Домби и сын - Чарльз Диккенс

Заоблачный мудрецъ не отвѣчалъ ничего. По его физіономіи можно было судить, что онъ привыкъ созерцать предметы только въ отдаленномъ пространствѣ и не обращаетъ вниманія на вещь, если она не удалена по крайней мѣрѣ на десять миль отъ одинокаго глаза.

Капитанъ, сдѣлавъ выразительный жестъ желѣзнымъ крюкомъ, обратился къ дамамъ и продолжалъ начатую рѣчь такимъ образомъ:

— Вотъ стоитъ передъ нами человѣкъ, который падалъ съ высотъ невообразимыхъ, но никогда не ушибался. Онъ одинъ вытерпѣлъ гораздо больше бѣдъ, чѣмъ всѣ матросы морского госпиталя. Когда онъ былъ молодъ, его колотили по широкому лбу жердями, желѣзными болтами, и о спину его изломалось столько мачтовыхъ деревъ, что можно бы изъ нихъ построить увеселительную яхту. Вѣрьте, это человѣкъ, котораго мнѣніямъ нѣтъ ничего подобнаго на землѣ и на морѣ.

Мудрецъ легкимъ движеніемъ локтей, казалось, выразилъ нѣкоторое удовольствіе панегиристу; но никто въ свѣтѣ не угадалъ бы по его лицу, какая мысль занимаетъ его въ эту минуту. Вдругъ онъ опустилъ глаза подъ палубу и басистымъ голосомъ прогремѣлъ:

— Товарищъ, чего хотятъ выпить эти дамы?

Куттль, испугавшійся при такомъ предложеніи за Флоренсу, отвелъ мудреца въ сторону и шепнулъ ему на ухо нѣкоторыя поясненія. Потомъ они оба спустились внизъ и выпили по рюмкѣ джину. Флоренса и Сусанна наблюдали друзей черезъ открытый люкъ каюты и видѣли, какъ мудрецъ угощаетъ капитана. Вскорѣ они опять появились на палубѣ. Поздравляя себя съ успѣхомъ предпріятія, Куттль повелъ Флоренсу къ каретѣ. Бенсби, съ глубокомысліемъ медвѣдя, предложилъ услуги миссъ Нипперъ, и слѣдуя съ ней по тому же направленію, толкнулъ ее раза два локтемъ, выражая нѣжную чувствительность, къ великому неудовольствію молодой спутницы.

Философъ усѣлся въ каретѣ вмѣстѣ съ дамами, a капитанъ по-прежнему помѣстился на козлахъ рядомъ съ кучеромъ. Вполнѣ довольный пріобрѣтеніемъ знаменитаго оракула, онъ улыбался во всю дорогу, подмигивалъ Флоренсѣ сквозь каретное окошко, и, ударяя себя по лбу, искусно намекалъ о сокровищахъ премудрости въ головѣ Бенсби. Оракулъ между тѣмъ, чувствительность котораго въ отношеніи къ женскому полу не была преувеличена капитаномъ, продолжалъ подталкивать миссъ Нипперъ, сохраняя впрочемъ во всей полнотѣ свое глубокомысліе.

Соломонъ Гильсъ, уже воротившійся домой, встрѣтилъ гостей y дверей и немедленно повелъ ихъ въ свою маленькую гостиную, которая теперь была уже не то, что въ былыя времена. По всѣмъ направленіямъ комнаты валялись морскія карты, по которымъ грустный хозяинъ, съ компасомъ въ рукахъ, слѣдилъ за отплывшимъ кораблемъ, разсчитывая, какъ далеко занесли его бури, и стараясь убѣдиться, что еще не скоро наступитъ время, когда должно будетъ покинуть всякую надежду.

— Вотъ куда сдрейфовало его, — говорилъ дядя Соль, разсматривая карту, — но нѣтъ, это невозможно. A пожалуй, не занесло ли, напримѣръ… предположимъ, что въ тогдашнюю бурю онъ измѣнилъ курсъ и попалъ… да нѣтъ, это опять вздоръ!

И съ такими противорѣчащими предположеніями бѣдный дядя Соль разъѣзжалъ по огромнымъ листамъ, безнадежно отыскивая вѣрный пунктъ, гдѣ бы утвердить румбы своего компаса.

Флоренса тотчасъ же замѣтила, да и мудрено было не замѣтить, какъ ужасно измѣнился несчастный старикъ въ отсутствіи племянника. Кромѣ безпокойства и грусти, обыкновенныхъ чувствъ въ его положеніи, на его лицѣ пробивалась какая-то загадочная, противорѣчащая рѣшимость, которая особенно тревожила чувствительную дѣвушку. Старикъ выражался какъ-то дико и наобумъ. Когда Флоренса изъявила сожалѣніе, что не видѣла его сегодня поутру, онъ сказалъ сначала, что заходилъ къ ней, но потомъ одумался и какъ будто хотѣлъ назадъ взять отвѣтъ.

— Вы заходили ко мнѣ? — сказала Флоренса. — Сегодня?

— Да, моя любезная миссъ, — отвѣчалъ дядя Соломонъ, посмотрѣвъ на нее съ явнымъ смущеніемъ. — Я хотѣлъ увидѣть васъ собственными глазами, услышать собственными ушами, увидѣть и услышать еще разъ, прежде чѣмъ…

— Прежде чего? прежде чего? — сказала Флоренса, положивъ руку на его плечо.

— Развѣ я сказалъ — прежде? — Ну, такъ я думалъ, прежде чѣмъ придутъ вѣсти отъ моего милаго Вальтера.

— Вы нездоровы, — сказала Флоренса съ нѣжностью. — У васъ такъ много было безпокойства. Я увѣрена, вы нездоровы.

— Я здоровъ и крѣпокъ такъ, какъ только можетъ быть человѣкъ моихъ лѣтъ — съ жаромъ заговорилъ старикъ. — Посмотрите на эту руку: она не дрожитъ, и развѣ владѣлецъ ея не можетъ быть столь же отважнымъ и рѣшительнымъ, какъ юноша въ полномъ цвѣтѣ силъ? Увидимъ, увидимъ.

Въ движеніяхъ, сопровождавшихъ эти слова, выражалось слншкомъ очевидное разстройство, и Флоренса, тронутая до глубины души, хотѣла сообщить свои опасенія Куттлю; но тотъ въ эту самую минуту излагалъ, со всѣми подробностями, обстоятельства дѣла, насчетъ котораго требовалось положительное мнѣніе мудреца.

Бенсби, старавшійся, по-видимому, разглядѣть какой-то замѣчательный пунктъ между Лондономъ и Грэвзендомъ, два или три раза пробовалъ протянуть свою косматую руку, чтобы обвить ее вокругъ воздушнаго стана миссъ Нипперъ; но молодая дѣвушка, съ крайнимъ негодованіемъ, отскочила на противоположный конецъ стола, и чувствительное сердце командира "Осторожной Клары" не встрѣтило вожделѣннаго отвѣта. Наконецъ, послѣ нѣкоторыхъ соображеній, могучій гопосъ изъ внутренностей командира, не обращенный ни къ кому въ особенности и управляемый, независимо отъ воли самого владѣльца, какимъ-то фантастическимъ духомъ, забасилъ такимъ образомъ:

— Меня зовутъ Джономъ Бенсби.

— Его окрестили Джономъ, — воскликнулъ восторженный капитанъ Куттль. — Слушайте, слушайте!

— И что я говорю, на томъ стою.

Капитанъ выразительно мигнулъ слушателямъ и, пожимая руку Флоренсы, какъ будто говорилъ:

— Теперь-то онъ расходится! Слушайте его, слушайте! Вотъ зачѣмъ я его привелъ!

— Поэтому, — продолжалъ голосъ, — отчего же и не такъ? A если такъ, что-жъ изъ этого? Кто другой скажетъ иначе? Никто. Баста! утекай!

Послѣ этой аргументаціи голосъ остановился и отдыхалъ. Слушатели безмолвствовали. Черезъ минуту таинственный голосъ забасилъ опять такимъ образомъ:

— Полагаете ли вы, ребята, что "Сынъ и Наслѣдникъ" пошелъ ко дну? Можетъ быть. A я какъ думаю? о чемъ? Пусть будетъ такъ. Шкиперъ идетъ къ каналу Святого Георгія, къ Даунсамъ. Что y него передъ носомъ? Гудвинскія отмели. Кто это сказалъ? никто. Онъ можетъ наскочить на Гудвинсы, можетъ и не наскочить. Разумѣй. Въ зашеекъ не толкаютъ. Баста! Не зѣвать на рулѣ и счастливо оставаться.

Затѣмъ таинственный голосъ вышелъ на улицу, уведя съ собой командира "Осторожной Клары" и сопутствуя ему до самой каюты, гдѣ онъ немедленно погрузился въ койку и освѣжился крѣпкимъ сномъ.

Внимательные слушатели изреченій мудреца съ крайнимъ недоумѣніемъ смотрѣли друтъ на друга, стараясь каждый иосвоему вникнуть въ загадочныя слова Бенсби, который, какъ оракулъ, поставленный на треножникъ, ни на шагъ не отступилъ отъ существенныхъ правилъ, свойственныхъ всѣмъ вообще оракуламъ древыихъ и новыхъ временъ. Еще въ большемъ недоразумѣніи находился Благотворительный Точильщикъ, видѣвшій всю сцену съ чердака изъ потолочнаго окна: маленькая и очень невинная хитрость, которую шпіонъ м-ра Каркера уже не разъ позволялъ себѣ при разныхъ случаяхъ и обстоятельствахъ. Куттль, съ своей стороны, убѣжденный еще больше въ высочайшей премудрости командира Бенсби, въ жизнь не дававшаго никакихъ промаховъ, вывелъ изь его словъ положительное заключеніе, чго "Сынъ и Наслѣдникъ" бросаетъ якорь надежды, за который съ помошью божьею и должна уцѣпиться вся компанія. Флоренса старалась увѣрить себя, что капитанъ былъ правъ; но Сусанна Нипперъ Выжига, энергически замотавъ головой, обънвила прямо и рѣшительно, что командиръ Бенсби такой же дуракъ, какъ Перчъ разсыльный.

Дядя Соль, послѣ торжественнаго совѣщанія, остался въ такомъ же расположеніи духа, какъ и прежде и тотчасъ по уходѣ Бенсби принялся разъѣзжать по географическимъ картамъ, отмѣривая циркулемъ безнадежныя разстоянія. Когда, такимъ образомъ, онъ погруженъ былъ въ свое путешествіе, Флоренса шепнула о чемъ-то Куттлю, и тотъ немедленно подошелъ къ старику.

— Ну что, дядя Соль? — заговорилъ капитанъ, дружески положивъ свою тяжелую руку на плечо инструментальнаго мастера. — Что новенькаго?

— Ничего, Недъ, такъ себѣ, — отвѣчалъ Соломонъ Гильсъ. — Мнѣ пришло теперь въ голову, что въ этотъ самый день мой бѣдный мальчикъ поступилъ въ контору Домби и Сына. Тогда онъ поздно воротился къ обѣду и сѣлъ тамъ, гдѣ ты теперь стоишь. Мы заговорили тогда о кораблекрушеніяхъ, и я насилу могъ отвлечь его отъ этого предмета.

Глаза Флоренсы съ живѣйшимъ любопытствомъ обратились на старика. Онъ остановился.