В движении вечном - Владимир Колковский

— Когда видишь серьезное отношение к делу всегда — считай, тогда и дело в надежных руках! — поговаривал он так подчас во время своих известных лирических отступлений.

Средний вариант оценки уж очень явственно виделся ему в данном случае наиболее логичным, оптимальным. Старичок профессор не сдавался никак, бил и путал дополнительными вопросами до умопомрачения, бил и путал настойчиво до желаемого конца.

— Четыре балла! — на этот раз лишь с легким разочарованием бросил Игнат в ответ на вопросительные взгляды околодверной болтанки, и, не желая терять времени, тотчас направился в общежитие.

Итак, теперь, когда минуло уже ровно половина сессии, и было получено две хорошие оценки, эмоции схлынули. Соответственно и пришло время взглянуть на ситуацию нынешнюю с другой стороны. «Хорошо» плюс еще «хорошо»… хорошо! — а ведь и впрямь хорошо, и к чему здесь страшилки искать? Да, не сбылись мечтания, не сбылись конфузно, обескураживающе, но ведь стратегически ситуация движется верно. Достигнута новая значимая ступенька на пути вверх, ступенька с прежней на волосок от пропасти совершенно несравнимая. С этой ступеньки дальнейший путь вверх уже вовсе не какая-то мечта розовая вне всяких оснований надежных, а самая что ни есть неизбежность. Самая что ни есть неизбежность, но если только по-прежнему бить настойчиво, без устали в нужную точку.

Две предстоящие математики у Галины Максимовны также не особо беспокоили. Ведь не поставил же после трояка прежнего старичок профессор пятерку, что ж, возможно и сейчас это обстоятельство так же в ряду аксиоматических непоколебимых принципов. Что же касается самой подготовленности, то в понимании Игната математика была в полном смысле предметом серьезнейшим, не «гуманитарщиной» какой-нибудь, и отношение к обоим математическим предметам на протяжении всего семестра было самое серьезное. Игнат регулярно, исключая малейшие неясности, прорабатывал конспект и, проворачивая сейчас детально в мозгу начитанное, не находил каких-либо мутных моментов вовсе. И, самое главное, чувствовалась некая связь, связь нематериальная, но чрезвычайно важная, что установилась между ним и Галиной Максимовной за последних полгода, когда он не пропустил ни единой лекции, занимал постоянно место в переднем ряду, постоянно «подсказывал», вдохновляемый самыми поощрительными взглядами и легкими благодарными кивками.

И вот теперь снова! — снова, но уже по ходу консультации перед самым экзаменом, разъясняя подробно заданный кем-то из ребят вопрос, Галина Максимовна, словно по привычке, машинально сделала паузу, она сделала паузу точно так, как и обычно во время лекции, ожидая «подсказки»… и Игнат тот час отреагировал.

— Так, так! — кивнула согласно она, и вдруг сказала вскользь, словно по ходу, с легкой улыбкой:

— Я слышала, Горанский уже и на пятерки претендует?

Как бы между прочим сказала, без малейших вопросительных интонаций, как о самом обычном и даже как о чем-то само собой разумеется, Именно сказала так, а не спросила, словно ответа и не требовалась. Блеснув глазами, Игнат тоже только едва заметно улыбнулся в ответ. Он вдруг что-то почувствовал, и все разом поднялось в душе его…

— Но вы понимаете, конечно, ваше положение, — говорила на другой день очень серьезно Галина Максимовна, когда Игнат с написанным ответом на листке приготовился отвечать. — Чтобы получить желаемое, вам сейчас надо на десятку с плюсом ответить.

Игнат молча и тоже очень серьезно кивнул в ответ. Что ж, как раз вот это было сейчас очень даже понятно. А дальше… А дальше! — такого экзамена не было ранее, такого экзамена он не припомнит и впредь. Это был бенефис, это было соло, это был в подлинном ответ смысле на едином дыхании. На едином дыхании, но теперь наяву, и даже в куда большей степени, чем в тех самых его прежних известных бесчисленных воображаемых триумфальных представлениях.

По билету без остановки единой и без заиканий, только «да-да» и поощрительные кивки по ходу ответа. Далее… далее последовали вереницей нескончаемой дополнительные.

Сколько их всего было?

Может, десяток, а может, и более, не сосчитать, но здесь это фактор как раз третьестепенный, а суть в том, что и здесь на едином дыхании. Вопрос — ответ, вопрос — ответ! — и так до конца, до конца самого без единой малейшей запиночки.

И слова, слова напоследок. Те слова, что он запомнил на целую жизнь:

— Ну вот, дождалась и я, наконец, счастьица… Горанский мат-анализ выучил!

Итак.

Помимо известных физических законов материального Мира существуют законы Мира иного, духовного, действующие также с вполне осязаемой точностью. Несмотря на кажущееся принципиальное различие, основополагающий фундамент у обоих Миров общий, и это позволяет проводить глубокие обобщающие аналогии, бросая взгляды дерзновенно, пытливо из океана привычного в океан призрачный, касаясь краешков едва, как травянистого берега суши убогая глупая пиявка.

Вследствие одной из таковых аналогий, как далеко не каждому на земле этой дано видеть и понимать даже самые простые законы физические, так, тем более, далеко не каждому дано видеть и чувствовать законы духовные, хоть начертаны они тысячелетия назад, начертаны скрижалями письменно в Книгах, начертаны с предельной ясностью и четкостью.

Да, да, вы правы, духовных ушей не имеющие, вы совершенно правы. На языке математических знаков и формул мы говорить здесь не можем. Нам не дано заглядывать в души людские с цифирью абстрактной, отмечая с лабораторной конкретикой на временной диаграмме событий падения, взлеты, зигзаги… Падения, взлеты, зигзаги, как отклик естественный бывшего и как начала того, что еще предстоит.

Но у нас есть руководства по жизни, записанные в Книгах, есть на виду судьбы тех, кто историей послан, есть судьбы близкие рядом, и есть! — есть одна судьба в точности, где нет тайн, ни малейших.

Надо только быть искренним. С самим собою, хотя бы.

А иногда, коль так выпало, и со всем миром.

— Отличник, отличник! — такими вот восклицаниями встретил Игната после каникул Серега Гончар, улыбаясь даже изумленно как-то.

Они не виделись ровно две недели, и за это короткое время происшедшая так скоро перемена представилась гораздо контрастней. И как? — как же было не изумляться приятелю с заметной досадой и завистью: «Еще полгодика назад одна компания, а сейчас… отличник, отличник!»

Правда, отличник-то Игнат был не круглый, а только наполовину, но, как известно стакан можно считать как наполовину пустым, так и наполовину полным, и в данном случае куда более подходящим вариантом виделся именно последний. Очень уж неожиданным, триумфальным, победным выдался для окружающих недавний пятерошный взлет на последних двух математиках.

Где теперь было отчаяние, та вздыбленная, жгучая, неотступная волна?

Да, да, она еще была, она еще не изгладилась в совершенно гладкую плоскость, она еще порой бередила досадливо. Но — только лишь изредка, коротко. А переполняла сейчас полностью волна иная, со стороны противоположной эмоциональных градаций: он сделал! — сделал это, он совершил. Он добился главного, он встал решительно, твердо на необходимую важнейшую ступень, откуда теперь покорение дальнейших желанных высот есть не что-то эфемерное, призрачное, а есть самое естественное следствие последующих хорошо понятных действий. И это был новый гребень, а вернее сказать очередной гребешок, гребешок возвышающий в океане безбрежном его судьбы. Гребешок новый, пускай и особо памятный, но лишь очередной, преходящий в череде неисчислимой ушедших и новых грядущих, разговор о которых еще впереди.

Примечания

1

Владимир Маяковский «Стихи о советском паспорте»