В движении вечном - Владимир Колковский

«Живой в землю не полезешь!» — так вот однажды выразился в ситуации обвальной один престарелый премьер-министр, и это сказал человек сильный. Обвал обвалом, крах крахом, а поднимать в этой связи тот час вверх руки не к лицу человеку сильному. Надо, надо жить дальше и надо бороться. В этом Мире у тебя неизбежно случатся обвалы и крахи, но ты будешь жить и будешь бороться, если! — если ты человек сильный.

В этом Мире у тебя неизбежно случатся обвалы и крахи, потому как в этом и есть предназначение истинное этого Мира. С точки зрения глобального Бытия ты нужен сильным, и рано или поздно приходит время спросить: что же лично, конкретно ты есть из себя? Есть из себя на данном конкретном этапе в глобале, и вот потому-то и нужен этот Мир, и здесь ты непременно получишь ответ.

Ты уснешь навсегда, если в лютый мороз ты уходишь в бессильную блажь. Ты уснешь навсегда или будешь лишь жалко «влачить», если снова в минуты отчаяния бросишь борьбу до конца. Но если ты скажешь: «Я сильный!» — и будешь бороться, ты выдержишь время и неизбежно увидишь просвет.

В движении вечном нужна твоя сила. Но одна лишь сила сама по себе еще не главное, и вовсе не в этом Итог. Сильный… и злой, разве в этом Итоги? Сильный и злой прозвучит словно «дьявол», а вот сильный и добрый прославит любые миры. Сильный и злой не отыщет в душе своей совесть, зато сильный и добрый отыщет и спросит всегда.

Совесть! — совесть есть главный смысл и Итоги, «соль» пер-вичная глобального Бытия в целом.

Что, что в этом смысле конкретно есть ты?

Рано или поздно приходит время спросить, и вот потому-то и нужен этот мир. Тест контрольный, лакмусовая бумажка, твое испытание на данном этапе — вот истинное предназначение этого Мира как некоего базисного уровня глобального Бытия, называемого «жизнью».

Итак, в совести, путеводном и светлом начале души нашей Итоги и смысл.

А вот подвергать испытаниям душу, эту тонкую связочку миров бывших и грядуших — есть дело прямое и непосредственное начала иного, начала «лукавого», и потому именно ему так много позволено в этом Мире. И потому именно это в большей степени его Мир.

Это испытание истинное, и потому, потому ты не «помнишь» бывшего, и потому, потому ты так часто «не слышишь». Ты должен вершить свои дела и поступки свободно, не под дамокловым мечом неизбежного наказания, иначе это уже не испытание в подлинном смысле. С точки зрения глобального Бытия важно, как именно ты нынче пробьешь свой личный жизненный талончик: «по совести» или наверняка зная, что вот-вот зайдет контролер.

Совесть и сила… кто ты есть нынче?

Тест контрольный, лакмусовая бумажка, испытание — вот ис-тинное предназначение этого Мира.

Глава шестая Океан безбрежный

«Самое красивое в футболе это счет», — говорят англичане, и они, конечно же, правы. Да, неприятный осадок бередит еще долгое время после унылой беспомощной игры любимой команды, когда неприятель душил непрестанно весь матч, изумляя невезением, да еще получив под конец в свои ворота единственный нелепый гол. Да, неприятный осадок бередит неустанно нужное время, но это время неизбежно проходит, и снова трибуны ревут, и снова любимцы-кумиры выходят на матч. Звучит свисток, и ты теперь в новых моментах, ты живешь уже новой надеждой, и ты выбрал бы? — ты взял бы теперь чемоданы, пускай и в довесок к красивой и мощной игре?

Последних пять кошмарных минут ответа вздыбили душевные волны на самую вершину отчаяния, но… надо было жить. Надо было жить, надо было быть сильным, а значит бороться. Где-то на бессознательном уровне Игнат строго чувствовал, что унять эту внезапную, опустошительную внутренне волну отчаяния ему совершенно не по силам, да и по силам — кому? — это по силам единственно времени, а, значит, какое-то время сейчас необходимо просто выдержать. И рецепт действия в таких случаях хорошо известен. Надо, подчас сжав зубы, пускай и на автопилоте полнейшем, но попытаться с головой уйти в какое-нибудь нужное, тягучее, не особо мудреное занятие, занятие полезное если и не прямо сейчас, то хотя бы в дальнейшем. И как раз в данный момент искать такое занятие Игнату было совершенно не нужно, потому как сессия еще только началась, и уже через неделю предстоял следующий экзамен.

Вторым очередным экзаменом в расписании стояла на сей раз история КПСС, вроде как старый хороший знакомый. В предыдущую сессию был получен трояк, но эта оценка, ныне совершенно неприемлемая была лишь следствием известных событий, когда сдавать пришлось практически без подготовки. А на этот раз Игнат регулярно посещал лекции, даже писал конспект, по-прежнему с удовольствием выслушивая традиционные, забавно-лирические отступления старичка профессора насчет «утренней дымки», чешского хрусталя и очков в золотой «дорогущей» оправе. Впрочем, конспект на лекциях Игнат писал-то аккуратно, но, опять же, по прежней старинке не прорабатывал его вовсе, считая, как и раньше науку историю чем-то вроде беллетристики общей, «гуманитарщины», совершенно не нужной ему как будущему ученому-физику. И даже сама оценка по подобным предметам никогда не представлялась ему очень уж важной, ну а нынче в особенности, когда рвануть одним махом в отличники, прыгнуть в дамки с первейшего разу обломилось с захода, с крыльца, причем вот таким вот обескураживающим образом. Ну, пускай будет пять, пускай и четыре — какая теперь особая разница, предмет-то ведь неосновной, да и круглый отличник уже не выйдешь. Вот трояк это да, такой вариант был исключен под любым соусом, исключен потому хотя бы, что тогда могла запросто «гавкнуть» стипендия, а это дело в житейском смысле особое, в любом случае стоящее вне каких-то самых высоких воздушных порывов.

И с первого же отпущенного на подготовку дня Игнат ушел полностью, ушел с головой в скучные, во многом знакомые и по школе экзаменационные вопросы, и с каждым новым днем время постепенно по капельке брало свое. Время, не спеша, но основательно, грузно, словно массивным катком трамбовочным прямило безжалостно режущий вздыбленный пик, выпуская по крохе наружу и нечто в отраду. Причем нечто отнюдь не воздушное, эфемерное, а самое что ни есть осязаемое, документальное, зафиксированное аккуратной, почти каллигра-фической росписью на зачетной линеечке. Эта была четверка, хорошая отметка! — и полученная не у кого-нибудь на физфаке, а у «самого Гурова».

Законы, законы строгие вершатся в Мире этом. Иные, сугубо материальные, мы определяем в цифирь математическую, физические формулы, а иные лишь учимся видеть и чувствовать, учимся видеть и чувствовать целую жизнь.

Законы строгие в Мире этом вершатся не сами по себе, а именно посредством в нем сущего. Посредством других людей, например, потому и люди приходят в нашу жизнь самые разные. Пришло время ответить за делишки известные — и тот час люди на сцену жизни нашей тут как тут вполне соответствующие. Но если есть свет и добро в душе твоей, свет и добро на делах, а не где-то там, на непроглядных дремучих задворках — тогда и в жизнь твою неизбежно приходят люди другие, люди с лицами светлыми, приходят, чтобы поворотить благостно к добру и свету жизненные пути твои.

Это добрые ангелы жизни нашей.

Жизнь наша есть испытание, и испытание, прежде всего, судьбой. На тебя возложены большие надежды, сможешь ли в жизни нащупать свой истинный путь, сможешь ли выстоять и довершить. Знай, в минуты падений глубоких потянет и глубже, но верь в свою силу и строго держись, и явится, явится твой добрый ангел.

И снова была консультация, как и обычно за день до экзамена. Консультация перед третьим экзаменом, и снова, как и ровно полгода назад этим третьим экзаменом был математический анализ. Некогда беспорядочное невразумительное громоздкое скопище специфических знаков, понятий и формул, некогда кошмарный непостижимый математический анализ. Но! — но кошмарный и непостижимый именно некогда, кажись, полгодика каких-то минуло, а как много они изменили эти последние боевые шесть месяцев.

Теперь, когда ровно половина сессии представляла собой факт уже свершившийся, и было получено две хорошие оценки, эмоции схлынули. Пришло время успокоения и трезвого взгляда на вещи. Тогда субботним вечером в первый день каникул экзаменом для его необъятно максималистской натуры казалось единственно необходимым сработать по самому максу, заявить, восхитить, изумить, но… Но случилось так, как случилось, тут уж сейчас ничего не поделаешь, надо жить и надо бороться.

К полученной на истории КПСС четверке Игнат отнесся лишь с легким разочарованием, считай, равнодушно. На экзамене он безукоризненно ответил по билету и на ряд дополнительных, однако старичок профессор оказался педантом непоколебимым, и, в конце концов, добился своего. Очевидно, по каким-то своим жестким внутренним перегородкам принципиальной справедливости ему было просто невозможно поставить сейчас отличную оценку после прежней «удочки», ведь последняя оценка шла как итоговая в приложение к диплому.