Хьюстон, 2015: Мисс Неопределённость - Майк Мак-Кай

— Проблема — завод сжиженного природного газа, — вмешался я, — СПГ — основной потребитель. Там две линии. Каждая линия перерабатывает от 750 до 1310 миллионов кубических футов в сутки. Нельзя послать в турбодетандер меньше 750 миллионов.

— Турбодетандер, — просмаковал красивое слово Смайлс, — Вы по образованию — геолог, не так ли?

— Какое это имеет значение? — сказал я, — У меня в директорате — квалифицированные специалисты. Хотите — устроим презентацию, я приглашу инженеров по установкам сжижения газа…

— Не надо инженеров, объясняйте уж так.

— Хорошо. Если дебит Пинежского упадёт ниже 1550 миллионов футов в день, нужно вырубить одну линию СПГ и остановить пару-тройку скважин, чтобы суммарная дневная добыча не превышала 1360.

— Вы сказали, одна линия потребляет 1310, максимум. Откуда ещё 50 миллионов?

— Местные потребители. Мы доставляем газ в Ново-Холмск и в несколько малых городов вдоль газопровода. А если добыча упадёт ниже 800 миллионов, вообще придётся лавочку закрыть. На «Альфе» ни одна скважина не рассчитана на приток в 50 миллионов.

— Я правильно понял, добыча начнёт плавный спуск до 1550, а затем скачком — с 1550 миллионов до 1360?

— Да.

— С вероятностью десять процентов?

— Да.

— И как скоро это может произойти?

— Процесс снижения добычи может начаться уже в декабре.

— С вероятностью десять процентов?

— Да, — Зачем он переспрашивает? Далась ему эта вероятность!

Смайлс побарабанил пальцами по столу: — И с вероятностью десять процентов мы провалим контрактные поставки в Японию. Не считая продаж излишков СПГ на спотовом рынке[30].

Сандра кивнула, — Экономические последствия для «Эн-ХЭЛ» получаются катастрофические.

— Ваш план бурения на восточный фланг, мистер Ланц? Можем ускорить планирование и начать бурить в этом году?

— Возникнут дополнительные затраты, — сказал я, — Но с бурением проблем нет. А что делать с подтверждёнными запасами?

— Предлагаю ничего не делать, — сказал новый вице.

— Как ничего? — не понял я.

— Пусть останется как было. Представляете, что станет с капитализацией, если японские инвесторы узнают, газа в Пинежском не двадцать триллионов, а только шестнадцать?

— Однако, есть правила подсчёта запасов Российской Федерации, сэр! — заявил я, — Да и правила Комиссии по Ценным Бумагам США никто не отменял.

— Если вам хочется, мистер Ланц, придумайте, как снижать запасы постепенно. В следующем году направите в Комиссию по Ценным Бумагам отчёт: скажем, не двадцать триллионов, а девятнадцать. За пять лет можно подобраться к правильной цифре, никого не напугав.

Что предлагает новый вице — преступление. Пять лет втирать очки инвесторам, как бывший «Энрон». По-моему, там всю головку администрации надолго заперли в тюрягу. Ладно, информацию мы доставили, горькую пилюлю пациент проглотил. Теперь надо убедить нового босса, негоже врать инвесторам о состоянии компании, а то и посадить могут. Хотя, в чём-то Смайлс прав. Подача документов в SEC — в апреле следующего года. Не паниковать надо, а новые скважины скорее бурить, чего я и добивался.

Смайлс поднялся из-за стола, аккуратно выровнял кресло: — Считайте всё, что мы тут обсуждали — строго конфиденциальным. Пожалуйста, предупредите Шорина и Мак-Брайда чтоб не болтали, хорошо?

Я молча кивнул. Эндрю захлопнул ежедневник: разговор окончен.

— По поводу русской Комиссии по запасам? Что вы будете делать? — спросила Сандра, когда мы оказались в коридоре.

Меня раздражает это «вы». С первого дня в НХЭЛ, доктор Клейн говорит: «ваша платформа, ваше месторождение, ваш завод СПГ». За одну команду играем, не так ли?

— Заявку на уточнение запасов подали ещё в мае, и нас поставили на защиту в четвёртом квартале.

— Если переделать отчёт? Можно просто взять старые числа, 2003 года, отнять добычу, добавить новые данные с вашей «Альфы» в приложении, а ваши запасы — не менять.

— Поздно, Сандра. Отчёт ушёл на экспертизу. Если мы вдруг заменим текст, будет… дико.

— Вы хотите сказать: «непрофессионально»?

— Тоже. Но лучшее слово: «неэтично». Даже не так. «Преступно»! Не смотрели по «BBC» документальный фильм, как в 1995 рухнул универсальный магазин в Корее?

— Да. Что-то навроде «Самсунг».

— «Сампунг». А вот в прошлом году — в Бангладеш, «Рана Плаза». И там, и там — инженеры сделали подсчёты точно так, как велел большой босс.

— Это Азия, Кальвин. В Европе, ваш проект не пройдёт независимую экспертизу, и менять конструкцию здания никто не даст!

— И слава Богу! Не хватало ещё погибших на моей совести.

— Вы преувеличиваете. Запасы нефти и газа — геология, а не инженерное дело. От величины Пинежского — вряд ли кто погибнет.

— Как знать, Сандра, как знать… Но ежели этический аргумент не действует — подумайте о научной репутации. Мы заменим отчёт, а русские эксперты из Института Нефти и Газа нас на смех подымут! Представьте: вы в научной статье делаете некое утверждение. Скажем, у стрекоз в Каменноугольном периоде было два основных крыла, и два рудиментарных, как у современных перепончатокрылых. Долго и упорно обосновываете, на основании отпечатков в горных породах, и так далее. Статью отрецензировали и уже почти напечатали, вдруг вы рассылаете рецензентам новый текст, где на тех же отпечатках доказываете, все четыре крыла — одинаковые.

— Ошибки в науке случаются.

— Если считаете ошибкой, статью надо отзывать, а не переписывать. Делать диаметрально-противоположные выводы на одних и тех же данных — нельзя.

— Плохой пример. В современной так называемой «науке» диаметрально-противоположные вещи доказывают сплошь и рядом. Скажем, «Кока-кола» хочет обосновать, шесть ложечек сахара на стакан детям совершенно не вредят. Берёте у коллеги данные по развитию ожирения у детей, выворачиваете наизнанку — и получаете грант.

— Знаю такое волшебство. Наше мыло убивает 99,9 % микробов! В отличие от мыла конкурентов. Вы в коммерческой науке работали?

— Старалась не замараться. Собственно, из-за этого и выбрала палеонтологию насекомых. Не надо поить подопытных человекообразных газировкой и описывать, как развивается сахарный диабет. К сожалению, исследовательских грантов на палеонтологию больше не дают… Разве мы не можем совсем отозвать отчёт и отменить защиту?

— Попробовать можно, да вряд ли нам позволят.

— Давайте оставим ваш отчёт как есть. В конце-концов, кого из иностранных инвесторов волнует русская Комиссия по запасам? А что с запасами SEC?

— До SEC — ещё есть время. Однако, на месте вице я бы не стал выдавать русским и SEC разные числа. Сравнят, и мы окажемся в глубокой заднице. Следуя нашему примеру с насекомыми, мы в один журнал послали, что крыльев два, а в соседнее издание — четыре. Давайте-ка отложим вопрос до конца года. Не возражаете?

— Конечно, нет.

Я с трудом дождался трёх часов утра и позвонил приятелю. Звонок во вчерашний день! В Ново-Холмске — уже суббота, а в Хьюстоне — ещё пятница.

«Как дела на сланцевом фронте?» — задал я стандартный вопрос после взаимных приветствий. Разговор, естественно, шёл по-французски.

«Im Westen nichts Neues, — процитировал приятель Ремарка. На западном фронте без перемен, или скорее: ничего нового. Мой университетский сокурсник, Зигмунд тоже читал роман в немецком оригинале, — Пока нефть за стольник, радуемся жизни. Мы не финансовая пирамида, как полагают некоторые. Но что будет, если нефть вдруг станет по девяносто, — я боюсь про такое думать».

«Да ладно тебе! С чего нефть вдруг станет по девяносто?»

Я бегло изложил Зигмунду про нового вице и неудобную ситуацию, в которой мы оказались в связи со сменой руководства.

«Значится, ваш новый босс хочет оставить циферки как было? Мне бы твои проблемы, — сказал приятель, — В сланцевых компаниях, завышение извлекаемых запасов — сплошь и рядом. Инвесторы должны верить, нефти и газа — завались».

«Так то — извлекаемые! Даже сланцевые компании не позволяют себе фальсифицировать геологические запасы. Ежели кто подкручивает коэффициент извлечения с девяти процентов до двенадцати, с точки зрения SEC — не преступление, а техническая неопределённость. А вот за геологические…»

«И то верно. Хочешь мой совет, Кальвин? Насчёт запасов Пинежского — делай по совести. Мы, в нефтяной индустрии, — уже заврались по самую макушку. Надо же говорить правду… хотя бы изредка».

«Отличный совет! Меня за такую правду могут вышвырнуть из компании».

«Ну и хрен с ними! Что, на Ново-Холмске свет клином сошёлся? На твоём месте, я бы вообще трижды подумал насчёт работать в России. Про Крым — смотришь в новостях?»

Как все на той стороне планеты, Зигмунд озабочен телодвижениями Правительства России куда больше, чем они заслуживают. Отсюда, с Дальнего Востока, ситуация выглядела спокойно. Беженцы с Украины? В Ново-Холмск прибыло шесть семей (лично я их не видел). Национализм? Да, на груди кое-кого из молодёжи можно заметить аляповатые значки-блямбы «КРЫМ НАШ», с анимешной мордашкой. Во время одной из лыжных тренировок Вик Зорин поведал, мордашка — не из японских манга, а принадлежит человеку вполне реальному. Наталья Поклонская, старший советник юстиции и прокурор Крыма! И вообще, революция на Украине и побег Президента Януковича попахивали дешёвой опереттой, как в банановых республиках.