Ордынский волк. Самаркандский лев - Дмитрий Валентинович Агалаков

– Государь, большинство защитников крепости не мусульмане.

– Как это может быть? – плохо понимая донесение, спросил Тимур.

Его командир-бек пожал плечами:

– Да так, это армянские и греческие воины. Они христиане. Неверные.

Тимур помрачнел.

– Как же султан Баязид называет себя рабом Аллаха, если он ставит на защиту крепости неверных? В своем ли он уме? Как он собирается, когда придет его время предстать перед Аллахом, оправдаться за этот проступок? – Но вряд ли его бек мог ответить на такой вопрос! – Позови ко мне Мустафу!

И вновь даругу притащили в шатер Тимура. Он трепетал, не понимая, что случилось. Подарки были плохи? Или их оказалось мало?

Тимур смотрел на него мрачнее тучи.

– Ты не ведаешь, почему я тебя вызвал?

– Нет, государь. – Тот замотал головой. Он и впрямь не понимал. – Если подарков мало, мы снимем с себя последнюю одежду и отдадим тебе. Мы – твои рабы.

– Не нужны мне твои шальвары и твой тюрбан, даруга. Так ты и впрямь не понимаешь, зачем я тебя позвал?

Мустафа готов был расплакаться.

– Нет, государь!

– В твоем войске не только мусульмане, но и неверные.

Даруга оживился.

– Да, государь. Они в основном состоят из армян, есть и греки, они все христиане. Их духовный отец, патриарх, в Константинополе.

До Тимура с трудом доходило каждое слово.

– И как же вы живете вместе с ними? Как делите стол? Как молитесь?

– Мы живем мирно. Каждый молится своему богу. У нас – мечети, у них – церкви. И столы у моих солдат – и мусульман, и христиан – тоже стоят рядом, хотя едят они подчас разную пищу. Мы, «люди Книги»[39], живем в мире, – повторил он.

На этот раз Тимур молчал очень долго.

– Ступай, – наконец сказал он.

Даругу увели. Негодование душило государя. Он под знаменем джихада идет по миру и устанавливает власть Аллаха, убивает неверных на месте, потому что они не заслуживают жить, а эти мелкие анатолийские начальники разрушают все его дело на корню! Его разрушает сам султан Баязид, если допускает такое!

Тимур позвал своих командиров. Те вошли в шатер и стали ждать приказа владыки.

И государь сказал:

– Давно я не слышал такого богохульства. Слушайте мой приказ. Мусульман Сиваса пощадить, но взять самый строгий налог пощады, а христиан, армян и греков, схватить.

– Что с ними сделать? – спросил его старший командир.

– Сколько их?

– Четыре тысячи.

– Они ведь кавказцы?

– Только армяне, государь.

– Сколько раз я им делал газават, уничтожал их по горам и долинам, шел за ними по ущельям, и вот они тут – распространяют ересь. «Люди Книги»! Есть только одна книга, и эта книга – Коран!

– Что же нам делать? – переспросил командир.

– Газават. Отдать их моему войску – по тысяче на десять тысяч. Пусть эти несчастные выроют за городом ямы.

– Ямы?

– Именно так. И поглубже. Идите, отдайте мой приказ.

Командиры ушли. Через несколько часов тот же старший командир вошел к Тимуру.

– Пленные армяне и греки вырыли ямы. Что дальше?

– Что дальше? – усмехнулся Тимур. – Я обещал даруге Мустафе, что не пролью крови защитников его крепости. Пусть мои бахадуры бросят христиан – армян и греков – в эти ямы и зароют их живыми.

– Живыми? – переспросил бек.

– Именно так. Хочу посмотреть, как их Бог позаботится о них. Спасет или нет. Ведь они пророка Ису считают за Бога? Пусть взывают к нему из своих могил, пока земля будет сыпаться на их головы. Пусть, и да свершится правосудие.

В этот скорбный день за стенами города Сиваса были похоронены живьем четыре тысячи христиан – армян в первую очередь. Они выбирались из могил, но бахадуры Сахибкирана черенками копий сбивали их вниз, ведь государь обещал не пролить и капли крови, а горожане Сиваса, ставшие землекопами, рыдая, бросали на них, недавних защитников, свежевырытую землю. Тут были и жены этих солдат. Работать заставили всех. И вот – последние открытые рты, жаждущие глотка воздуха, последние распахнутые глаза. Крик и вой. Последние лопаты земли. К вечеру все стихло. Даругу Мустафу покачивало от того, что он увидел. А потом его пригласили в шатер к государю.

– Ну так что, я выполнил свое обещание? – спросил Тимур. – Я не пролил крови твоих горожан?

– Ты выполнил обещание, – опустил глаза даруга. – И не пролил их крови.

– Скажи спасибо, что ты мусульманин, Мустафа, – бросил ему Тимур. – И помни: я буду идти по миру и уничтожать всех неверных, пока все они не захлебнутся кровью или пока все их рты не забьет земля, как твоих армян и греков. А теперь иди, Мустафа, я найду для тебя занятие.

– Какое, мой господин?

– Моего верного слуги. Как ты знаешь, предателей мусульман я тоже не жалую, и судьба их не многим отличается от неверных. Я слышал, в Малатии даругой твой сын?

– Это так, государь.

– Он хотя бы мусульманин?

– Да, государь.

– Слава Аллаху! Вот и напиши ему письмо. И опиши все, что видел. И скажи ему: «Есть один Бог на небе и один султан на земле. И этот султан – Тимур Гурган. Второму султану уже не бывать». Так и напиши, Мустафа. Ступай.

– А как же город? Сивас? И все горожане? Все мусульмане?

– Как твой город Сивас, ставший прибежищем неверных, где стоят церкви христиан? Да мне неприятно уже одно то, что мой взгляд который день натыкается на твой город. Был бы я Аллахом, положил бы на одну ладонь, а другой бы прихлопнул. Убирайся, даруга, с глаз моих!

Летописец оставил свидетельство о том, что уже описано и что было дальше:

«Воины султана Баязида большей частью были армянами. Четыре тысячи армян (Тимур. – Авт.) разделил войску. Для политики всех их живыми бросили в ямы и закопали. Еще приказал: “Крепость Сивас разрушить!” Вмиг такую крепость сровняли с землей».

От Сиваса не осталось и следа. Это было красноречивое послание султану Баязиду. Не какое-нибудь письмо с чередой оскорблений, а «письмо живое», в котором выли и задыхались умирающие под землей, заживо погребенные люди. Тысячи людей! И плакали другие – десятки тысяч, у которых разрушили их дома, а самих, обчистив, обесчестив, убив их родных, выгнали под открытое небо.

Даруга Малатии, сын Мустафы, не внял мольбам отца и решил отстаивать свою провинцию. Разумеется, Малатия была покорена, мусульман обложили налогом пощады, а тамошних христиан, армян и грузин, перебили.

Но эти живые послания – Сивас и Малатия – предназначались не только