Новый Мир ( № 6 2008) - Новый Мир Новый Мир
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дмитрий Амосов. Михаил Лемхин — зеркало советской эмиграции. — “Иные берега”, 2008, № 1 (9).
Редкое (и очень содержательное) интервью знаменитого фотографа, или, точнее, как верно пишут здесь — “фотописателя”, живущего в Сан-Франциско. Трогательны уточняющие вопросы молодого, очевидно, журналиста про Владимира Буковского: “…Тем самым Буковским, что баллотируется в президенты?” — или про Луиса Корвалана “[обменяли] На того самого..?” Кстати, диссидента “Алика Гинсбурга”, думаю, не существовало, он был все-таки “Алик Гинзбург”…
Марина Арзаканян. Шарль де Голль и Михаил Тухачевский. — “Вопросы истории”, 2008, № 3.
Помимо того, что они встречались (и в годы Первой мировой, и в 1930-е), тут представлены и поразительные “переклички” биографических линий.
Вера Белкина. Рассказ Чехова “Пари” как повод к разговору о главном. — Научно-методическая газета для учителей словесности “Литература” (Издательский дом “Первое сентября”), 2008, № 4 (643) <http://lit.1september.ru>.
Учительница читала вслух знаменитый рассказ, оборвала себя в момент кульминации и предложила классу написать финал таким, каким он ему видится. Пятой части учеников обычно удается почти угадать финал Чехова. Замечательное во всех смыслах пособие по литературной педагогике.
Диана Виньковецкая. Единицы времени. — “Звезда”, Санкт-Петербург, 2008,
№ 3 <http://magazines.russ.ru/zvezda>.
Плотные воспоминания о 60-х, ленинградской нонконформистской культуре, Бродском, трагедиях и победах. Немного — о более поздних временах — отделенных от Отечества уже океаном.
Герман Власов. Лисенок ветра метроном. — “Континент”, 2007, № 4 (134) <http:// magazines.russ.ru/continent>.
Вот, наверное, один из самых благодарных (и бесконечно любящих) учеников “Московского времени” — поэтической группы 70 – 80-х годов. Это же надо — так открыто и доверчиво надышаться воздухом, понемногу становящимся частью истории литературы. Подборка открывается точным и нежным стихотворением, которое,
боюсь, иные строгие ревнители могут счесть сентиментальным этюдом, замешенным на узнаваемой музыке, скажем, раннего Бахыта Кенжеева. А это, по-моему, всего лишь сегодняшняя признательность и попытка угадать поэтический контур чужой
души:
“Стоишь на летнем сквозняке, / в дверях и небо молодое, / и держишь книжицу в руке / Светланы Кековой. В строке — / плач иволги и козодоя / высокий щебет. Здесь и там / согласье редкое. Однажды / угомонится гул и гам, / и под ватагу детских гамм / влетит журавликом бумажным / догадка ветхой простоты: / живи, спасайся понемногу, / расти детей, люби цветы / и, убоявшись наготы, / покрой главу, ревнуя к Богу, — / не обещай, что будешь весь / в отеческих ладонях взвешен, — / но отметай юдоли лесть / и приноси, как смирну, весть / сирени, яблони, черешен”.
Марина Галас. Русский общевоинский союз: организация, цели и идеология. — “Вопросы истории”, 2008, № 4.
“ <…> Уже в 1931 — 1932 гг. они (очередные вожди затухающего РОВС, самой крупной международной антибольшевистской организации, возникшей в 1919 г. — П. К.) понимали неизбежность территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Финляндии, Эстонии, Латвии, Литвы, Польского государства, юго-востока Европы и в этой связи пытались инициировать совместную интервенцию силами объединенной группировки белоэмигрантских войск и Вооруженных сил Германии в лимитрофы и западные территории СССР. Поскольку Германия в то время не обладала мощным военно-промышленным комплексом, лидеры Белого движения рассчитывали на раздел сфер влияния в этих областях, создание в приграничных с Советским государством территориях и оккупированном западе СССР белоэмигрантских правительств. Таким образом, фон Лампе и Шатилов предвосхитили в своих планах „Секретные дополнительные протоколы”, заключенные между правительствами СССР
и Германии в августе 1939 г. — январе 1941 г., подписанные В. Молотовым и И. фон Риббентропом”.
Евгений Деточкин. Многодетные объединяются. — “Нескучный сад”, 2008, № 1 (январь — февраль) <http://www.nsad.ru>.
“Особенно абсурдна государственная политика в отношении жилья для многодетных. Как сообщили нам в правительстве Москвы, многодетных сейчас ставят в очередь на жилье на общих основаниях. Для начала комиссия собеса должна признать семью малоимущей, при этом необходимо не только чтобы на одного человека было меньше десяти квадратных метров жилья (если семья из пяти человек живет в двухкомнатной квартире общей площадью 53 „квадрата” — у них уже лишние метры!), так еще за последние пять лет условия проживания семьи не должны ухудшиться. То есть рождение и прописка очередного ребенка автоматом отодвигает семью в хвост очереди! К тому же если у вас есть автомобиль, дачный участок или старенький домик в деревне — прощай надежда на новую квартиру: с государственной точки зрения вы уже не малоимущие, а живете в достатке.
Но попробуйте, будучи многодетным, взять кредит хотя бы на покупку автомобиля! Вам откажут как некредитоспособному клиенту, даже если ваша зарплата соответствует среднестатистическому заработку, потому что на каждого у вас приходится меньше средств, чем в семье с одним-двумя детьми”.
“И нет расстояния, и времени нет”. Письма поэтов, бывших эмигрантов, к А. В. Ревоненко. Публикация Натальи Гребенюковой. — “Дальний Восток”, Хабаровск, 2008, № 2 (март — апрель).
Публикация из архива покойного дальневосточного поэта, критика, книголюба и коллекционера, который — параллельно с Евгением Витковским — сделал так много для возвращения забытых имен русских поэтов из первой и второй “волн эмиграции”, — как репатриированных в СССР, так и рассеянных по миру. От Арсения Несмелова — до Валерия Перелешина.
Кстати, большой свод писем разных литераторов к Перелешину, подготовленный Ольгой Кузнецовой, публикуется в нью-йоркском “Новом журнале” (№ 249/2007). Там, в частности, есть такие слова в письме от Зинаиды Шаховской (1987): “…Кроме всего другого, я бы отметила, что Вы, думаю, единственный русский поэт, „примысливший” себе Бразилию. Не помню, чтобы кто-нибудь из русских поэтов громадную эту страну посетил и „природнил”. Все было: Африка, Александрия, Италия, Греция и т. д., а вот Бразилия будет, и поделом, уделом Перелешина”.
Владимир Козлов. Возвращение природы. — “Арион”, 2008, № 1 <http://www. arion.ru>.
“Сегодня хочется осторожно заметить, что в русскую поэзию после долгого перерыва тема природы стала возвращаться. <…> Весь XX век русской поэзии прошел в противостоянии усадебного стиля, которым был жив весь предыдущий век, и только что заявившего о себе во весь голос урбанизма. Корней Чуковский, первооткрыватель самого явления „города в литературе”, еще в 1908 году выделил ценностные оппозиции этого противостояния: вечность — мимолетность, глубина — поверхностность, зрелость — инфантилизм, одиночество — ощущение себя частью массы, внутреннее движение — внешнее действие и т. д.
<…> Была она всякой, но в последние советские годы в особенности — символичной, метафизичной, мифологичной (Кузнецов, Кушнер, Седакова, Кекова). Природа была неким призраком, стоящим за избыточным миром города. Ей приписывались некие черты абсолюта, прародительницы, хранительницы изначальной тишины. Но стихам о природе при этом будто не хватало самой плоти природы — ее чувственной, предметной красоты.
Сейчас природа возвращается именно в этом — первозданном — виде. Пейзажи, лирические ситуации, в которые природа допущена в качестве участника, описываются сегодня в поэзии с тем удивлением и восхищением, которое характерно для прачеловека, впервые осознавшего, что рассвет или поле с колосящимися озимыми — это красиво”.
Цитируются замечательные поэты наших дней, жаль только, что совсем нет Инны Лиснянской и Юрия Кублановского — так много сделавших для этого возвращения.
Леонид Костюков. Большая перемена. — “Арион”, 2008, № 1.
О новой книге стихов Ирины Ермаковой “Улей”.
“„Улей”, кстати, обнажает беспочвенность одного типичного для поэтов опасения — что разбросанность, разнородность стихотворений лишит книгу цельности, поэтому под одну обложку надо сводить стилистически близкие стихи. Достаточно, однако, припомнить, как под одной обложкой уживаются ранний и поздний Заболоцкий или в изданиях Пушкина рядом стоят „Пророк” и „Признание”, чтобы увидеть тщетность этого страха. Неудача книги одаренного стихотворца чаще связана скорее с „кучностью” поэтических выстрелов, с ощущением повтора.