Юлий Цезарь - Гульельмо Ферреро

У него были три главные политические идеи: восстановление демократической партии в 59 году, смелое применение в крупных масштабах политики Лукулла в 56 году и возрождение римского мира путем завоевания Парфии после смерти Помпея. Но две первые из этих идей родились слишком поздно, а третья была невыполнимой. Это нам объясняет, почему первая окончилась демократической революцией консульства, вторая — катастрофой Красса при Каррах и кровавыми восстаниями в Галлии, а третья — убийством в мартовские иды. Было бы, однако, несправедливо приписывать эти неудачи ошибкам Цезаря. Он не был государственным деятелем, потому что нельзя быть им в демократии, где человек, не желающий склоняться перед сумасбродством народа, порабощенного безумной страстью к власти, богатству и наслаждениям, мог жить в уединении и философствовать, но не вмешиваться в политику. Неумолимый рок господствовал над жизнью Цезаря: этим роком были события, принудившие его к демократической революции во время консульства; этим роком была затем необходимость спасаться самому, спасать свою партию и свое дело от последствий этой революции, толкнувшей его на самый безрассудный поступок его жизни — на присоединение Галлии. После этого присоединения ему уже нельзя было отступать назад: он должен был идти на кровавые репрессии, составляющие наиболее мрачную часть его истории. Междоусобная война была поэтому роковым результатом его галльской политики, и все его усилия воспрепятствовать ей были бесполезны. Успех Цезаря в этой войне превзошел его надежды, но в действительности оказался слишком большим: после победы Цезарь, будучи, на первый взгляд, всесильным господином, на деле оказался в самом затруднительном положении — между невозможностью отказаться от власти и невозможностью одному с несколькими друзьями управлять обширной империей, находившейся в беспорядке. Он надеялся выйти из этого положения завоеванием Парфии. Это великое предприятие, по его мнению, должно было стать зарей новой истории Рима, но с высоты стольких столетий и с большим знанием истории мы видим, что он был жертвой вполне естественной, но все же химерической иллюзии.

Историческая роль Цезаря не была ролью великого государственного деятеля, призванного внести порядок в хаос эпохи. Это была роль великого человека действия, предназначенного олицетворить и привести в движение в борьбе с традициями старого земледельческого общества все революционные силы торговой эпохи: религиозное неверие, моральную индифферентность, отсутствие семейного чувства, политический оппортунизм и недисциплинированность, презрение к традициям, восточную роскошь, хищный милитаризм, спекуляцию, подкуп, демократический дух, умственную утонченность, первое смягчение варварской жестокости, страсть к искусству и знанию. Я не думаю, чтобы можно было понять Цезаря, если не признать, что его роль, подобно роли Помпея, Красса и всех имевших успех современников, была главным образом ролью разрушителя; что эта роль была им всем назначена эпохой, основной задачей которой было положить конец той дезорганизации и разрушению старого мира, которые делали невозможным новое устройство империи. Это поколение подготовило трансформацию древнего мира в великое единство империи, ибо своей борьбой и усвоением новых традиций оно ускорило в Италии распад старого латинского общества, а в провинциях своими войнами и грабежом вызвало разрушение древних политических и социальных организаций, расчистив, таким образом, почву для принятия нового единого строя. Цезарь был великим человеком этого ужасного исторического момента. Я иду даже далее: я утверждаю, что если Цезарь более всех своих современников содействовал возрождению древнего мира, то лишь потому, что разрушил более всех прочих и не менее других пострадал в этой ужасной политике, уничтожившей столько выдающихся людей. Своей галльской войной он довершил разрушение старого кельтского мира, мучившегося в агонии уже целое столетие и загораживавшего дорогу греко-латинской цивилизации на европейский материк, где она должна была почерпнуть новые силы для своего чудесного возрождения. Политической борьбой своей юности и гражданской войной Цезарь ускорил разрешение кризиса старых латинских учреждений, тянувшегося также целое столетие и наполнявшего беспорядком Италию и Империю.

В своей роли гигантского разрушителя он заставляет нас удивляться себе, ибо она требовала почти сверхчеловеческого ума и энергии. Мы, правда, находим его в конце его жизни занятым реорганизацией мира, усилением беспорядка, которому он столько содействовал; он строил на поле, которое сам со своими современниками усеял столькими развалинами. Но было два условия, необходимых для того, чтобы он мог выполнить этот план реорганизации: первое — чтобы Цезарь имел достаточно гибкости и энергии приспособиться к этой совершенно новой политике, а второе — чтобы разрушительные силы, действовавшие в течение столетия в италийском обществе, истощились вместе с междоусобной войной. Даже допуская, что Цезарь обладал в своем гении достаточной гибкостью, чтобы из великого агитатора и разрушителя превратиться в реорганизатора империи, все же история последующих двадцати пяти лет показывает нам, что разрушительные силы империи были еще далеки от истощения. Они были еще так велики, что готовились развязать один из самых ужасных кризисов в истории мира.

Знаменателен сам факт, что Цезарю не удалось прекратить раздор, разрывавший его партию. Каким же образом он мог тогда властвовать над всем обществом, раздираемым ужасным антагонизмом? Неудивительно, что Цезарь, который не мог предвидеть будущее, не отдавал полностью себе отчета в трудности положения и обольщался возможностью после завоевания Парфии стать господином и реорганизатором республики. Но мы, которые можем лучше судить об этом положении благодаря знанию последующих событий, не имеем права более рассматривать заговор, жертвой которого пал Цезарь, как просто несчастную случайность, обязанную своим возникновением глупости и злобе нескольких людей. Этот заговор был первым выражением очень важного движения и должен рассматриваться как союз остатков консервативной партии и правого крыла цезарианцев с целью воспрепятствовать экспедиции против Парфии. Противники Цезаря не столько заботились о настоящем положении, сколько о том, которое возникло бы, если бы Цезарь вернулся с Востока победителем. Все заявления и опровержения Цезаря не могли их уверить, что после своего возвращения он не создаст настоящую монархию. И как представители старой латинской консервативной республики защитники интересов зажиточных классов объединились против азиатской и революционной монархии, которую Цезарь угрожал принести с Востока в складках своих победоносных знамен.