На высотах твоих - Артур Хейли

Вне всяких сомнений, она оборачивается его небывалым, просто блестящим личным успехом.

Никогда еще за всю свою политическую жизнь Джеймс Хауден не достигал таких высот ораторского искусства, и никогда еще ему не удавалось так завораживать своих слушателей. Специалисты по составлению речей, завербованные Брайаном Ричардсоном – один в Монреале, а другой, автор “Тайма” и “Лайфа” <Популярные общественно-политические журналы, издающиеся в США.>, в Нью-Йорке, – прекрасно справились со своей работой. Но еще лучше удавались порой Джеймсу Хаудену его собственные импровизации, когда он откладывал в сторону подготовленный текст и говорил с убежденностью и искренним чувством, которые передавались аудитории.

В основном он говорил – по шпаргалке или без подготовки – о североамериканском наследии и об угрожавшем его существованию влиянии враждебных идеологий. “Пришла пора укреплять единство, – заявлял он, – пора покончить с мелочностью и сварами, пора подняться над пустячными разногласиями, выдвинув на первый план великое дело свободы человека”.

Люди реагировали так, словно именно эти слова они и хотели услышать, такого руководства и ждали…

Как и намечалось, премьер-министр ни словом не упоминал о союзном акте. По конституции в первую очередь полагалось поставить в известность об этом парламент.

Однако своевременность подобного шага чувствовалась весьма явно, создавалось впечатление, что нация готова к более тесному союзу с Соединенными Штатами. Джеймс Хауден остро ощущал такие настроения, а политическое чутье на ветры перемен подводило его крайне редко.

В Торонто переполненный зал, стоя, восторженно приветствовал его. Так же – или очень похоже – премьер-министра принимали в Форт-Уильямс, Виннипеге, Риджайне, Калгари и Эдмонтоне. Сейчас он прибыл в Ванкувер – последний пункт в его программе перед возвращением на Восток, где сегодня вечером ему предстояло выступить в городском театре королевы Елизаветы перед трехтысячной аудиторией.

Освещение поездки в прессе, так же как и ее оценки, было на редкость широким и доброжелательным. Его речи становились главной темой газет, телевидения и радио. Ему необыкновенно повезло, считал Хауден, что на протяжении последних нескольких дней не произошло никаких крупных катастроф или стихийных бедствий, не случилось никаких изощренных убийств на сексуальной почве и не вспыхнуло никаких локальных войн, что могло бы отвлечь от него самого часть внимания прессы и общественности.

Правда, бывали и мелкие неприятности. В газетах по-прежнему каждый день упоминалось дело этого несостоявшегося иммигранта Анри Дюваля, продолжались и критические выступления в связи с ним в адрес правительства. В каждом городе премьер-министру доводилось видеть и демонстрантов с плакатами в поддержку морского скитальца, а на встречах, открытых для широкой публики, ему иногда приходилось отбиваться от едких выпадов на эту тему. Но он чувствовал, что ажиотаж уже идет на спад, ослабевает и умирает – возможно, потому, что ничто не угасает столь быстро, как энтузиазм к безнадежно проигранному делу.

"Что-то молодой Прауз не торопится”, – с нетерпеливым раздражением подумал Джеймс Хауден.

Почти в тот же миг в гостиной появился объект его озабоченных мыслей с карманами, топырившимися набитыми в них шоколадками.

– Хотите штучку? – предложил премьер-министр, сняв обертку и с удовольствием откусывая от ароматного шоколадного батончика.

– Нет, благодарю вас, сэр, – отказался помощник. – По правде говоря, я вообще-то равнодушен к сладкому.

"Естественно, чего еще от тебя ждать”, – подумал Хауден. А вслух спросил:

– Говорили с местным чиновником, который у нас здесь ведает иммиграцией?

– Да, он был у меня сегодня утром. Его зовут Крамер.

– И что он сказал об этой возне с Дювалем?

– Заверил меня, что у благотворителей Дюваля не осталось более никаких легальных возможностей предпринять что-либо еще. Дело можно считать буквально усопшим.

"Один только Эллиот Прауз, – мелькнуло в голове у Хаудена, – способен в обычном разговоре употребить слова вроде “буквально усопшим”.

– Ладно, – произнес премьер-министр. – Надеюсь, что на этот раз он не ошибается. Хотя могу признаться вам, что выносу “усопшего” только порадуюсь. Когда отплывает судно?

– Послезавтра вечером.

В тот самый день, когда он в Оттаве объявит новость о союзном договоре, уточнил про себя Хауден.

– Мистер Крамер горел желанием встретиться с вами лично, – проинформировал его помощник. – По-моему, он хотел объяснить вам свои действия в связи с этим делом. Я сказал ему, что это совершенно невозможно.

Хауден кивнул в знак одобрения. Множество чиновников хотели бы объяснить свои действия премьер-министру, особенно если они сплоховали в той или иной ситуации. И Крамер не составлял исключения.

– Можете передать ему от моего имени, – распорядился Джеймс Хауден, решив, что небольшая бодрящая встряска Крамеру не повредит, – что я крайне недоволен тем, как он повел дело в кабинете судьи. Ему не следовало выскакивать с предложением о специальном расследовании. Это всего лишь реанимировало проблему, которая была уже почти закрыта.

– Именно это, как мне кажется, он и хотел объяснить…

– Сообщите ему, что в будущем я жду от него более качественного исполнения служебных обязанностей, – решительно оборвал его Хауден тоном, не оставляющим сомнений в том, что данная тема исчерпана.

Помощник, немного поколебавшись, с извиняющимся выражением на лице вновь обратился к премьер-министру:

– Есть еще одно дело, также касающееся Дюваля. Его адвокат, мистер Мэйтлэнд, ждет встречи с вами. Если помните, вы дали согласие…

– Да помилуйте вы меня, ради Бога! – неожиданно взорвался Джеймс Хауден, грохнув ладонью по столешнице. – Конец этому когда-нибудь будет?..

– Я и сам себя спрашивал о том же, сэр. Год, скажем, назад, когда Эллиот Прауз был новичком, подобные вспышки могли на многие дни повергнуть его в уныние. С недавних пор он" научился сносить их с невозмутимым спокойствием.

Премьер-министр рассерженно поинтересовался:

– Это ведь идея той самой чертовой газеты, что всюду сует свой нос?

– Да, ванкуверская “Пост”. Они предлагают…

– Знаю я, что они предлагают… Весьма, кстати, типичный случай, – не унимался вспыливший Хауден. – Газеты уже не довольствуются тем, что сообщают о новостях. Теперь они хотят делать их сами.

– Но вы согласились…

– Сам знаю прекрасно, что согласился! Слушайте, почему вы постоянно твердите и твердите то, что я давным-давно знаю, а?

– Потому что я не был уверен, что вы помните, – ничуть не изменившись в лице, бесстрастно ответствовал Эллиот Прауз.

И Хауден засомневался, на самом ли деле его помощник настолько уж совершенно лишен чувства юмора, как казалось на первый взгляд.

Эту просьбу Джеймсу Хаудену передали вчера в Калгари после того, как ванкуверская “Пост” опубликовала статью, где говорилось, что адвокат Мэйтлэнд намерен добиваться встречи с премьер-министром, когда тот прибудет на Западное побережье. Информационные агентства, конечно же, подхватили такую новость и распространили ее по своим каналам.

После обсуждения по телефону они с Брайаном Ричардсоном пришли к единодушному выводу, что ответ на подобную просьбу может быть только однозначным. И вот Мэйтлэнд пришел и ждет.

– Ладно, пришлите его сюда, – угрюмо скомандовал Джеймс Хауден.

Элан Мэйтлэнд ждал в одной из комнат гостиничных апартаментов, превращенной в приемную, уже три четверти часа, и по прошествии каждых новых нескольких минут его нервозность и нерешительность все возрастали и возрастали. И сейчас, когда его пригласили пройти в гостиную, он уже спрашивал себя, что он вообще здесь делает.

– Доброе утро, – суховато поздоровался премьер-министр. – Мне сказали, что вы хотите меня видеть?

Мэйтлэнд и Хауден оценивающе присматривались друг к другу.

С интересом, быстро взявшим верх над робостью, Элан вглядывался в высокого, слегка сутулившегося человека, утонувшего в удобном, обитом кожей кресле. Тяжелое лицо с орлиным профилем, задумчивые глаза, длинный крючковатый нос – все эти черты были хорошо знакомы по тысячам изображений на газетных страницах и телевизионных экранах. И все же лицо на самом деле оказалось более старым и морщинистым, чем на фотографиях. И очень усталым, что для Элана было совсем уж неожиданным.

– Благодарю, что согласились принять меня, мистер Хауден. Я бы хотел обратиться к вам лично с ходатайством от имени Анри Дюваля.

«Начинающие адвокаты нынче куда моложе, чем в наши дни. – заметил про себя Хауден. – Или это просто так кажется старым адвокатам, которые с каждым днем стареют еще больше? Вот интересно, – мелькнула у Хаудена мысль, – а я сам сорок лет назад казался таким же юным и полным сил, как этот коротко стриженный, атлетически сложенный молодой человек, в нерешительности переминающийся с ноги на ногу?»