Совершенно секретно - Ральф Ингерсолл

Но о том, что происходило под Сен-Витом, газеты не рассказывали.

Вспомните, что в тот день, когда Монтгомери принял командование, американская 82-я авиадесантная дивизия была расположена вдоль линии реки, позади дорожного узла Сен-Вита, а впереди нее стояла 7-я танковая дивизия. Занимая эти позиции, она отрезывала и полностью контролировала одну из двух возможных дорог, ведших в глубь Арденн. Обе дивизии, как танковая, так и авиадесантная, были с большой энергией атакованы немцами и, сдерживая эти атаки, сражались столь же блестяще, как и войска в Бастони. Свыше сотни немецких танков в день уничтожалось огнем противотанковой и полевой артиллерии.

В качестве первого своего мероприятия в Арденнах Монтгомери оттянул назад американские танковые части, стоявшие впереди 82-й дивизии. С нашей стороны выступа это казалось не лишенным некоторого смысла, хотя это и означало отдать Сен-Вит. Мероприятие было проникнуто духом крайней осторожности, но все же имело известный смысл, поскольку таким путем обеспечивалась оборона имеющей решающее значение дороги, которая по-прежнему была оседлана 82-й дивизией. Позиция американцев вдоль линии реки, ныне укрепленная, становилась с каждым часом сильнее. И вдруг, совершенно неожиданно, Монтгомери приказал оставить всю позицию, и началось отступление.

В штабе Брэдли это произвело ужасное впечатление. Мы думали, что Монтгомери проиграл нашу битву и, пожалуй, умудрился затянуть войну еще на год.

Снимая с позиций 82-ю дивизию, Монтгомери обратился к ней с короткой речью, в которой сказал американцам, что они "храбрые ребята" и сделали уже свое дело. Он преподнес немцам вторую дорогу в Арденны и тем самым позволил им удвоить глубину всего продвижения.

Оборонительные позиции, на которые Монтгомери приказал отойти американской Первой армии, были выбраны хорошо, и немало немцев было убито с этих позиций. Но с этого момента северный фланг Арденн перестал быть фактором в битве. Когда атака, которую Брэдли и Паттон вели с юга, усилилась, перехлестнула через Бастонь и стала оказывать давление на север за Бастонью, немцы, — и это был прямой результат сверхосторожности сэра Бернарда — имели возможность перебрасывать по выступу с северного фланга дивизию за дивизией против Паттона на юге.

Когда Паттон узнал, что наша Первая армия отведена на оборонительные позиции, — а выяснить это пришлось, следя за продвижениями войск по карте, так как штаб Монтгомери не потрудился нам ничего сообщить, — он кратко выразился: "Ну его к черту, этого Монтгомери! Так раздавим же проклятых немцев и отдадим их Монтгомери — пусть подавится!"

Как бывало и раньше, Джорджи Паттон наобещал слишком много, но, во всяком случае, он положил конец гитлеровским надеждам на победу, блестяще выполнив то, что еще оставалось в целости от планов Брэдли. Он нанес удар с такой яростью и так неожиданно, что немцы не в состоянии были воспользоваться дорожной сетью, преподнесенной им на блюде с гербом сэра Бернарда. Вместо того чтобы торжественно проследовать сквозь брешь, фон Рундштедт должен был направить свои главные усилия в сторону от стоявшей перед ним цели — от Льежа — и попытаться как-нибудь сдержать нашу Третью армию, хотя на помощь ему и пришли лед и глубокий снег, покрывавшие почву.

Когда фон Рундштедту удалось остановить первую атаку Третьей армии, за ней последовала вторая, а затем третья и четвертая; атакующие громили немцев, переползая с холма на холм, переправляясь через вздувшиеся реки, отбивая дом за домом в одной деревне за другой. Все расписание немецкого наступления полетело к черту. Вместо того чтобы разбогатеть за счет захваченных трофеев, немцам пришлось ежедневно списывать в убыток по пятидесяти, по сто, по полтораста танков, а людей они теряли тысячами.

А когда Джорджи лично обратился к Господу Богу и на рождество получил для авиации четыре дня превосходной погоды, последний акт был сыгран. Джорджи призвал бога на помощь, когда погода вывела его из себя. Злился он, конечно, напрасно, потому что погода была именно такой, как ей полагается быть в это время года. Но Паттон решил, что надо что-нибудь сделать, и вызвал своего капеллана. Он сказал ему, что пробил час для молитвы, и пусть капеллан потрудится изготовить соответствующий благочестивый текст. Капеллан, как рассказывают, проявил некоторые колебания, так как сомневался, допустимо ли испрашивать божественное вмешательство в такой категорической форме. Паттон, по широко распространенной версии, ответил ему: "Кому вы, черт подери, служите! Вы офицер Третьей армии или нет?" Может быть, это и выдумка, но мы все ей поверили.

Так или иначе, молитва была составлена, и несколько дней спустя на пишущей машинке были отстуканы следующие слова:

"Всемогущий и всемилостивый господь наш, смиренно молим тебя, чтобы ты, по великой благости своей, остановил проливные дожди, от которых мы претерпеваем! Даруй нам хорошую погоду для битвы! Милостиво внемли нам, воинам, взывающим к тебе, дабы, вооруженные твоей мощью, мы могли идти от победы к победе, сокрушить жестокость и злобу врагов наших и утвердить твой правый суд среди людей и народов! Аминь".

Этот благочестивый текст был отпечатан и роздан всем подразделениям, и как раз, когда он читался, тучи разошлись, засверкали солнечные лучи, и американские истребители сотнями ринулись в пике, сея смерть и разрушение на всех дорогах от Бастони до самого Рейна. От огня полевой и противотанковой артиллерии немцы теряли автомашины десятками. Теперь их ежедневные потери составляли сотни и даже тысячи автомашин, и так изо дня в день, Арденнская битва была окончена.

Как сказал Уинстон Черчилль, сражение в Арденнах было американской битвой, величайшей битвой, какую знали американские войска за всю свою историю, — величайшей по количеству войск, одновременно участвовавших в бою, по кровопролитности боев и по числу жертв, а если учитывать претенциозные немецкие замыслы, то, может быть, и величайшей по своему влиянию на ход истории. Я описал победу в Арденнах как победу, обеспеченную контрнаступлением Третьей армии; это потому, что на войне, как в футболе, в газетные заголовки попадает имя игрока, ведущего мяч.

Данная мною уничтожающая оценка оборонительной тактики на другой стороне выступа относится к решению высших инстанций, которое лишило американскую Первую армию возможности перейти в наступление и приковало к месту также и Девятую армию. Я выразил в ней презрение к осторожности, дошедшей до таких размеров, что мы, в свою очередь, обвиняли наших союзников в безрассудстве, ибо они отдали дорогу, по которой неприятель мог перейти через Маас, и отдали ее только для того, чтобы выиграть несколько часов на подготовку нескольких холмов к обороне.