаленных улиц Ташкента чимганский воздух казался особенно свежим и чистым. Конечно, синий вагончик выглядел намного скромнее, чем квартира Дмитрия, но в этом благодатном уголке и шалаш вполне мог сойти за филиал рая. Тем более, что для вагончика отыскали место — лучше не придумаешь. Он стоял на небольшой площадке, вверх и вниз от которой тянулись пологие склоны, покрытые такой пышной травой, что она казалась ковром. Слева круто обрывалась вниз глубокая лощина, окаймленная столетним орешником. Ее склоны густо поросли дикой малиной. Далеко внизу тут и там виднелись яркие пятна домов отдыха, за водохранилищем в туманной дымке белели домики Бричмуллы. У самого вагончика протекал тоненький ручеек, и в звонкой летней тишине отчетливо слышалось его мелодичное журчание. Налетали порывы несильного ветерка и приносили с собой аромат горных трап.

Они распили бутылку шампанского и пошли побродить по окрестностям. Наверху был разбит яблоневый сад, а перед ним росла группа орешин. Вся земля под ними была завалена зелеными корками от орехов. Тень под орешинами была такая, что воздух казался концентрированным. Нижние развесистые ветки, как шатер, укрывали от посторонних глаз.

— Боже! Как хорошо! — вырвалось у Наташи. — Никогда здесь не бывала.