Зов Оз-моры - Андрей Хворостов

битва. Набеги нескоро закончатся. Долго ещё мы будем жить по правилу: хочешь мира — воюй. Пусть живые порадуются, что уцелели, и помолятся за павших. Теперь тащите раненых русских в город. Лечить будем. Калечных степняков — к Аллаху!

То, что последовало за словами Боборыкина, осталось незаживающим рубцом в памяти Дениса. Он с ужасом смотрел, как ратники добивают раненых степняков, снимают с них оружие, доспехи и ценные вещи, как отрезают у убитых уши и наполняли ими мешки, чтобы отправить в Москву — «для знаку», дьякам на подсчёт.

Денис не заметил, как к нему подошёл стрелецкий голова с мокрыми от пота волосами и потрепал по плечу окровавленной рукой:

— А ты молодчина! И палишь метко, и рубишься ладно. Двух степняков убил врукопашную и конника пристрелил, а самого лишь чуть царапнуло! Мы с Иваном Васильевичем подумаем, как тебя наградить.

— Нет для меня лучшей награды, чем запись в государевы люди, — набравшись смелости, ответил Денис.

Быков покачал головой:

— Козлову кузнецы зело нужны, а ратные люди часто гибнут в боях. Ты же сам видел, как пал Стенька-оружейник. Не хочу ещё и тебя потерять, Дениска. Записывать в служилые не стану… но не печалься. Награда твоя будет завидной.

Уже в Козлове, сразу после похорон Степана, Денис всё-таки попробовал записаться в служилые. Многих ведь мастеровых уже приняли, чем он хуже? Однако в ответ прозвучали до боли привычные слова: «Городу кузнецы зело нужны».

На следующее утро из Тамбова прискакал глашатай и вновь стал завывать на торговой площади, как ночной одинокий волк.

— Ужель опять война? Сбегай, Акимка, разузнай! — сказал Денис подмастерью.

Тот вернулся очень скоро — радостный, воодушевлённый.

— Бирюч царёв указ читает! — крикнул Аким своему мастеру, стараясь переорать треск отсыревшего древесного угля. — Зовёт козловцев в тонбовские стрельцы. Перебирайтесь, мол, к Боборыкину под крылышко!

— Эк всё вышло-то! Помнишь, о чём наши начальники гутарили? Что в опале Боборыкин окажется. Ведь он возвёл крепость на веретье, а царь велел в пойме строить, где сакмы татарские.

— Ага, гутарили… — кивнул Аким. — А вышло-то всё наоборот. Царь не отвернулся от него. Пособляет ему. Значит, умён этот боярин. Его стороны и надобно держаться.

— Ну, и чего он сулит нашему брату?

— Обещает государево жалованье, добрую пашню, торг беспошлинный и промыслы повольно.

— Повольные промыслы, говоришь? — задумался Денис. — Нам они подходят. Можно будет и кузнецами остаться, и стрельцами сделаться. А там, глядишь, и в люди выбиться? Вдруг до сотников дослужимся или в сыны боярские нас поверстают? Случается же такое в Козлове.

— Петька Семёнов, однако… Выбился ведь, скотина! — кивнул Аким. — Да мало ли ещё таких?

— Вооот! И мы сумеем. Поедешь со мной?

— Вестимо! Но повезёт ли нам? — засомневался подмастерье.

— Повезёт — не повезёт… Чего здесь репой сидеть? Надо ехать и записываться!

В тот же вечер они поговорили со столяром Фёдором. Он тоже решил податься в Тамбов на государеву службу.

Наивные они были! Думали, что перебраться в новую крепость у них получится так же легко, как из Рясска в Козлов, под защитой царского указа. Они ещё не осознали, что в украинных землях царят не такие порядки, как на Рязанщине. Порядки Дикого поля!

Когда поминали Степана на девятый день, пьяный Денис начал обсуждать свои планы без оглядки, со всеми подряд, и кто-то донёс городскому начальству. Вскоре Дениса прозвали к стрелецкому голове. Награду за оборону Тамбова получать.

-

[1]Веретья — крутой берег реки.

Глава 4. Нечаянная награда

В съезжей избе клубился нестерпимый смрад. Воняло дёгтем от юфтевых сапог, перегаром и мочой: пожилой Быков страдал недержанием. К этим запахам примешивался аромат восточного благовонного масла, который исходил от рослой осанистой прислужницы. Она стояла, склонив голову и потупив глаза, но спину держала прямо. «Какая стать! — изумился Денис. — Путила не скупится на её умащение, да и на наряд тоже. Полюбовница, видно».

Ражий и вальяжный голова был в обычном стрелецком зипуне из некрашеного сукна. Сидел он за накрытым столом. Ржаной хлеб… Жареное мясо… Солёные рыжики… Небогато, конечно, но всё равно Денис задумался, с чего это большой начальник решил так любезно его встретить.

Денис поклонился голове до земли. Быков приложил руку к сердцу, жестом пригласил его за стол и велел служанке принести хлебного вина.

Пока Денис садился за стол, девка уже успела возвратиться с кувшином зловонного напитка. Путила Борисович радушно улыбнулся гостю:

— Доброе зелье! Не полугар, двойное! Вчера Тимошка из кабака притащил. По моему заказу варили. А вот что касаемо наград, то бери рубль серебряный[1], — голова бросил на стол мешочек с монетами. — Но это не всё, Дениска. Есть ещё подарок.

Денис опасливо взял чарку.

— Не пил ещё такое крепкое? — засмеялся Быков. — Не бойся, не отравлю. А если и отравишься, похороню богато.

Денис опрокинул стопку вслед за стрелецким головой.

— Молодчина! Даже закусить не взял, — одобрительно улыбнулся Путила и сразу же взял быка за рога. — Вторую награду позже получишь, а пока вот о чём поговорим. Я человек бесхитростный, всю жизнь провёл в седле. Не робей передо мной, говори всё, как есть. Ты, значит, к Боборыкину решил податься?

— Решил, — честно ответил Денис.

— Чем же тебе здесь немило?

— Поверил я летось пустобрёхам. Променял родной Рясск на козловское адище. За сто вёрст киселя хлебал, а чего ради? Чтоб остаться кузнецом? В Рясске ныне мирно и девок на выданье хоть жопой ешь. Здесь же — одни мужики, шлюхи да вечная война. Не заметишь, как сдохнешь. И если б от татарской сабли! Свои страшнее степняков. Обчистят, выбросят тело в Лесной Воронеж — и никто тебя не отыщет на речном дне, не вытащит, чтобы похоронить… Надысь приехали в нашу слободу семь мужиков из Коломны. Их выгнали из посада, обвинили в насильстве и ушкуйничестве. По уму этих татей надо бы в тюрьму посадить, а их сослали в Козлов на вечное обитание. Ну, и как жить среди таких людей?

— Да, Дениска! Всё так. Не ангелов набираем. Не токмо в слободские, но и в служилые люди. Даже я частенько думаю перед сном, доживу ли до послезавтра. Помнится, лет семь назад под Данковом сторожевые казаки сбросили меня с лошади, избили палками и ограбили. Меня, дворянина, стрелецкого начальника! Имена их даже помню: Кондрашка Подшивалов, Федька Анохин…

— Сурово их наказали?

— Нет. Служилые люди нам нужны, а сторожевые казаки более всего. Товарищи взяли Кондрашку с Федькой на поруки[2]. Поручные записи составлял Михалка Спешнев, зять Биркина. Вот так, Дениска!

— Однако ты,