Клуб желаний - Ким Стрикленд

Чего ей стоило не робеть перед ними! Целая орава подростков в трудном возрасте. Клаудия представила, как они подзовут ее к своему столику в кафе, спросят, что это она выбрала в книжном. А почему бы ей и не покупать книги? Учительница литературы как-никак. А она начнет заикаться, покроется испариной, рассыплет свои покупки, кто-нибудь из девчонок поднимет с пола ее колдовскую книгу, идеально наманикюренным пальчиком ткнет в название: «Поглядите-ка, миссис Дюбуа читает „Викка, духовный путь“!»

Ни за что! Уж лучше не полениться и по дороге домой завернуть на Клайбурн.

Значит, сразу после школы первым делом в книжный. Если управиться там меньше чем за полчаса (что вообще-то будет чудом), можно успеть добраться домой до часа пик и еще заскочить в химчистку, а то завтра нечего будет надеть. Ну а дома ждет целая куча тетрадок. Закончить проверку последнего сочинения все никак руки не дойдут. Ребята сдали его три дня назад, и все уже как на иголках.

— Миссис Дюбуа?

Клаудия узнала раздавшийся от двери голос и сникла, уронив руку с ластиком. Помедлив, обернулась к Эйприл Сибли:

— Здравствуй, Эйприл.

Та закинула за спину длинные волосы.

— Я хотела спросить, вы уже проверили мое сочинение?

— Я… э-э…

— Мне очень-очень нужно знать, правда. — Она снова поправила волосы, хотя в том и не было нужды. — Я ведь иду на лучший результат в классе и хочу понять, есть у меня шанс или у меня нет шанса. — Эйприл хихикнула: мол, такое в принципе невозможно. — Короче, если что не так, я бы тогда выполнила еще какое-нибудь задание, чтоб набрать баллы. — Она изобразила на лице мольбу, в который раз дернула волосы, шмыгнула носом и выжидательно уставилась на Клаудию.

В другой день Клаудия ответила бы, что еще вчера проверила работу Эйприл и поставила «отлично», но сегодня быть великодушной не хотелось. Эта девчонка вечно обращается к ней с заговорщицким видом, словно они заодно против всех остальных учеников, которым не удалось достичь равных с Эйприл высот и которых она именовала не иначе как «сачками» и «тормозами». С одной стороны, такое отношение объяснялось тем, что близкое родство с дядей-директором, по разумению Эйприл, сближало ее с учителями. А с другой стороны, она просто-напросто была ябедой и подлизой.

Клаудия всегда гадала — что из болтовни Эйприл отражает ее мысли, а что — мнение директора Питерсона. «Как я вас понимаю, миссис Дюбуа! Нелегко вам приходится, — разоткровенничалась однажды Эйприл. — Уж вы мне поверьте, я-то знаю, каково иметь дело с такими „тормозами“».

— Сочинение, говоришь… — задумчиво протянула Клаудия, словно размышляла об отметках, а не о том, как избавиться от девчонки. Неторопливо положила ластик на край доски, вновь обернулась к Эйприл.

Та уже опять тарахтела, будто поток слов наверняка избавил бы ее от унизительной отметки «хорошо». Клаудия собрала в стопку тетради на столе, сунула их в сумку. Эйприл завела речь о том, что, дескать, никто в их классе не умеет толком писать сочинения. Клаудия поразилась: как можно неизменно быть столь высокого мнения о себе?

— Даже не представляю, на что они надеются, что из них выйдет? — мотнула волосами Эйприл. — Толку из них не будет, уж вы мне поверьте.

У Клаудии язык чесался сказать, что Эйприл повезло с соперниками — им, похоже, на это дело наплевать, а то не видать бы ей «лучшего результата в классе» как своих ушей.

Эйприл разглагольствовала о том, как важно закончить учебу с лучшим результатом, и о том, что она уже на полпути к членству в Лиге плюща.[7] В ее устах это звучало так, словно речь шла о вступлении в загородный клуб.

Клаудия отключилась. Опустила голову, склонила набок, затем вытянула шею в другую сторону (а-а, хорошо-о-о, мышцы затекли!). Взгляд уперся в стол. Очень может быть, он простоял здесь дольше, чем прожило то дерево, из которого его сделали. Крышка пестрела инициалами и датами, вырезанными детишками, желавшими увековечить себя для будущего. Должно быть, искушению поддался и кое-кто из учителей. «Здесь был Алдо». Больше всего Клаудии нравилась эта надпись, буковки аккуратно заполнили весь верхний правый угол. Алдо. Угораздило же беднягу получить такое имечко. Хотя парень, имевший привычку использовать чужую мебель, чтобы нахально заявить о себе, наверное, и не стоит жалости. Да какая разница. Алдо был здесь. А Эйприл и сейчас здесь, и с этим надо что-то делать.

— Эйприл, послушай…

Эйприл в это время делилась своими планами: она, мол, собирается подать заявления в несколько колледжей исключительно для того, чтобы иметь удовольствие отказать им.

— Видишь ли, Эйприл, мне сейчас очень некогда. Должна бежать.

— Я ничего… Только хотела узнать насчет сочинения…

— Еще не проверила, — солгала Клаудия.

— А сегодня не сможете? Уже три…

— Нет. Сегодня, боюсь, не получится. Надо заняться кое-какими делами. И вообще, думаю, смогу взяться за ваши контрольные не раньше чем завтра вечером. В любом случае к пятнице проверю.

— К пятнице? — испуганно вытаращилась Эйприл.

— Будем надеяться.

— Надеяться? — На лице Эйприл было написано, что до пятницы ей не дожить. — Но… Мне обязательно надо знать отметку! Если я не получу «отлично» по литературе, а Гретхен Делани получит «отлично» по тригонометрии, она же меня обгонит и…

— Прости, Эйприл, но я не могу сейчас сказать, какая у тебя отметка, потому что еще не проверила твое сочинение. И даже если бы проверила, все равно не сказала бы. Это было бы нечестно по отношению к другим ребятам. Признаться, я за ваши работы вообще не бралась. Столько дел было на этой неделе, совсем закружилась, ну и откладывала сочинения, как распоследний сачок и тормоз. Не хотела, так вышло. Самой жалко, уж ты мне поверь.

Клаудия переборщила. Девочка снова испуганно вытаращила глаза.

Клаудия откашлялась:

— Мне пора идти.

Взор Эйприл затуманился набежавшей слезой, но лишь на миг. Слезы высохли, взгляд ожесточился, в нем читалась презрительная обида: «И вы такая же, как все! Зачем только я вам доверяла!»

«Рехнулась я, что ли? — пронеслось в голове у Клаудии. — Разозлила племянницу директора! До слез довела! Черт!»

Клаудия попыталась изобразить участливую улыбку:

— Уверена, ты прекрасно справилась, Эйприл. Как всегда. И все же, чтоб узнать наверняка, придется подождать до пятницы. — Клаудия закинула на плечо сумку. — И не порти ты себе кровь.

С той же улыбкой она распахнула дверь и придержала ее для Эйприл. Та в последний раз откинула волосы за спину и вышла, пренебрежительно фыркнув, — очевидно, давая понять, что сачкам вроде Клаудии не дано постичь всю важность подобных вещей.

Клаудия, продолжая держать дверь нараспашку, смотрела в спину удаляющейся Эйприл.

Краем глаза Линдси уловила яркую вспышку. Остановилась посреди тротуара, шагнула назад, в глаза снова метнулся сияющий лучик. В витрине ювелирного магазина под светом маленькой лампы искрилась зеркальная поверхность какой-то безделушки. А сначала ей показалось, что это играет солнечный зайчик, — денек выдался на удивление погожий, подарок среди зимы. Солнышко выманило на улицу уйму народа. Линдси выбралась из толпы, валившей по Мичиган-авеню, приблизилась к витрине; стекло затуманилось от ее дыхания. Приветный сигнал посылал Линдси медальон.

Как похож на медальон ее прапрабабушки. Тот, что передается из поколения в поколение, а сейчас дожидается новой хозяйки в заботливых руках ее матери. И пусть пока подождет.

Медальон в виде сердечка покоился на куске черного бархата, искусно смятом и словно ненароком брошенном на полку. Даже узор на серебряном сердечке казался жутковато знакомым. Должно быть, их фамильная вещица — изделие той же фирмы. Вывеска над головой Линдси горделиво оповещала: «Бергенсторм, год основания 1885». Чем-то сродни «Фармации и аптеки Тейта», фирме не менее славной, основанной в 1872-м.

Интересно, думал ли когда прапрадедушка Линдси, что его лавочка, где торговали разными притирками (в том числе, надо полагать, «эликсиром вечной молодости и здоровья»), превратится в лекарственную империю Тейтов? Очень может быть, что думал. Тейты всегда отличались исключительной целеустремленностью.

Витринное стекло отражало бегущую мимо толпу. Линдси тоже надо поторапливаться. В четыре часа собрание в штаб-квартире Женского фонда. На март назначена благотворительная демонстрация мод «Весенняя феерия», и Линдси отвечает за обед и цветы.

Озабоченность, с которой светские дамы из Фонда подходили к организации обедов, всегда приводила Линдси в недоумение. До теток явно что-то не доходит. Такие деньжищи, такое влияние — а у них на уме обеды! Ну да, они собирают пожертвования на разного рода нужды, и в «Корпус мира», надо полагать, не каждый вступит, однако Линдси еще ребенком начала задумываться о несправедливости этого мира.