Могучая крепость - Дэвид Вебер

И ещё его случайно звали Ховерд Уилсинн.

Дачарн обнаружил, что временно парализован, глядя в серые глаза Уилсинна. Они были жёсткими, эти глаза, с отшлифованной, похожей на кварц целеустремлённостью. Глазами человека, который, в отличие от Робейра Дачарна, никогда не шёл на компромисс с разложением Храма. Человека, у которого были все причины бояться Жаспера Клинтана… и совсем не было причин бояться Бога.

— Ты должен быть немного осторожнее, Робейр, — сказал Уилсинн, полностью ставя его на ноги, прежде чем отпустить руки Дачарна. Он почти нежно похлопал маленького человечка, словно хотел убедиться, что тот ничего не повредил, и его улыбка была тонкой. — Ты можешь что-нибудь себе повредить, сталкиваясь с людьми, вроде меня. Жизнь слишком коротка, чтобы так рисковать, тебе не кажется?

Уилсинн слегка вопросительно наклонил голову, и Дачарн почувствовал, как кровь в его венах застыла. Было что-то такое в тоне Уилсинна, что-то в блеске его жёстких глаз.

«Он знает, — подумал Дачарн. — Он знает, что я предупреждал его брата. И, Господи помоги мне, он знает, что Клинтан собирается убить их обоих. И что у меня не хватает смелости попытаться остановить его».

Казначей Церкви почувствовал, что его рот открылся, не имея ни малейшего представления о том, что из этого выйдет, но затем Уилсинн покачал головой. Это был быстрый жест, который сходу остановил то, что Дачарн, возможно, собирался сказать.

— Конечно, это так, — сказал обречённый человек. — Слишком коротка, я имею в виду. Есть слишком много вещей, которые нам всем нужно сделать, чтобы просто тратить время на их выполнение. Разве в Писании не сказано, что Бог определяет путь, по которому должен идти каждый человек?

— Да, — услышал Дачарн свой собственный голос. — Да, сказано.

— Ну, тогда не думаю, что Он покончит с кем-либо из нас, пока мы сами не покончим с этим. Так что будь осторожнее. — Он действительно слабо улыбнулся, помахав указательным пальцем перед носом Дачарна. — Смотри, куда идёшь, иначе у тебя не будет времени сделать всё, что задумал для тебя Бог.

Дачарну потребовалась каждая капля самообладания, чтобы сдержать то, что он хотел сказать. Он посмотрел в эти серые глаза, и вообще подавил в себе желание говорить, когда понял, что на самом деле смотрит на него из них. Уилсинн только снова улыбнулся ему, на этот раз мягко, и ещё раз похлопал его по плечу, затем повернулся и ушёл.

* * *

— Граф Корис, Ваше Святейшество, — сказал старший священник, с поклоном пропуская Филипа Азгуда в маленькую приёмную.

Как отметил про себя Корис, это был не очень глубокий поклон. С другой стороны, старший священник был назначен в канцелярию Канцлера. Он, вероятно, видел герцогов дюжинами и графов десятками, и одному Богу известно, со сколькими стаями простых баронов он мог сталкиваться каждый год. Не говоря уже о том, что большинство герцогов и графов, которые пересекали его путь, не были обездоленными изгнанниками, живущими на чью-то благотворительность.

— Как я и вижу, — ответил голос. — Входите, милорд.

Корис повиновался зову и оказался лицом к лицу с высоким худощавым мужчиной с угловатым лицом, коротко подстриженной бородой и глубокими умными глазами. На нём была оранжевая сутана викария, и он вполне соответствовал описанию викария Замсина Трайнейра.

Трайнейр протянул руку, и Корис наклонился, чтобы поцеловать сапфировое кольцо, а затем выпрямился.

— Ваше Святейшество, — приветствовал он.

— Мы ценим оперативность, с которой вы откликнулись на наш зов, милорд, особенно в это время года, — сказал Трайнейр. Его улыбка совершенно не отразилась в глазах. — Ох, если бы все сыновья Матери-Церкви так хорошо помнили о своём долге перед ней.

— Я не буду притворяться, что это было лёгким путешествием, Ваше Святейшество. — Корис позволил себе слегка кривоватую улыбку. — Но в детстве меня всегда учили, что когда Мать-Церковь зовёт, её сыновья отвечают на зов. И, кроме того, это было интересно, особенно путешествие по озеру Пэй, не говоря уже о том, что возможность наконец посетить Храм — это дополнительное благословение.

— Хорошо.

Это единственное небрежное слово прозвучало не от Трайнейра, а от более низкого, дородного, седовласого викария с тяжёлой челюстью, который не потрудился встать, когда вошёл Корис. Граф подумал, что нет никаких сомнений в его личности, хотя он был просто немного удивлён, осознав, что Жаспер Клинтан так полностью соответствовал описаниям, которые он получил. Вплоть до пятен, оставленных пролитой едой на его сутане.

«Должно быть правило, согласно которому настоящим злодеям не разрешается выглядеть как типичные злодеи», — подумал Корис и почувствовал, как по его телу пробежала лёгкая дрожь, когда он понял, как только что позволил себе описать Клинтана. На самом деле это не было неожиданностью; в конце концов, он двигался в этом направлении уже много лет. И всё же было странное чувство привязанности к этому моменту, как будто он пересёк какой-то невозвратный мост, даже если он был единственным, кто это понял.

«И тебе, чёрт возьми, лучше убедиться, что ты останешься единственным, кто знает, что ты сделал, Филип!» — напомнил он себе.

Судя по выражению лица Клинтана, ему было совершенно всё равно, что в данный момент происходит в голове у Кориса. И при этом он, похоже, не испытывал искушения выказать хоть какую-то любезность посетителю. Там, где глаза Трайнейра сохраняли холодное бесстрастие шахматного гроссмейстера, глаза Клинтана светились пылом фанатика. Пылом, который подтвердил давнее мнение Кориса о том, что Клинтан был, безусловно, более опасным из них двоих.

— Пожалуйста, садитесь, милорд, — пригласил Трайнейр, указывая на единственный стул со стороны Кориса за совещательным столом.

Это было самой простое кресло, которое Корис когда-либо видел в Храме — с прямой спинкой, совершенно без обивки, утилитарный предмет мебели. Оно, конечно, было далеко от похожих на троны кресел, в которых расположились Трайнейр и Клинтан, но когда он уселся в него, то чуть не вскочил на ноги от удивления, когда то, что казалось простой деревянной поверхностью, казалось, сдвинулось под ним. Она двигалась — текла — и он не мог удержаться от того, чтобы его глаза не расширились, когда кресло идеально подстроилось под конфигурации его тела.

Он поднял глаза и увидел, что Трайнейр задумчиво смотрит на него, и заставил себя улыбнуться Канцлеру. Это было выражение, в котором смешалось признание удивления с изрядной долей мальчишеского удовольствия, и