Хьюстон, 2015: Мисс Неопределённость - Майк Мак-Кай

Самая большая в мире надводная надстройка: втрое больше, чем у той же «Тролль-Альфы». Притом: в Норвегии нет землетрясений, а «Пинежское-Альфа» должна выдерживать магнитуду-семь[28] без повреждений, и магнитуду-восемь — без катастрофических последствий.

Самые большие газовые сепараторы. Те, в Северном море, выглядят против наших, как творчество школьного кружка «Умелые Ручки», масштаб 1:10.

Самая навороченная буровая вышка. Ну, про манипуляторы я уже говорил. Можно выдернуть из земли семь километров бурильной колонны, ни разу не коснувшись рукой металла. Даже чернорабочие в отсеках для хранения труб используют промышленных роботов.

В серое приполярное небо, наш слонёнок гордо задрал хобот. На высоту двадцатиэтажного дома! Факельная горелка — для сброса некондиционных углеводородов. А хвостов у слонёнка два. Каждый хвостик — труба длиной в двадцать четыре морские мили. По этим трубам летят на берег миллионы кубометров газа.

Я не удивился, что новый вице-президент не понимает разницы между геологическими и извлекаемыми запасами. Если честно, mon ami, многие в верхних эшелонах менеджмента нефтяных компаний не понимают. Кто-то всю карьеру руководил нефтеперегонными заводами или сетями бензоколонок, кто-то выдумывал рекламу, чтобы покупали бензин у нас, а не у конкурентов, кто-то пришёл из финансов, и лишь деньги считал. У меня-то с запасами проблем нет. Я по образованию и опыту — нефтяной геолог, хотя довольно рано ушёл в руководство, проработав в полях всего семь лет.

Чтобы всё было понятно, я объясню тебе, mon ami, как делает гений Вик — на пальцах. Конечно, до уровня Вика мне как до Марса, но попробуем.

В 1985 году, запасы Пинежского были, по оценке P-50, 9,5 триллиона кубических футов. Во Франции мы бы сказали: 270 миллиардов кубометров, но пусть будут футы, раз наша компания использует имперские единицы. Это — геологические запасы. Что есть под землёй. А технически-извлекаемые запасы — что можно из-под земли достать. Так вот, в 1985 году технически-извлекаемые запасы Пинежского были ноль. Совершенно пустой ноль. Разведать месторождение с плавучих платформ можно, а добывать газ — ещё нельзя. Платформы тогда уже стояли по всей планете: от Каспийского моря до Мексиканского Залива, и от моря Северного — до Таиланда.

Однако, Охотское — не Каспийское. И не Мексиканский Залив. Хуже чем в Северном море. Здесь не только жесточайшие шторма, но и плавучие льды. А есть льды и не совсем плавучие. Когда ледяная гора скребёт подошвой по дну моря, где-то на глубине двадцати метров. Мобильная разведочная платформа — снялась и ушла в бухту. Самое худшее: не добурив разведочную скважину. Но добычная платформа — должна стоять и не поддаваться напору льда. А ещё надо придумать, как проложить на берег трубы — те самые многомильные хвостики «слонёнка». Не по морскому дну, как в Северном море, а в глубокой траншее, чтобы первое же ледовое поле-«скребок» не разорвало трубы к чёртовой бабушке.

Но лёд — полдела. Как насчёт землетрясений? В Норвегии можно поставить пятисотметровую «Тролль-Альфа», именно потому, что там не трясёт. А в Охотском море — немножко трясёт ежедневно. Раз или два в год бывает землетрясение магнитуды-шесть. Раз в четыре года — семь. И вероятность удара магнитуды-девять ох как не равна нулю!

Когда я работал на разведочных морских буровых, главным кошмаром было именно землетрясение. Льды опасны, но приближаются медленно. Можно опустить платформу в плавучее положение, вызвать буксиры и уйти в порт до следующего лета. Тихоокеанский тайфун движется куда быстрее льдов, но его засекают с самолётов и спутников. Платформы на пути урагана можно заранее эвакуировать. А вот с землетрясением так не выйдет. Напился сегодня бог Плутон, нажал под землёй волшебную кнопочку. Без всякого предупреждения: удар! У разведочной платформы подламываются ажурные ноги. Выжить в такой ситуации, учитывая, температура воды тут и в июле не превышает пять градусов Цельсия, — просто нереально.

Добычная платформа должна не просто стоять на точке сорок лет и более. При ударе Плутона она должна выдержать. Не должны лопнуть трубы, выбросив в воздух километровые столбы пламени. Не должны разорваться сепараторы, разнеся на мелкие кусочки всё вокруг. Должна чётко сработать автоматика, отсекая трубопроводы и газовые скважины. Да ещё много чего должно сработать правильно, чтоб не сгорела платформа, и не погибли люди.

Технологию добычи нефти в условиях Охотского моря отладили в начале девяностых годов: сейсмостойкие платформы ледового класса с утяжелённым основанием. Тогда нефть добывали с апреля по октябрь. С апреля заполняли ёмкости на платформе, а в июне отступал лёд, и начинали по одному подходить танкеры, забирая добытую нефть. К середине октября, снова платформу сжимали льды, и добычу останавливали. Не возить же нефть вертолётом?

В самом конце XX века отработали технологию прокладки заглублённых трубопроводов под морским дном. Вот только тогда, в 1999, извлекаемые запасы Пинежского скакнули с полного, бесполезного нуля до… Да, а до чего они скакнули? Чего тут думать, mon ami. До геологических запасов, то есть 9,5 триллиона кубических футов, P-50, разве нет?

Нет! С нашей, самой-самой в мире, платформы — можно пробурить всего двадцать четыре скважины. А чтоб добыть 9,5 триллиона футов, до последней молекулы метана, тебе понадобится… Ах! Тысяча двести дырок в земле. Или даже больше. Нету таких платформ пока. Не придумали ещё, и вряд ли придумают.

Но и с двадцатью четырьмя скважинами можно извлечь немало. Если начальные геологические запасы 9,5 триллиона, получится добыть от шести до девяти триллионов кубических футов. Почему не точно: семь с половиной? Техническая неопределённость, mon ami. Например, тот самый подлец-смектит, помнишь? Ежели смектита мало или совсем нет, проницаемость пород, то есть способность пропускать газ, — высокая. И двадцати четырёх скважин не понадобится, а хватит пятнадцати. А вот если смектита окажется много, все двадцать четыре дырки в земле смогут добыть только шесть триллионов.

Когда Аластаир и Вик вышли из комнаты для совещаний, Смайлс навёл на меня свои лазерные пушки. Будто новый вице пытается пробить тебя супер-рентгеном и покопаться в мозгах.

— Кальвин, давайте без всяких слайдов, по-простому. Что вы обо всём этом думаете?

— Чего тут думать? Начальные геологические запасы мы пересчитали и уточнили, включив все новые данные. Русские геологи в 1985 году несильно ошиблись, хотя информации было куда меньше, чем у нас теперь. И «Маратон» нечего винить. Они очень хотели продать месторождение подороже, вот и подкрутили запасы до семнадцати триллионов.

— А двадцать триллионов 2003 года?

— Я полагаю, кому-то в компании хотелось работать не просто на крупном месторождении, а на крупнейшем. Пытались раздуть экономическую целесообразность разработки, чтоб повысить приоритет проекта. Менеджмент любит, когда показывают прибыль в шестьсот процентов, а не двести. К сожалению, десять лет назад, наших геологов не волновало, что мы станем делать с этим враньём.

— Ещё раз, вашу оценку запасов, пожалуйста? Что вышло по новому расчёту?

— Все данные «бьются» с моделью 1985 года. Только, в Советском Союзе категории запасов, то есть правила подсчёта, немного другие, вот и выходило девять с половиной триллионов. А по правилам SEC/SPE[29], P-10 получается девять триллионов, P-90 — шестнадцать. P-50 — одиннадцать триллионов.

Стоп, подумал я. Ежели Смайлс не знает разницы между геологическими запасами и извлекаемыми, он и мои P-10 и P-90 не поймёт, это сленг. Но вице понял меня прекрасно:

— Значит, с вероятностью пятьдесят процентов у нас меньше одиннадцати триллионов газа, и с той же вероятностью — больше?

— Не «есть», а «было», — сказала Сандра, — В 2009 году, то есть до начала промышленной разработки. Раз мы добыли пять с половиной триллионов, значит, остаточные P-50 — менее шести.

— Извлекаемых запасов? — переспросил Смайлс.

— Не извлекаемых, а геологических, — сказал я. Не понимаю, куда он гнёт. Как может быть: про перцентили знает, а коэффициент извлечения — забыл?

— Ладно, пусть геологических, — согласился Смайлс, — С вероятностью десять процентов, в Пинежском осталось три с половиной триллиона кубических футов газа, правильно?

— Так, — кивнула Сандра.

— И чем самый жуткий случай грозит, доктор Клейн?

— Поскольку мы добываем девять десятых триллиона в год, этого газа хватит на четыре года.

Что за глупость она сейчас сказала! Газовое месторождение — не лампочка. Нельзя добывать максимум, в вдруг — стоп. Добыча станет плавно снижаться, ещё лет двадцать.

— Проблема — завод сжиженного природного газа, — вмешался я, — СПГ — основной потребитель. Там две линии. Каждая линия перерабатывает от 750 до 1310 миллионов кубических футов в сутки. Нельзя послать в турбодетандер меньше 750 миллионов.