Доминум - Полина Граф

– Что ты такое несешь? – прищурился Дан, явно напрягшись.

– Назад дороги нет. Как и иного пути наружу. Он ведет не вперед. А назад. В прошлое. К самым сильным воспоминаниям, порождающим больше всего эфира. Основы ваших душ, без которых вы никто, без которых вы слабы. Я не знаю, что у вас могло произойти в жизни, но лучше подготовьтесь к этому. Оступится один – пострадают все.

Звон нарастал. Где-то наверху забрезжило алое сияние. Оно становилось все ярче и ярче, пока не поглотило все вокруг.

* * *

Меня окружили люди. Они шли в одном направлении, и я семенил вместе с ними, словно бездумный участник толпы. Когда я проходил по мосту, пролегающему над одним из множества небольших каналов, рядом раздался знакомый голос.

– Воспоминания твоего друга, – сказал Пустой. – Надеюсь, он сможет вновь принять их.

Я вздрогнул и только сейчас как следует огляделся. Люди выглядели старомодно, словно сошли с фотографий первой половины двадцатого века. Ночь, теплый свет фонарей и далеких звезд. Замызганные улицы и треснувшая кладка кирпичных домов, уже тогда казавшихся старыми. На некоторых висели поблекшие плакаты явно пропагандистского характера.

– Это душа? – догадался я, с удивлением осматривая прошедшую мимо шумную группу солдат. Они громко над чем-то смеялись. Один буквально прошел сквозь меня. – Но где все остальные?

– Они не могут видеть того, что довелось пережить лишь одному из них. Это его бремя. И его испытание. Но ты тот, кто открыл проход сюда. Я – часть этого места, – пояснил Пустой, когда мы свернули на большую площадь вместе с плотным потоком людей. – Другим же придется некоторое время терпеть свою темницу без тебя.

Все искрило и пестрело, народ словно пытался отвлечься от происходящего в их обычной жизни. Звучала живая музыка, стояли лотки с едой. Меня не отпускал запах корицы. Но вместе с тем откуда-то несло и гарью. На отдельном пятачке танцевали как молодые, так и старые. Чем дальше мы шли, тем сильнее ощущались эмоции воспоминания. Умиротворение, тепло и даже счастье.

Я не сразу узнал появившегося передо мной Стефана. Он был намного моложе. Не внешне, но внутренне. Юноша носил темную кепку и плащ и утомленно улыбался. Во взгляде его не было привычной тяжести, которую создали годы, проведенные среди протекторов. Это был не воин, не циник и ни в коем случае не Палач. Обычный молодой человек, выбравшийся на праздник, такой редкий и потому поистине долгожданный. Даже мелькающие в толпе военные не наводили на него привычного трепета. Они лишь служили небольшим напоминанием о том, что происходило за пределами Венеции.

Девочка лет двенадцати тянула Стефа за полы плаща. Такая же черноволосая и янтарноглазая, одетая в теплое пальто.

– Пойдем! – клянчила она, пытаясь затащить его к танцующим людям. – Хоть немного! Стефано, пожа-алуйста!

Она обожала танцевать и безуспешно пыталась привлечь к этому и брата. Девочка мечтала стать артисткой, выступать на большой сцене перед обширной публикой. Она часто и без умолку рассказывала о своих мечтах Стефу, пока тот рисовал, сидя на подоконнике круглого окна своей комнаты, расположенной под самой крышей и больше походившей на художественную мастерскую. Их родители не скупились на образование и творческие начинания детей, хотя о многом те и не просили. Но статус вынуждал прививать им хорошие манеры и разносторонность. В этом их мать была старомодна.

Читать душу мне оказалось как никогда легко, словно все стены разом рухнули, оставляя хрупкую чистую правду.

– Это и делает защита, которая не дает нам попасть дальше, – пояснил Пустой, точно прочитав мои мысли. – Обнажает самые глубинные воспоминания, да так, что человек не может отличить прошлое от реальности. Еще раз. По второму кругу.

– То есть… – Я снова поднял взгляд на Стефа. – Он настоящий? Не воспоминание?

– Он лишь переживает то, через что прошел много лет назад, – кивнул спутник.

– Тина, прекрати, – Стефан поморщился, но без раздражения или сарказма, привычного мне, а с простой усталостью. – Мы и без того еле отпросились у матери. Если ты где-нибудь зашибешься, мне головы не видать!

Его сестра обиженно надула щеки.

– Так себе потеря, – проворчала она. – Пустая башка.

– Не ругайся, – одернул он ее. – Пойдем лучше посмотрим, что тут еще есть. И, бога ради, не теряйся!

Девочка послушно взяла брата под руку, и они двинулись дальше. Стефан волновался. Что-то не давало ему покоя, он все вглядывался в лица проходящих мимо людей. Он вечно чего-то опасался, как будто удар мог прилететь с любой стороны. Так учила его мать: не доверяй окружающим. Мелкие, жадные, циничные. Изобьют, обворуют. Потому Стефан никогда и ни в чем не был уверен. Но сегодня трепет был несколько иным.

– Мама не сильно будет волноваться, если я потеряюсь, – буркнула Тина, как обычно не подумав.

– Зато я буду, – заверил ее Стеф.

– А вот если бы ты исчез, тогда бы она и вправду оказалась вне себя. Так что это лучше тебе от меня не отходить.

Стефан нахмурился. Сказанное сестрой кольнуло его, потому как являлось чистой правдой. Несмотря на то что ни он, ни Тина ни в чем не нуждались и, более того, имели много непозволительной роскоши даже в военное время, по-настоящему за сестрой приглядывал только он сам. Отец вечно был слишком занят работой, постоянными отъездами, проверкой своих промышленных фабрик, находившихся далеко за пределами города. А мать… она всегда больше любила сына, нежели дочь. Даже откупила его от призыва на фронт (их состояние, правда, без труда могло покрыть подобные затраты). Никогда не позволяла покидать города, желала знать, что, с кем и когда он делает. Лишь бы держать Стефано при себе, подальше от опасностей.

Они долго гуляли, прежде чем Стеф ощутил холод, мгновенно передавшийся и мне. Волосы на затылке встали дыбом, я вмиг догадался, что происходит, еще до того, как по стенам заскользили черные тени.

Юноша затравленно оглядывался, одной рукой придерживая кепку.

– Тина, мы…

В небо ударил первый залп красного фейерверка. Сестра подскочила от радости.

– Стефано, идем! – воскликнула она и рванула вперед.

Тот даже не успел опомниться, а она уже исчезла. Его поглотил страх.

– Тина!

Он взволнованно расталкивал сгрудившихся людей, создававших собой непроходимые стены. С каждым шагом волнение все сильнее впивалось в его сердце ледяными иглами. Небо разрывалось от алых фейерверков. Красный, везде красный. Впереди единожды блеснул голубой бант его сестры, но тут же исчез за сомкнувшимися рядами людей.

Взрывы смешались с холодящим нутро рыком. Стефан не помнил, в какой момент красные искры слились с кровью.