Anamnesis vitae. История жизни - Александр Мишкин

Так прошла суббота. Потом воскресенье. Потом – почти весь понедельник. И только на закате дня на грейдере появился уже знакомый нам грузовик…

Прекратив биться об стол, я поднял голову, вытер слёзы и уставился на недоумевающего делегата:

– Вы, пятеро здоровых лбов, не могли выдавить лобовое или заднее стекло?! И вылезти? Вы же помереть могли, идиоты! И так уж почти померли!

Делегат шмыгнул носом и потупился:

– Не хотели.

– Не хо… – у меня перехватило дыхание, – Не хотели?! Да почему же?!

– Машину жалко!

– Клавдия Петровна! – заорал я.

Фельдшерица моментально материализовалась на пороге:

– Да, Пал Палыч?

– Проводите этого… автолюбителя к остальным. И оформите их на выписку, – устало распорядился я.

– Всех?!

– Кроме того, который под капельницей, разумеется.

– Есть! – по-военному отрапортовала Клавдия Петровна и вытолкала парламентёра вон.

Воспользовавшись минутной передышкой, я подошёл к окну. Вид отсюда открывался изумительный. Больница стояла на холме и из её окон видна была вся округа. Прямо перед глазами – большое озеро, на берегу которого примостились Кобельки. Справа – лес. Слева – тянущаяся до самого горизонта степь.

– Лепота! – пробормотал я

– Пал Палыч! – раздалось за спиной.

От неожиданности я вздрогнул и резко обернулся. Передо мной, к каком-нибудь шаге, стоял Антон Иваныч. Вид у него был изрядно озадаченный.

– Уф, испугали! Чего подкрадываетесь так? А если бы я рефлекторно вас того… в челюсть?

Фельдшер криво улыбнулся:

– Значит, поделом мне.

«Фаталист, стало быть? Ох, не похож!» – подумал я, рассмативая хитрые глазки Иваныча. Но вслух спросил другое:

– Что опять случилось?

– Да у нас тут всё время что-то случается! – оптимистично сообщил мне фельдшер, – Там рыбаки девушку привезли. Без сознания.

– Утонула, что ли? – уточнил я уже на ходу, выскакивая в коридор.

– Да нет, вроде. Они её на суше нашли уже в таком виде.

– В каком – «в таком»?

Антон Иваныч замялся:

– Да сами сейчас увидите. Сюда, пожалуйте, в смотровую! – и открыл мне дверь.

На кушетке, закутанная во что-то вроде одеяла, лежала девушка. Красивое, спокойное лицо её обрамляла виньетка из огненно-рыжих волос. Закрытые веки слегка подрагивали.

– Пульс шестьдесят в минуту, дыхание – шестнадцать, давление – сто десять на семьдесят! – сообщила Клавдия Петровна.

– При каких обстоятельствах её нашли? – поинтересовался я у стоящих поодаль мужчин – старика и парня лет двадцати пяти.

– На острове. Она лежала на холме… голая совсем, – несмело сообщил дед.

– Голая?! А как она туда попала?

Старик развёл руками:

– Не знаем. Лодки никакой мы не видели, её одежду не нашли. Чудно как-то…

– Да уж… – согласился я и обратился к фельдшеру, – Антон Иваныч, надо бы участкового вызвать. Кто его знает, как она на остров попала. Может, и не по своей воле. Пусть разбирается, это по его части.

Иваныч кивнул и выскочил из кабинета. А я склонился над девушкой:

– Всех, кроме Клавдии Петровны, прошу выйти из смотровой.

Комната вмиг опустела. Убедившись, что со мной осталась лишь фельдшерица, я откинул одеяло. Вернее, спальный мешок. И замер…

Эх, учили меня – учили, что врач при исполнении – существо бесполое, да всё зря! Потому что, едва завидев мою новую пациентку, я понял, что пропал. Просто что-то щёлкнуло где-то в голове – и всё. Передо мной лежала уже не больная, жаждущая моей помощи, а – Мечта. Именно так, с большой буквы.

Я оторопело вглядывался в бледное лицо и не понимал, что со мной происходит. Я знал, что всегда ждал встречи с той, которая сейчас мирно спала на обшарпанной больничной кушетке в Богом забытых Кобельках. Откуда взялось это знание – неведомо. Но в его истинности я был уверен. Это лицо я уже видел раньше. В собственных снах.

– Пал Палыч! – подёргала меня за рукав Клавдия Петровна.

– Да?! – встрепенулся я, пытаясь прогнать наваждение.

– Что с вами? Вы как-то побледнели весь. Устали, наверное, с дороги-то, да после всех наших заморочек?

Я замотал головой:

– Нет-нет, всё в порядке! Задумался просто.

Осмотрев девушку, я присел рядом на стул и задумался. Никаких тревожных признаков болезней или, тем более, ранений, я не нашёл. Красавица, похоже, просто-напросто спала. Очень крепко, потому что мои манипуляции её не разбудили.

– Что с ней? – шёпотом спросила Клавдия Петровна.

Я пожал плечами:

– Спит.

– Просто спит?

– Похоже, именно так. Кстати, вы её не знаете? Не из местных, часом?

Фельдшерица отрицательно помотала головой:

– Не из Кобельков, точно.

– Как же она на остров-то попала? – не надеясь на ответ, спросил я.

– Ох, не знаю, Пал Палыч. Да ещё в таком-то виде! Может… – она запнулась.

– Может что?

– Может, её обидел кто? Ну, вы понимаете, о чём я? Снасильничал и бросил.

Я поёжился. У меня и в мыслях не было, что над этим волшебным созданием кто-то мог вот так надругаться…

– Кто знает? Надо бы проверить, наверное?

Клавдия Петровна выглянула в коридор:

– Марья! Зайди-ка сюда!

В дверь павой вплыла Мария Глебовна:

– Что случилось? Рожает кто-то?

Я указал на странную пациентку:

– Мария Глебовна, осмотрите девушку, пожалуйста. Есть подозрение, что её могли… изнасиловать, – глухо выдавил из себя последнее слово.

Акушерка присела у кушетки и принялась натягивать перчатки.

– Подождите! – остановил я её и направился к выходу.

– Что? – Мария Глебовна в недоумении обернулась ко мне.

– Я… выйду пока! – сказал я и почувствовал, что краснею.

– Зачем?! – хором спросили акушерка с фельдшерицей.

Но я уже выскочил в коридор и захлопнул за собой дверь.

Через минуту из смотровой выглянула Клавдия Петровна:

– Пал Палыч, заходите!

– Что, уже?

– Уже, уже! – разулыбалась она.

Я вернулся в кабинет:

– Ну?

Акушерка с хитрой улыбкой окинула меня взглядом:

– Да всё в порядке. Девочка она ещё! – и принялась стаскивать с рук перчатки.

С души свалился здоровенный камень. Видимо, облегчение моё было столь явным, что Мария Глебовна хмыкнула себе под нос и покачала головой. Я тут же сделал строгое лицо:

– Клавдия Петровна, определите больную в пятую палату. Пусть там полежит, пока не проснётся.

– Назначения какие-нибудь будут?

– Никаких. Спит человек – и пусть спит. Понаблюдаем пока.

Фельдшерица кивнула головой, высунулась в коридор и завопила:

– Данька! Давай сюда, работа есть!

Я вздохнул и с опаской поглядел на спящую красавицу. Та и ухом не повела.

Сон не приходил. Алёна ворочалась в постели уже почти два часа, безуспешно пытаясь уснуть. В отчаянной злости она колотила кулачками подушку и даже кусала её. Будто та виновата во всех бедах, так внезапно навалившихся на Алёнины плечи.

Собственно, беда была только одна. Зато такая, которую сама Алёна с радостью поменяла бы на десяток любых других. Если бы могла. Но – увы! Поздно, девочка, поздно…

Да уж и не девочка, кстати. Четыре месяца, как рассталась с невинностью. И без всякого сожаления, надо заметить. Правда, удовольствия особого тогда она тоже не испытала. Скорее, какую-то дурацкую гордость за себя: мол, вот теперь-то я совсем-совсем взрослая! И всё у меня – как у людей. То есть, как у подружек, которые давным-давно и без всякого стеснения хвастают, как у них ЭТО было…

Теперь ЭТО было и у Алёны. А сегодня она узнала, что скоро у неё появится такой повод «похвастаться» перед подружками, какого у тех не будет ещё долго! К их же счастью.

Алёна зло усмехнулась и опять всадила кулак в несчастную подушку. Дура, полная, законченная дура! Решила доказать что-то… И кому, спрашивается? Витьке, который променял её на эту очкастую плоскую дылду из 10-А? Ну уж нет, себе-то Алёна врать не будет: Витька, по большому счёту, ей был глубоко безразличен. И шансов никаких у него не было. Помнится, она даже вздохнула с облегчением, завидев на дискотеке Витьку в обнимку с этой… глистой.

И тогда, под тем симпатичным приезжим, Алёна всё доказывала исключительно себе: собственную полноценность, привлекательность и взрослость.

Доказала. Ай, молодец! И спохватилась-то, дура, только тогда, когда аборт делать уже поздно. Это ей сегодня очень популярно акушерка объяснила.

Алёна вздохнула. Нет, ну надо же, четыре месяца не было месячных, а она и не заметила! Просто забыла напрочь. Ну, не дура ли?

Конечно, уважительных причин для такой «забывчивости» – хоть отбавляй: тут тебе и выпускные, и вступительные в медицинский… Она же теперь – студентка! И в сентябре переедет из опротивевших Кобельков в Нероград, в общежитие. Начнётся новая, весёлая студенческая жизнь…