Домби и сын - Чарльз Диккенс

При этомъ молодой Барнетъ вздернулъ носъ, и лицо его, обращенное на обожательницу Цицерона, приняло самое сердитое выраженіе.

Сэръ Барнетъ Скеттльзъ принужденъ былъ ограничиться небольшимъ обществомъ къ великой радости Флоренсы, принявшейся изучать это общество съ тою завѣтною цѣлью, которая такъ глубоко запала въ ея душу.

Въ домѣ гостило нѣсколько дѣтей. Всѣ они были такъ же свободны и счастливы съ своими отцами и матерями, какъ розовыя малютки напротивъ лондонскаго дома м-ра Домби. Ничто ихъ не стѣсняло и они открыто выражали свои чувства. Флоренса старалась изучить ихъ секретъ, старалась угадать, чего недоставало въ ней самой, чтобы сдѣлаться столь же привлекательной, какъ эти маленькія дѣти. Она надѣялась теперь, открывъ ихъ тайну, научиться, какъ должно обнаруживать свою любовь отцу.

Долго Флоренса наблюдала этихъ дѣтей. Не разъ, въ раннія утра, когда солнце только-что вставало, и въ домѣ еще никто не пробуждался, бѣдная дѣвушка уединенно гуляла по берегу рѣки и заглядывала въ окна спаленъ, гдѣ покоились маленькія дѣти. Флоренса думала о нихъ съ любовью и наслажденіемъ, но въ то же время чувствовала, что здѣсь, среди этой розовой группы, она еще уединеннѣе, чѣмъ въ опустѣломъ домѣ своего отца. При всемъ томъ она продолжала жить среди этой группы и съ терпѣніемъ изучала трудное искусство возбуждать любовь въ родительскомъ сердцѣ.

Въ чемъ же, наконецъ, состоитъ это искусство и гдѣ его начало? Были здѣсь дочери, уже владѣвшія сердцами своихъ отцовъ. Онѣ не встрѣчали ни холоднаго взора, ни нахмуренныхъ бровей, и даже не подозрѣвали, что отецъ можетъ отвергать свое дитя. Когда солнце бросало яркіе лучи съ высокаго горизонта, и роса высыхала на цвѣтахъ, окна спаленъ постепенно открывались, и прекрасные беззаботные ребята съ веселымъ крикомъ выбѣгали на зеленый лугъ для утренней прогулки. Чему же могла Флоренса научиться отъ этихъ дѣтей? Не поздно ли взялась она за дѣло? Каждый мальчикъ и каждая дѣвочка безбоязненно подбѣгали къ отцу, ловили готовый поцѣлуй и обвивались вокругъ шеи, уже протянутой для дѣтской ласки. Нельзя же ей съ самаго начала сдѣлаться столь смѣлой въ обхожденіи съ своимъ отцомъ. О, неужели должна исчезнуть всякая надежда! Неужели слѣдствіемъ неутомимыхъ занятій будетъ окончательное убѣжденіе, что для нея не существуетъ дороги къ родительскому сердцу?

Даже та старуха, что ограбила ее въ дѣтствѣ — Флоренса хорошо помнила всѣ подробности этого приключенія — съ любовью говорила о своей дочери, и мысль о разлукѣ съ нею вырвала изъ ея груди страшный и болѣзненный крикъ отчаянія. Но мать, вѣроятно, не то, что отецъ: Флоренса тоже со всею нѣжностью была любима своею матерью. "А, впрочемъ, какъ знать? — съ трепетомъ и слезами думала несчастная дѣвушка, живо представляя огромную пустоту между ею и отцемъ, — если бы мать была жива, вѣроятно, и она точно такъ же, какъ отецъ, стала бы меня ненавидѣть, потому что должна же быть во мнѣ какая-нибудь отталкивающая сила, развивающаяся отъ самой колыбели и достигшая съ теченіемъ времени огромныхъ размѣровъ." — Она знала, что такая мысль, неправдоподобная сама по себѣ и не основанная ни на чемъ, была вмѣстѣ съ тѣмъ оскорбительна для памяти покойной матери; но такъ велико было ея усиліе оправдать отца и найти въ себѣ какой-нибудь недостатокъ, что она готова была выдумывать самыя химерическія предположенія.

Вскорѣ послѣ нея пріѣхала на дачу къ Скеттльзамъ прекрасная дѣвочка, двумя или тремя годами моложе Флоренсы. Она была сиротка, безъ матери и отца. Тетка ея, старая сѣдоволосая леди, полюбила Флоренсу — ее всѣ любили — съ перваго взгляда и каждый вечеръ садилась подлѣ нея съ материнскимъ участіемъ, когда молодая дѣвушка пѣла или играла на фортепьянѣ. Однажды, въ жаркое утро, черезъ два только дня послѣ пріѣзда этихъ гостей, Флоренса сидѣла въ садовой бесѣдкѣ, любуясь черезъ кусты на группу дѣтей, которыя рѣзвились на ближайшемъ лугу. Недалеко отъ нея, по уединенной аллеѣ, гуляли тетка и племянница, разговаривая вполголоса, но такъ, что Флоренса могла слышать каждое слово. Разговоръ шелъ о ней.

— Развѣ Флоренса такая же сиротка, какъ я? — спросила дѣвочка.

— Нѣтъ, моя милая. У ней нѣтъ матери, но отецъ ея живъ.

— Такъ она теперь носитъ трауръ по своей бѣдной матери? — съ живостью спросила племянница.

— Нѣтъ, по своемъ братѣ.

— Есть y ней еще братъ или сестра?

— Нѣтъ.

— Бѣдненькая, какъ мнѣ ее жаль! — воскликнула дѣвочка.

Послѣдовало молчаніе. Тетка и племянница остановились посмотрѣть на какую-то лодку. Флоренса, какъ только произнесли ея имя, набрала цвѣтовъ и хотѣла идти къ нимъ на встрѣчу; но когда онѣ перестали говорить, она опять сѣла на свое мѣсто и принялась дѣлать букетъ. Вскорѣ, однако-жъ, разговоръ возобновился.

— Флоренсу всѣ здѣсь любятъ, и она, конечно; заслуживаетъ любви, я увѣрена въ этомъ, — сказала дѣвочка. — Гдѣ ея папа?

Тетка, послѣ короткой паузы отвѣчала, что не знаетъ. Флоренса опять хотѣла идти, но тонъ голоса, какимъ былъ произнесенъ этотъ отрицательный отвѣтъ, приковалъ ее къ мѣсту. Едва дыша и прижавъ свою работу къ трепещущему сердцу, она старалась теперь не проронить ни одного слова.

— Онъ, конечно, въ Англіи, тетенька?

— Думаю, что такъ. Да, въ Англіи, я это знаю.

— Былъ онъ здѣсь когда-нибудь?

— Не думаю. Нѣтъ, не былъ.

— Онъ пріѣдетъ ее навѣстить?

— Не думаю.

— Развѣ онъ хромъ, слѣпъ или боленъ, тетенька?

Цвѣты начали вываливаться изъ рукъ Флоренсы, когда она услышала эти предположенія. Она прижала ихъ тѣснѣе къ груди, на которую теперь невольно склонилась ея голова.

— Китти, — отвѣчала старая леди, — я, пожалуй скажу тебѣ всю правду о Флоренсѣ, какъ сама слышала, да только ты не говори никому, иначе могутъ выйти непріятности для нея.

— Никому не скажу, тетенька.

— Я вѣрю тебѣ, — отвѣчала старушка, — и могу на тебя положиться. Такъ вотъ въ чемъ дѣло. Отецъ вовсе не заботится о Флоренсѣ, видитъ ее очень рѣдко, въ жизнь не сказалъ ей ласковаго слова и теперь почти совершенно оставилъ ее. Она полюбила бы его нѣжно, если бы онъ захотѣлъ, но онъ не хочетъ, хотя она ни въ чемъ не провинилась ни передъ нимъ, ни передъ кѣмъ на свѣтѣ. Она вполнѣ заслуживаетъ любви, и всѣ о ней жалѣютъ.

Многіе цвѣты изъ рукъ Флоренсы попадали на землю, a тѣ, которые остались на ея груди, были мокры, но не отъ росы. Лицо несчастной дѣвушки склонилось на руки.

— Бѣдная Флоренса! милая, добрая Флоренса! — восклииалъ ребенокъ.

— Знаешь ли, Китти, зачѣмъ я тебѣ разсказала объ этомъ?

— Затѣмъ, чтобы я всей душою полюбила ее и старалась ей понравиться. Такъ ли, тетенька?

— Такъ, моя милая, но не совсѣмъ. Ты видишь, Флоренса веселится, угождаетъ намъ всѣмъ, улыбается, принимаетъ участіе въ каждой забавѣ; но думаешь ли ты, что она совершенно счастлива? Какъ тебѣ кажется, Китти?

— Я нахожу, что не совсѣмъ, — проговорила дѣвочка.

— Далеко не совсѣмъ, моя милая. Передъ ней маленькія дѣти съ своими родителями, которые ихъ любятъ и гордятся ими. Понимаешь ли теперь, отчего груститъ она, наблюдая дѣтей?

— Да, тетенька, понимаю очень хорошо. Бѣдная Флоренса!

Еще и еще нѣсколько цвѣтовъ попадали на землю, какъ будто отъ дуновенія зимняго вѣтра.

— Китти, — продолжала старая леди важнымъ, но совершенно спокойнымъ и пріятнымъ голосомъ, — изъ всѣхъ дѣтей, въ этомъ мѣстѣ, ты одна можешь быть ея естественнымъ и безвреднымъ другомъ. У тебя нѣтъ тѣхъ невинныхъ средствъ, которыя имѣютъ другія дѣти, счастливѣе тебя…

— Нѣтъ дѣтей счастливѣе меня, тетенька! — воскликнула дѣвочка, обнимая тетку.

— Ты не можешь, милая Китти, напоминать ей, какъ другія дѣти, о ея несчастьи. Поэтому я бы очень хотѣла, чтобы ты сдѣлалась ея истиннымъ другомъ. Безъ матери и безъ отца, круглыя сироты, связанныя общимъ горемъ, вы вполнѣ могли бы сочувствовать одна другой.

— Но при васъ, тетенька, для меня неизвѣстна утрата родительской любви, и я никогда ея не понимала.

— Во всякомъ случаѣ, моя милая, несчастье твое далеко не такъ велико, какъ Флоренсы. Нѣтъ на свѣтѣ сироты, несчастнѣе ребенка, отверженнаго живымъ отцомъ.

Ho и послѣ этой сцены Флоренса ни на шагъ не отступала отъ своей завѣтной цѣли. Отецъ не знаетъ, какъ она его любитъ. Рано или поздно, придетъ же, наконецъ, время, когда она найдетъ дорогу къ его сердцу, а, между тѣмъ, она ни словомъ, ни дѣломъ, ни взоромъ не обнаружитъ поводовъ къ жалобамъ на него или къ пересудамъ его поступковъ.

Даже въ разговорахъ съ дѣвочкой, которую она полюбила очень нѣжно, Флоренса никогда не упоминала объ отцѣ. Позволить съ нею въ этомъ отношеніи нѣкоторую откровенность предпочтительно передъ другими дѣтьми, значило, можетъ быть, — думала Флоренса, — подтвердить мнѣніе, что отецъ ея былъ жестокъ и несправедливъ. Спасти его, во что бы ни стало, отъ всѣхъ возможныхъ пересудовъ, — вотъ еще новый пунктъ въ занятіяхъ ея любящаго сердца.