Смертельный номер: Рассказы - Л. Хартли

Милдред приходилось ездить в Крэвенпорт довольно часто, и она хорошо знала двор и сад. К парадному входу вела гравийная дорожка, огибавшая овальный газон, украшенный фонтаном, по слухам — произведение самого Бернини, который, по идее, должен был работать, но вечно бездействовал. Вытянутый вширь, невысокий дом был построен из дивного красно-розового кирпича, чтобы сразу привлечь все взоры. Милдред, человек невероятно пунктуальный, выбиралась из машины и, если позволял запас времени, шла налево, туда, где западное крыло дома, не менее красивое, чем главный фасад, выходило на сад и на тюльпанное дерево — грандиозное растение, краса всего сада, — ради которого многие приезжали издалека, поскольку поместье иногда открывали для публики. До чего же величественно оно вздымалось к небу! До чего же экзотическими, по-настоящему сказочными были его цветки, не совсем тюльпаны, но очень, очень похожие. Считалось, что это самое высокое тюльпанное дерево в Англии. А если даже и не самое, не важно, Милдред все равно смотрела на него с благоговением.

Обычно у этого места, где сад покато спускался к пруду, в котором, как поговаривали, утки топили «лишнее» потомство, Милдред разворачивалась и шла к парадному входу, чтобы предстать перед хозяйкой.

Порою она обходила весь дом — по кругу. Его северная и восточная сторона, то есть задняя часть, были совсем иными, можно сказать, убогими. Джоанна никогда не спрашивала у Милдред, что делать с этими пристройками, прилепленными к дому тогда-то и тогда-то и отнюдь не предназначенными для чужого глаза. Считается, что у архитекторов семнадцатого и восемнадцатого веков не случалось провалов. Как бы не так. Они строили напоказ, что снаружи, что внутри. А то, что не было видно, их не интересовало.

Крэвенторп был выстроен в форме буквы Ш; и «пустоты» заднего двора, над которыми архитекторы потрудиться не удосужились, на взгляд Джоанны Восток, были подлинным уродством. И что с ними делать? Устроить заповедник для диких птиц? Но уже есть пруд, вокруг которого они могут резвиться и выполнять долг, предписанный им природой. (Джоанна обожала всякую живность.) Или засеять травой? Или устроить миниатюрный лабиринт и расставить в нем статуи богов, разумеется, обнаженных, если не считать бороды, пусть с ухмылкой наблюдают из-за ровно подстриженных кустов за посетителями, которые со смехом, но с явно испуганным смехом, пытаются найти выход.

Поскольку наружные интерьеры не требовали ковров, занавесок и краски для стен, с Милдред Джоанна их не обсуждала: ни эти безобразные «пустоты», ни пустырь у восточного крыла, которым почти не пользовались, разве что когда приезжали дети и внуки. (Джоанна была вдова; муж ее умер рано и оставил ей этот дом и детей в придачу.)

Милдред, вечно боявшаяся опоздать или явиться слишком рано, оказалась первой из гостей, о которых предстояло сегодня доложить дворецкому. (Почему-то она испытала страшно обрадовалась тому, что Джоанна нашла себе временного дворецкого.)

После традиционных объятий Джоанна сказала:

— Ах, милочка, какое счастье, что ты приехала раньше остальных. Идем же, тебе необходимо что-нибудь выпить с дороги.

Она повела гостью в библиотеку, где на стеклянном подносе с золочеными ручками выстроились нарядные бутылки.

— Выбирай, — предложила она. — Тебе чего? — Джоанна умела угощать так, что отказаться было невозможно.

— Мне чуть-чуть, — сказала Милдред. — Пожалуй, капельку дюбонне.

Джоанна налила ей вина, а себе — виски с льдом.

— Дорогая моя, — сказала она, — я очень рада, что ты приехала пораньше. Имей в виду — ты никогда не сможешь приехать слишком рано. — Помолчав, она добавила. — Ты у меня, кажется, ни разу не ночевала? Странно. Почему?

— Может быть, потому что ты меня не приглашала остаться, — предположила Милдред, потягивая вино.

Джоанна нахмурила лоб.

— Ну что ты, наверняка я тебя приглашала, и не раз! Но ты у нас всегда нарасхват. — Она снова помолчала и налила себе еще немного виски. — Ужасно, до чего втягиваешься, да? Ну, тебе-то это не грозит, дорогая наша бесстрашная Милдред, — рассмеялась она, слегка охмелев. — Ты у нас даже тюрьмы не боишься, впрочем, тут у нас поблизости нет никаких тюрем. Правда, боишься всего остального. — Она опять рассмеялась. — Так что я хотела сказать? — Она порылась в памяти. — Ах да, о других нынешних гостях. Не стану их называть, даже если бы и помнила, но ты почти всех знаешь, они будут страшно рады тебя видеть, даже если ты…

Она умолкла, и Милдред вспомнила, что Джоанна отличается уникальной забывчивостью.

— Итак, за столом нас должно быть восемь человек. Надеюсь, так и будет, однако есть один джентльмен, на которого я не очень рассчитываю — у него какие-то дела, что-то по международной части, если я ничего не путаю… так вот с ним ты, Милдред, точно не знакома. Его зовут граф Олмюц…

— Никогда не слышала.

— Ну, он старинный друг нашей семьи — если меня можно назвать семьей.

— О-о, Джоанна…

— Я серьезно. Так что я хотела сказать?

— Понятия не имею.

— Так вот, этот человек, Олмюц, должен приехать к ужину, — Джоанна бросила взгляд на часы: они показывали 6.30, — хотя бы для ровного счета. Конечно, мы можем вести общую беседу, у тебя, дорогая, это как раз отлично получается, но число восемь мне нравится гораздо больше семи, во всех отношениях — к тому же он много о чем может рассказать, пожалуй, даже слишком много. Так что я-то хотела сказать?

— Понятия не имею.

— Ах да, вспомнила, — обрадовалась Джоанна. — Я знаю, ты не очень любишь ночевать в чужом доме.

Она замолчала и смерила Милдред пытливым взглядом.

— Так вот, я хотела сказать: в этом доме тебе нечего бояться. Ты так много для него сделала. И так хорошо его знаешь. Собственно, внутри все — плоды твоего труда, если бы не эта уродливая часть, которая выходит во двор…

— Я ее тоже видела, — сказала Милдред. — Правда, другие части изучила гораздо лучше.

В передней уже раздавались голоса.

— Так вот что я хотела сказать, — поспешила договорить Джоанна, — пока нашествие не началось: чтобы тебе не было страшно в том длинном, тоскливом коридоре, я выделила графу Олмюцу соседнюю комнату. Чтобы, так сказать, составил тебе компанию.

— А-а, — улыбнулась Милдред, — значит, на ночь мне лучше запереться?

— Ну что ты! — опешила хозяйка. — Он совсем не такой. Я разместила его там, как бы это сказать, в качестве музыкального сопровождения. Петь он не поет, но, боюсь, храпеть будет.

— Я помню тот коридор, — сказала Милдред, кутаясь в шаль, так как в доме (обычная для загородного дома особенность) отнюдь не было жарко. — Ты ни разу не просила меня им заняться — не хочешь привести его в порядок?

— Да ну его, — беспечно отмахнулась Джоанна. — Этот дом — какой-то ненасытный зверь, лучше сдерживать его аппетит, по мере возможности. Но что-то такое я хотела тебе сказать? Не припомнишь?

— Понятия не имею.

— Ах да, вспомнила. У этого моего старинного друга, графа Олмюца, есть некоторые… мм… своеобразные привычки. Ну-ну, Милдред, не пугайся, своеобразные, совсем не в том смысле, иначе бы я ни за что не поселила его… совсем рядом с тобой. Нет. Я вот о чем, — он как-то особо воспринимает время. Я, например, никогда не знаю, когда его ждать. Думаю, он и сам этого не знает. — Она обернулась на шум. — Кажется, машина. Что ж, быть может, это как раз он, освободился от своих бесчисленных дел — он их называет заданиями. Я надеюсь, к ужину он прибудет, он такой забавный, да и нас тогда будет четное число, а если нет — tans pis![6] Он всегда сам за рулем и поэтому явиться может в любой момент. Я к этому готова — c’est entendu[7] — и дверь ради него всегда не заперта.

— Как, всегда? И ночью тоже? — ахнула Милдред. — А воров не боишься?

— Нет, конечно, не все время, только в выходные, когда ему удастся выбраться. Но он никогда не знает заранее, удается ли, и поэтому иногда приезжает даже за полночь. На вора он совсем не похож. Но если тебе случится ночью услышать шум — знай, что это он. Объявился, так сказать.

Милдред переварила услышанное.

— «Объявился» — то есть…

— То есть заехал переночевать, только и всего.

— А он не обидится, — многозначительно и с легким злорадством спросила Милдред, — что его, так сказать, разжаловали, сослали в восточное крыло? Я хочу сказать, — бесстрашно договорила она, ведь в наши дни все можно говорить, — ему же, наверное, захочется быть рядом с тобой, а не довольствоваться ролью preux chevalier[8] при малознакомой даме, да еще в дальнем крыле дома?

— Нет, — возразила хозяйка, — ни в коем случае. И тому есть множество причин. Не буду в них сейчас вдаваться, но уверяю тебя, что для всех заинтересованных лиц, для всех заинтересованных лиц, — повторила она с ударением, — так будет лучше всего. Послушай, — вдруг встрепенулась она. — ты ничего не слышала?