Будни и праздники - Николай Бондаренко

Он повернулся лицом к опоровозу. Человек уже идет.

Трасса начиналась за поселком, где виднелись высокие деревянные амбары. Видимо, это и был рыбный завод. Дмитрий насчитал восемь установленных железобетонных опор. Малявка объяснил, что бригада «сидит» здесь две недели. Восемь бетонок за две недели — это то же самое, что улитка в роли спринтера.

Почему так вышло? Дмитрий не мог добиться толку от Малявки, тот только разводил руками и бормотал, что бригада наверстает свое.

Единственное, что понравилось Дмитрию, это то, что трассу начали строить с дальнего конца. Таким образом, бригада будет двигаться к дому, а это всегда воодушевляет.

Дмитрий повернулся к Сидорову.

— Ну, что? Подкинем нашего бригадира к вагончику, а сами проскочим до Рыбхоза? Здесь, кажется, недалеко?

— Совсем рядом, — обрадовался чему-то Сидоров.

Рыбхоз оказался крупным поселком, застроенным, правда, без всякой системы. Улицы пыльные, дома глиняные или саманные, реже кирпичные. В центре — несколько магазинов, клуб, гараж, баня. Дувалы, вдоль которых пасутся коровы и овцы. Каждый дом в окружении могучих деревьев, чаще орешин. На ветвях уже завязались тяжелые зеленые плоды. Много орешин росло прямо на улице.

На противоположном конце поселка дома — просторные, с большими окнами — стояли по линеечке, как солдаты.

А впереди блестело в солнечных лучах широкое синее озеро. По мелкой ряби сновали рыбацкие лодки. Плескалась крупная, сильная рыба. Берег порос зеленой, сочной травой, не потерявшей благодаря близости к воде, своей свежести. Шелестели камышовые заросли.

У самого берега, там, где кончалась дорога, стояли три длинных, щедро крытых соломой амбара. Тут же двухэтажное деревянное здание. Рядом куча кирпича, бетонные плиты. Шло строительство.

Напротив амбара тянулась деревянная пристань. Из лодок выгружали в тачки рыбу. По деревянным помостам тачки везли к весам, а затем в широкие зевы амбаров.

Директор рыбзавода был молод, но судя по тому, что седоусые рыбаки прибавляли к его имени приставку «ака», он пользовался здесь уважением. По-русски Рузмет-ака говорил безукоризненно.

Он крепко, по-товарищески пожал руку Дмитрию и улыбнулся:

— Наконец-то от вашей фирмы прибыл серьезный человек. Заезжал к нам некто прораб Самусенко. Говорил много, все вокруг да около, наобещал с три короба, потом попросил рыбы и уехал. Так я его больше и не видел.

Дмитрий ответил, что приехал по двум причинам. Первая — познакомиться с директором рыбхоза. Это естественно, он — новый прораб и будет отныне заниматься стройкой высоковольтной линии. Вторая причина — узнать, заинтересована ли администрация завода в быстрейшем завершении работ по трассе.

Директор даже руками всплеснул. Заинтересованы ли они?! Да знает ли Дмитрий-ака, представляет ли он себе, что значит для Рыбхоза энергия?! Дизели держат завод в узких рамках, не дают развернуться. Да и накладно это, неэкономично. Два года назад перед ними стояли две проблемы — энергия и дорога. Дорогу они пробили, теперь на очереди энергия.

Он начал показывать Дмитрию графики и диаграммы роста улова сазана, судака, леща. Рассказывал о коптильных цехах, которые скоро войдут в строй, о выпуске консервов, что тоже не за горами. Им нужна энергия, энергия и еще раз энергия и тогда они завалят рыбой не только Райцентр и Шодлик, но и всю область. Словом, если строителям требуется помощь…

— Да, помощь нужна, — ответил Дмитрий. — Прежде всего хотелось бы подключить наши вагончики к вашей сети.

— О чем разговор! Хоть сегодня.

— Спасибо! — с ударением произнес Дмитрий. Признаться, он не ожидал такой легкой победы. — А почему вы раньше не давали разрешения?

— Да нас никто и не просил!

— Ах, вон оно что…

— Еще есть просьбы?

— У нас проблемы с питанием, — твердо произнес Дмитрий. Он никогда не смущался, если просил не за себя лично. — Я был бы вам очень признателен, если бы мы могли получать у вас свежую рыбу для рабочих.

— Ну если у вас трудности только такого рода, будем считать, что мы их преодолели.

— Если мы преодолели эти трудности, преодолеем и другие.

Рузмет-ака попросил Дмитрия, чтобы ребята не браконьерничали, и написал записку приемщику.

Приемщик, маленький косоротый мужичок, провел Дмитрия в холодильник, то есть в один из амбаров, который наполовину уходил в землю. Пол здесь был выложен из огромных глыб льда. Дмитрий отобрал из глубокого корыта полдюжины золотистых сазанов. Покрякивая, приемщик исчез в темном углу и принес трех широких лещей и холщовый мешок.

— Мешок привези потом, не забудь. Числится за мной, — пробурчал он.

В машине Дмитрий обнаружил второй мешок с рыбой, набитый гораздо плотнее.

— Это я для дома, — пояснил довольный и вместе с тем смущенный Сидоров. — Купил у одного мужика.

Мешок с рыбой Дмитрий вручил Федору Лукьяновичу. Тот прикинулся потрясенным. Через пять минут болашки, вооруженные ножами, уже обрызгали себя с ног до головы чешуей. Малявка лично калил на сковороде масло, хитрая собака Морда скребла лестницу. Все крутили носами и щелкали языками.

А вечером в вагончиках вспыхнул свет от рыбхозовских дизелей.

Дмитрий нутром ощутил, что вырос в глазах бригады.

К вечеру пришли Палтус с Алтаем. От обоих крепко несло портвейном. Дмитрий, ожидавший увидеть этаких ухарей, возмутителей спокойствия, был даже разочарован.

Палтус, Толик Палтусов, оказался подтянутым мужчиной, молчаливым, спокойным и замкнутым. Лицо у него было в мелких оспинках — несколько лет назад он не уберегся от струи горячей солярки. С Мордой Палтусов говорил больше, чем с кем-либо из товарищей. Как выяснилось позже, именно он подобрал и выкормил собаку.

Алтай был из тех людей, которым, рассказав анекдот, надо еще объяснять, в чем же тут соль. По-настоящему его звали Равиль. Он работал на тракторе «Алтаец», имел склонность к разговорчивости, так что в конце концов за ним намертво закрепилось прозвище Алтай-Болтай.

К Дмитрию Алтай сразу же проникся уважением, однако прораб поглядывал на подвыпивших линейщиков строго.

Последним в вагончик пришел мастер Евгений. Меньше всего он походил на бабу. Это был ровесник Дмитрия, высокий, со спортивной фигурой и уверенными манерами. На нем были потертые до белизны импортные джинсы, выцветшая голубая рубашка. На широком, украшенном медными пластинками поясе висел длинный охотничий нож с рукояткой из оленьего рога. В одной руке мастер держал двустволку, в другой — за уши — подстреленного зайчишку.

— Добыча у меня сегодня жидковатая, — сказал он, протягивая зайца Рустаму.

Узнав, что Дмитрий — новый прораб, которому надо сдать дела, Евгений иронически улыбнулся, протянул Дмитрию теплую сильную ладонь, пристально посмотрел в глаза.

— Ну, пойдем ко мне, поговорим.

XI

Они зашли в самый дальний вагончик, который почти полностью занимал мастер.

— Значит, завтра Боря Аркадьевич потребует с меня еще одну объяснительную, — сказал Женя, продолжая иронически улыбаться. — А я начал было к охоте готовиться. Тут кабанов уйма! Зайцы — это так, для проверки глаза. Думал охотничью свору собрать, собачек уже присмотрел. Порохом запасся, патронами… Ах, Боря Аркадьевич!

— Кайтанов здесь ни при чем, — отвечал Дмитрий. — У меня прямое распоряжение Умарова.

— Ладно, черт с ними со всеми.

Он подошел к шкафчику, достал из него пачку сигарет. В глубине Дмитрий разглядел еще одно ружье, куртку, охотничьи сапоги.

В отделении царил беспорядок. По дивану и шкафчику были раскиданы папки, бланки, справочники, листы проекта. Одеяло наполовину сползло на пол. Рядом с подсвечником стояла поллитровая банка, полная окурков. Стол был усеян пеплом.

Закурив, Женя спросил:

— А тебя сюда за что?

— Не понял.

— Чего тут понимать! Наш участок — место ссылки, — пояснил тот. — Из ИТР здесь только двое по собственной воле. Дядя Боря и Измогилов. Ну, Измогилов — человек без претензий, с него и взятки гладки. А дядя Боря как истинный Цезарь считает, что лучше быть первым в деревне, чем десятым или двадцатым в городе, то бишь в мехколонне. Механик Сумароков — горький пьяница. Когда-то был начальником участка, потом скатился, только здесь пока держится. Самусенко — темная лошадка. Говорят, попался на разных делишках, но шкуру ему спасли с условием, что отмываться он будет в Райцентре.

Похоже, мастеру давно хотелось выговориться.

— Я попал в эти живописные места по распределению после института, — продолжал Женя, с иронией и вместе с тем не без горечи. — Жду не дождусь, когда смогу вырваться. Только охотой и спасаюсь от тоски зеленой.

— Выходит, не нравится работа?

— Видишь ли, быть объективным по отношению к родному участку мне трудно, уж больно натерпелся я от него. Понимаю, что дело участок делает нужное, во всяком случае никто другой за него этого не сделает. Но я лично за три года своей работы так и не понял, для чего тут нужны люди с высшим образованием? Ни разу мне не пришлось напрягать свой инженерный умишко. Здесь первым делом требуется глотка, во-вторых, умение доставать. Ты должен следить, чтобы рабочие не напивались или напивались не слишком здорово, чтобы никто не ушибся сам и не ушиб товарища. А если он все-таки сделает это, то каким бы ни был виноватым-развиноватым, отвечать будешь и ты, ибо ты — мастер. Прошлый год у нас был какой-то несчастливый, я так и ждал, что случится какая-нибудь ерунда… Слава богу, все обошлось.. Оклады тут, конечно, повыше, чем где-нибудь в проектном институте или лаборатории, и с квартирами полегче. Но, честное слово, помотаешься вот так несколько лет по разным дырам, поночуешь в вагончиках, похлебаешь варева из общего котла, и не захочется тебе ни этих коэффициентов, ни прибавки к жалованию. А если ты при всем при том молод и ждешь от фортуны сюрпризов, то вообще — сливай воду. Нет, жизнь мастера не для меня. Да и не для тебя, наверное. Сюда нужен какой-нибудь дремучий, меднолобый мужик со стальной глоткой и каменными мышцами, чтобы его, знаешь, побаивались малость за эти мышцы.