Домби и сын - Чарльз Диккенс

Джентльменъ особенно смотрѣлъ на Флоренеу, и когда гуляющее общество остановилось, онъ раскланялся сперва съ ней, a потомъ привѣтствовалъ сэра Барнета и леди Скеттльзъ. Флоренса никакъ не могла припомнить, видѣла ли когда это лицо, и какъ скоро джентльменъ подъѣхалъ къ ней ближе, она невольно отступила назадъ.

— Не бойтесь. Моя лошадь очень смирна, увѣряю васъ, — сказалъ джентльменъ.

Но Флоренса испугалась не лошади. Въ самомъ всадникѣ было что-то такое, что какъ будто ее кольнуло и заставило отступить.

— Я, конечно, имѣю удовольствіе говорить съ миссъ Домби? — сказалъ джентльменъ съ любезной улыбкой.

Флоренса поклонилась.

— Мое имя Каркеръ. Больше, кажется, мнѣ не нужно рекомендовать себя, чтобы быть представленнымъ миссъ Домби. Каркеръ.

День былъ жаркій, но Флоренса почувствовала странную дрожь, пробѣжавшую по ея тѣлу. Она представила м-ра Каркера своему обществу.

— Прошу извинить, — сказалъ м-ръ Каркеръ, — тысячу разъ; но я завтра поутру отправлюсь къ м-ру Домби, въ Лемингтонъ, и если вамъ, мисеъ, угодно дать мнѣ какое порученіе, я почту себя совершенно счастливымъ.

Сэръ Барнетъ немедленно сообразилъ, что Флоренсѣ надо писать, и предложилъ окончить прогулку, приглашая м-ра Каркера на дачу отобѣдать. М-ръ Каркеръ, къ великому несчастью, уже далъ слово обѣдать въ другомъ мѣстѣ, но, ежели миссъ Домби желаетъ писать, онъ съ удовольствіемъ готовъ ждать сколько угодно. Представивъ это извиненіе съ любезнѣйшей улыбкой, м-ръ Карксръ нагнулся, чтобы погладить шею лошади, и Флоренса въ эту минуту разслышала, или, правильнѣе, разглядѣла въ его взорѣ слѣдующія три слова: "О кораблѣ никакого слуху!»

Бѣдная дѣвушка съ крайнимъ испугомъ отскочила отъ всадника, который въ эту минуту выставилъ всѣ свои зубы, и трепещущимъ голосомъ проговорила, что не намѣрена писать къ отцу.

— Можетъ быть, вамъ угодно, миссъ Домби, послать что-нибудь? — сказалъ зубастый всадникъ.

— Нѣтъ, благодарю васъ. Мнѣ нечего посылать, кромѣ… кромѣ моей любви.

Несмотря на ужасную взволнованность, Флоренса подняла на него выразительный, умоляющій взоръ, въ которомъ нетрудно было прочесть просьбу о пощадѣ, такъ какъ всякое сношеніе между ею и отсутствующимъ отцомъ выходило изъ круга обыкновенныхъ вещей. М-ръ Каркеръ улыбнулся, отвѣсилъ низкій поклонъ и, снабженный комплиментами отъ сэра Барнета и леди Скеттльзъ къ м-ру Домби, поскакаль назадъ, оставивъ самое благопріятное впечатлѣніе въ превосходительныхъ сердцахъ. Флоренса между тѣмъ продолжала дрожать, какъ въ лихорадкѣ, и сэръ Барнетъ, не чуждый народныхъ суевѣрій, заключилъ, что, вѣроятно, въ эту минуту проходилъ кто-нибудь по ея будущей могилѣ. М-ръ Каркеръ еще разъ оглянулся изъ-за угла, поклонился и поскакалъ во весь опоръ… вѣроятно, на будущую могилу Флоренсы.

Глава XXV

Странныя вѣсти о дядѣ Соломонѣ

Несмотря на твердое намѣреніе чуть свѣтъ сняться съ якоря, капитанъ Куттль не прежде, какъ въ шесть часовъ, проснулся въ своей каютѣ послѣ того достопамятнаго вечера, когда онъ наблюдалъ черезъ окно, освѣщенное лампой, дядю Соломона за его письменнымъ столомъ, вмѣстѣ съ деревяннымъ мичманомъ на прилавкѣ и Благотворительнымъ Точильщикомъ, возившимся около своей постели за тѣмъ же прилавкомъ. Зато теперь капитанъ пробудился и тѣломъ, и душой. Сидя на постели, онъ озирался вокругъ комнаты и протиралъ свои глаза съ какимъто особеннымъ неистовсівомъ, какъ будто отъ нихъ теперь требовалась чрезвычайная услуга. Случай необыкновенный. Передъ особой капитана лицомъ къ лицу, задыхаясь отъ усталости, стоялъ Робъ Тудль, съ раскраснѣвшимися щеками и выпученными глазами, блиставшими самымъ яркимъ свѣтомъ.

— Ура! — проревѣлъ капитанъ. — Что новаго?

Но когда Робъ хотѣлъ отвѣчать, капитанъ вепремъ спрыгнулъ съ постели и рукою зажалъ ему ротъ.

— Погоди, любезный, плгоди, — сказалъ онъ, — не говори покуда ни слова.

Затѣмъ капитанъ повернулъ посѣтителя налѣво кругомъ въ другую комнату, и, скрывшись самъ на нѣсколько минутъ, воротился въ синемъ камзолѣ, подошелъ къ шкапу, налилъ двѣ рюмки водки и подалъ одну Благотворительному Точильщику. Потомъ, опорожнивъ собственную рюмку, капитань приложился спиною къ стѣнѣ, какъ будто хотѣлъ на всякій случай предупредить возмзжность опрокинуться навзничь и, обративъ глаза на Точильщика, скомандовалъ довольно рѣшительнымъ тономъ:

— Ну, теперь отваливай, дружокъ, отваливай!

— Вы хотите, чтобы я говорилъ? — спросилъ Робъ, озадаченный капитанскими приготовленіями.

— Да, начинай.

— Мнѣ почти нечего разсказывать, капитанъ. Вотъ вамъ!

Робъ показалъ связку ключей. Капитанъ, еще плотнѣе прислонившись къ стѣнѣ, бросалъ поперемѣнно взгляды то на ключи, то на Точильщика.

— Вотъ вамъ еще, — продолжалъ Робъ.

Тутъ онъ вынулъ запечатанный пакетъ, на который каиитанъ посмотрѣлъ съ такимъ же вниманіемъ, какъ и на ключи.

— Вставши сегодня въ пять часовъ, — продолжаль Робъ, — я нашелъ всѣ эти вещи на своей постели. Двери въ магазинъ были отперты, и м-ръ Гильсъ отошелъ…

— Какъ?! умеръ?! — проревѣлъ капитанъ, поблѣднѣвъ какъ смерть.

— Не умеръ, a исчезъ, — возразилъ Точильщикъ.

— Исчезъ?

— Скрылся изъ магазина, неизвѣстно куда.

Капитанъ заревѣлъ такимъ неистовымъ голосомъ и съ такою быстротою ринулся отъ стѣны, что бѣдный Точильщикъ, вооруженный ключами и пакетомъ, поспѣшилъ забиться въ противоположный уголъ.

— На ключахъ, сударь, и на пакетѣ написано: "Для капитана Куттля", — завопилъ Робь, — Вотъ я и прибѣжалъ къ вамъ. Больше я ничего не знаю, капитанъ Куттль, ей-же-ей! Ужъ лучше бы мнѣ провалиться сквозь землю. Вотъ нашли мѣсто для бѣднаго парня! Хозяинъ бѣжалъ и мнѣ придется разстаться съ мѣстомъ, a еще меня же обвиняютъ!

Эти жалобныя восклицанія были вызваны сверкающими глазами капитана, который весь, съ ногъ до головы, пылалъ подозрѣніемъ и угрозами. Принявъ пакетъ изъ рукъ Точильщика, капитанъ разломалъ печать и принялси читать:

"Милый мой Недъ Куттль, здѣсь ты найдешь мою волю" — капитанъ для удостовѣренія перевернулъ листъ — "и завѣщаніе"…

— Гдѣ же завѣщаніе? — закричалъ капитанъ, бросивъ подозрительный взглядь на Точильщика. — Воля здѣсь, a завѣщанія я не вижу. Куда дѣвалъ ты завѣщаніе?

— Я не видалъ никакого завѣщанія — возразилъ Робъ. — Пожалуйста, капитанъ, не нападайте на меня. Я не трогалъ завѣщанія.

Капитанъ сомнительно покачалъ г. оловой и съ важностью продолжалъ чтеніе:

"Не вскрывай документа до истеченія года или пока не будетъ получено вѣрнаго извѣстія о моемъ миломъ Вальтерѣ, который также — я увѣренъ въ этомъ — дорогъ и для тебя, любезный Недъ…

Здѣсь капитанъ остановился съ видимымъ волненіемъ. Понимая, однако-жъ, важность настоящаго случая, онъ, для возстановленія своего достоинства, бросилъ на Точильщика строгій взглядъ и продолжалъ:

"Если ты никогда не услышишь обо мнѣ или не увидишь меня больше, вспоминай, любезный Недъ, о старомъ другѣ такъ же, какъ онъ будетъ вспоминать о тебѣ до послѣдняго издыханія — съ любовью, и заступи, ради Вальтера, его мѣсто при магазинѣ до истеченія упомянутаго срока. Долговъ нѣтъ. Заемъ фирмѣ Домби и Сынъ уплаченъ. Посылаю тебѣ ключи. Храни все это въ тайнѣ и не дѣлай обо мнѣ никакихъ разспросовъ. Это безполезно. Больше писать нечего, любеный Недъ. Остаюсь твой вѣрный друтъ Соломонъ Гильсъ.

Капитанъ перевелъ духъ и читалъ далѣе постскриптъ.

"Мальчикъ Робъ, рекомендованный фирмой, какъ я тебѣ говорилъ, можетъ остаться при магазинѣ… Если окажется необходимымъ продавать вещи съ аукціона, прибереги, милый Недъ, маленькаго мичмана".

Капитанъ Куттль перечиталъ письмо, по крайней мѣрѣ, двадцать разъ и съ сотню разъ перевернулъ его въ рукахъ, сидя въ глубокомъ раздумьи на своемъ стулѣ. Сначала мысли его были исключительно прикованы къ письму, и онъ ни о чемъ больше не былъ въ состояніи думать. Потомъ онъ постепенно началъ вникать въ постороннія обстоятельства, и мало-по-малу идея военнаго суда образовалась и созрѣла въ его головѣ. Но подсудимымъ былъ Благотворительный Точильщикъ, и никто больше. Его слѣдовало допросить. Утвердившись въ этой мысли, капитанъ принялъ такой рѣшительный, строгій, истинно судейскій видъ, что Точиьщикъ, еще прежде начатія допроса, понялъ всю опасность своего положенія и счелъ необходимымъ опровергнуть обвинительные пункты, начертанные на челѣ грознаго судіи.

— О, зачѣмъ вы на меня такъ смотрите, капитанъ? — воскликнулъ Точильщикъ. — Въ чемъ я провинился передъ вами?

— Не кричи, любезный, не кричи! Нечего обвинять себя прежде времени.

— Я ни въ чемъ не виноватъ, капитанъ!

— Увидимъ, a покамѣстъ распускай-ка паруса и — маршъ впередъ!

Съ глубокимъ чувствомъ отвѣтственности, возложенной на него въ настоящемъ случаѣ, капитанъ рѣшился немедленно произвести строжайшее слѣдствіе на самомъ мѣстѣ и, вооруживщись сучковатымъ жезломъ, отправился въ Сити вмѣстѣ съ Благотворительнымъ Точильщикомъ. Считая этого малаго своимъ арестантомъ, онъ думалъ сначала сковать его или, по крайней мѣрѣ, стянуть его руки, но, не зная обычныхъ формъ, употребительныхъ при такомъ арестѣ, удовольствовался лишь тѣмъ, что держалъ его плечи во всю дорогу, приготовившись, въ случаѣ малѣйшаго сопротивленія, дать ему пинка и повалить на мостовую.