Роковой самообман - Габриэль Городецкий

Глава 13

В преддверии войны

«Мобилизация — это война!»

Вышедший недавно без купюр вариант мемуаров Жукова и отрывки воспоминаний Тимошенко рисуют яркую картину Кремля накануне войны. Если читать их вместе с приказами Генерального штаба, изданными за две недели до нападения, не остается сомнений, что эти двое прекрасно видели подстерегавшую поблизости опасность. Они тщетно добивались возможности полностью осуществить мобилизацию и планы развертывания войск и тем самым помешать наступательному развертыванию сил немцев. Однако после объявления мобилизации в середине мая Сталин постоянно сдерживал своего начальника Генерального штаба, опасаясь, как бы ситуация мгновенно не вышла из-под контроля.

Тревожный характер сообщений разведки настоятельно требовал действий от Наркомата обороны. 2 июня Берия передал правительству очень неприятные известия о «военных мероприятиях» немцев по всей длине советской границы. Рапорт, представляющий собой сводку материалов, полученных от источников НКГБ из Белоруссии, Украины и Молдавии, показывал точное расположение немецких армий, их штаб-квартир и порядки их развертывания. Затем Берия сообщал, что в начале мая Гитлер в сопровождении Геринга и генерала Гальдера присутствовал на морских маневрах в Балтийском море, а позднее в том же месяце выступал с речью перед собранием 600 офицеров высшего ранга в Варшаве. Но эта мрачная картина не потрясла Кремль, поскольку окончательный вывод гласил: «После взятия Крита очередной этап англо-германской войны завершится. Если Германия и начнет войну против Советского Союза, то, вероятно, это будет результатом англо-германского соглашения, которое повлечет за собой немедленное прекращение военных действий между Германией и Англией. Возможно, именно это предложение мира между Германией и Англией привез в Англию Гесс». Это, скорее всего, усилило стремление Сталина опередить англичан и добиться соглашения с немцами{1276}. Неопровержимые сведения с Украины о мощном наращивании сил по-прежнему расценивались как прелюдия к ультиматуму{1277}.

С начала июня все труднее становилось закрывать глаза на массовое развертывание войск в приграничной местности. Голиков, к фактической основе рапортов которого политическое руководство относилось с пренебрежением, чувствовал себя особенно уязвимым. Поэтому он старался заручиться поддержкой НКГБ для придания веса своим печальным открытиям. Прежде всего он хотел раскрыть планы «военных операций против СССР (в любой форме — документальной, в высказываниях и т. д.)»{1278}. Разведывательные сведения, хоть и впечатляющие, носили в основном тактический характер, тогда как стратегическая информация была редкой и разрозненной. Внушительные подробные рапорты поступили через несколько дней от Украинского и Прибалтийского НКГБ. Только 5 июня были замечены 100 тяжелых танков, направляющихся на восток из Варшавы. Пехотные дивизии были идентифицированы достаточно точно, чтобы составить конкретную карту развертывания немцев против Киевского военного округа. Такой же точностью отличалась информация из Прибалтики, где разведчики на железной дороге отследили напряженное движение транспорта с войсками и вооружениями из района Варшавы к границе. Поразительно наглядное перечисление выглядело так: «25 апреля в Восточную Пруссию из Болгарии прибыла 35 пехотная дивизия. Штаб 34 полка этой дивизии дислоцируется в г. Геленбурге, штаб 3-го батальона в гор. Кольмафельд, штаб 10-й роты 34 полка дислоцируется в г. Ростенбурге…» Были и сведения о подготовке тыла: переоборудовании аэродромов и ангаров в приграничных районах, создании складов горючего и боеприпасов. На основании косвенных признаков можно было определить и намерения: немецкие командиры открыто говорили о близкой войне. На балу, данном одной из немецких дивизий, размещенных в Румынии, куда приглашены были и румынские офицеры, командующий дивизией генерал сказал: «Господа офицеры, настал час объединенными силами возвратить Бессарабию, северную Буковину и отобрать Украину. Вот в чем наша цель борьбы против коммунизма»{1279}. Прослежена была колоссальная переброска по железной дороге с севера к советской границе двух мотопехотных дивизий и резервистов, затем последовала точная информация о широкомасштабном наборе резервистов в Финляндии{1280}.

Особый агент НКГБ совершил путешествие на поезде из Берлина в Москву через Польшу и привез свои беспристрастные впечатления. Он увидел, что приграничная местность переполнена крупными формированиями немецких войск, многие из них скрыты в лесах. На всей протяженности советской границы, около двухсот километров в глубину, ведутся большие работы по замене колеи на немецкий стандарт ширины, стратегические автомобильные дороги ремонтируются и мостятся. Все мосты укреплены и охраняются легкой артиллерией. Дюжинами эшелонов на фронт отправляются солдаты в полном обмундирований и вооружении. Они молоды и здоровы, в возрасте 20–30 лет, «хорошо одеты и откормлены». «Производят впечатление ударных частей, уже побывавших в бою». Бесконечные длинные колонны, каждая из 20 — 100 машин, движутся к границам. Между станциями Коло и Канин он видел колонну длиной около 20 км из больших грузовиков, идущих на дистанции 10–15 м друг от друга{1281}.

Всевозможные донесения были обобщены и представлены Сталину в более сжатой форме 12 июня. Кратко описывались интенсивные усилия немцев по осуществлению плотного развертывания войск в районах, граничащих с СССР, устройству специальных складов горючего и боеприпасов вблизи границы. Затем сообщалось о посещении приграничной местности 23 офицерами высшего ранга, пристально наблюдавшими и фотографировавшими советскую сторону{1282}. НКГБ подготовил захватывающий меморандум о вопиющих случаях нарушения советского воздушного пространства начиная с октября 1940 г. Из 185 разведывательных полетов 91 произошел в период с мая до середины июня. Такие же жалобы Жуков получал от Северного флота. Самолеты, проникающие на глубину до 100 километров, пролетали над местами большого сосредоточения войск Красной Армии. На земле почти 10 % из 2080 человек, нелегально пересекших границу, оказались агентами германской разведки{1283}. Перехваченные телеграммы довершали картину. Японский консул в Кенигсберге сообщал важные результаты наблюдений за одним из главных железнодорожных узлов, через который проходила транспортировка основных сил немцев из Берлина на восточный фронт. Так, за один день, 9 июня, он отметил прохождение 17 специальных военных составов (12 перевозили механизированные соединения, три — танки, один — полевую артиллерию и один — медицинское оборудование){1284}.

К непрерывной и массовой перевозке войск в Польшу добавлялась информация о мобилизации на Балканах; гражданское население там предупредили о возможности длительных воздушных тревог{1285}. И, вероятно, самое главное — Голиков вдруг признал необходимым уделить «ОСОБОЕ ВНИМАНИЕ… продолжающемуся усилению немецких войск на территории Польши». Итак, всего лишь за две недели до нападения советская разведка наконец стала рассматривать возможность нанесения удара на центральном участке, по линии Минск — Москва, а не на Украине{1286}. Кобулов в Берлине был того же мнения. Он определил местонахождение главных штаб-квартир групп армий в Кенигсберге, Алленштайне, Варшаве, Люблине и в районе Замостья — Красностава — Янова к югу от Кракова. Кроме того, отборные немецкие части отправлялись в Ченстохов, Катовицы, Краков, Лодзь, Познань, Бреслау, Данциг, Штеттин и Бромберг, на центрально-западный участок. Ахиллесовой пятой его донесения было отсутствие сведений о реальных планах; только «Старшина» мог бы заполучить их, но с риском провалить всю берлинскую сеть{1287}.

Жуков и Тимошенко не оставляли без внимания непрерывный поток информации, так же как и полевые командиры. Жуков был вынужден отменить изданный Кирпоносом приказ командующим силами прикрытия развернуть войска в буферной зоне между укрепрайонами и границей, о котором НКГБ донес Сталину. Такой приказ, вторил Сталину Жуков, может «спровоцировать немцев на вооруженное столкновение»{1288}. Кирпонос, однако, не успокоился и просил разрешения на проведение особых мероприятий «в целях усиления боеготовности» Киевского военного округа. К 1 июля он намеревался послать ряд стрелковых дивизий на передовые позиции и полностью привести в рабочее состояние построенные на границе аэродромы. По его мнению, приложив огромные усилия, он мог бы обеспечить эффективную оборону на своем фронте к октябрю/ноябрю месяцу. Однако в настоящий момент у него не было даже полумиллиона рублей, в которых он отчаянно нуждался, чтобы создать инфраструктуру для усиления войск{1289}.