Четыре танкиста и собака - Януш Пшимановский

Вахмистр коротко обрисовал положение и уныло закончил:

– Без саперов не справиться. Или просить помощь, или ждать, пока немцы не вылезут из бункера.

– А что, если есть другой выход? – спросил Кос. – Например, где-нибудь в районе фольварка?

– Фольварк мы тоже окружили и держим под наблюдением: там двенадцать уланов с тремя ручными пулеметами.

– Подождите, дайте посмотреть.

Укрываясь в кустарнике, Янек по склону холма пробрался к фольварку. В узком овраге он увидел коновода, держащего под уздцы четырех лошадей. Вправо от него находилась замаскированная позиция ручного пулемета, в неглубоком, наскоро отрытом окопе он увидел трех уланов. Метрах в двухстах от этого места виднелся двор фольварка, освещенный лунным светом; оттуда доносились ритмичные удары. Казалось, что кто-то ломом разрушает стену.

Из коровника, не подозревая, что за ним наблюдают, вышел немец и направился к колодцу.

Пулеметчик долго держал его на мушке, а потом сказал со злостью так громко, что его услышал Кос:

– Стукнуть бы его.

– Вахмистр с тебя тогда шкуру спустит, – ответил ему его второй номер. – Ждать нужно.

– И почему они там стучат?

– Сходи посмотри.

– Сам иди.

– А меня это не интересует.

Многое отдал бы Янек за то, чтобы узнать, что означал этот стук и что ищут немцы в фольварке и под землей.

Дело было не только в приказе генерала разузнать намерения противника, а и в том, чтобы разгадать их дальнейшие планы. Ведь, не оценив обстановки, можно наделать таких дел…

Его рассердил подносчик пулеметного расчета. Трудно воевать с такими солдатами, которых ничто «не интересует». Когда Кос вернулся, он заявил Калите резче, чем это было нужно:

– Нельзя было позволять им забираться под землю или туда уж лезть вместе с ними…

– Ни в одном уставе не записано, что кавалерия должна преследовать противника под землей. Да и как, когда вход не открывается.

– Мы это еще проверим. А вы только потом обо всем доложите генералу.

– Слушаюсь. И об аварии с танком. Конь, например, не станет посреди дороги без всяких причин.

– Пошли, – бросил Кос Еленю и Черешняку.

Еще не зная, что делать, они ушли за деревья и вое четверо вместе с Шариком улеглись в нескольких метрах от входа в бункер. Томаш, единственный из них, кто захватил вещмешок, срезал ножом березовую ветку и засунул ее под погон дли маскировки.

– Если они сейчас не вылезут, то засну, – широко зевнув, прошептал Елень. – Дал бы мне свой мешок под голову… – Он потянул вещмешок к себе.

– Жесткий. – Черешняк усмехнулся.

«Тротил! Вот что всегда надо иметь с собой, – подумал Кос, – хотя бы парочку шашек». Ни один план проникновения в бункер, пришедший ему на ум, не был реальным.

Никто из людей не заметил этого, а Шарик почувствовал, что его хозяин волнуется. Он ткнулся носом ему в руку, потом провел лапой по голенищу сапога и показал в сторону того, что сначала он принял за камень, а теперь напоминало лысого ежа.

– Смотрите, – прошептал Янек.

В бетонной щели, метрах в двух выше входа, сверкнул отраженный свет месяца, и из нее вверх медленно пополз тонкий пружинистый стержень антенны.

– Может, выдернуть его, к чертовой матери? – спросил Густлик.

– Нет, спугнем их. – Кос покрутил головой. – Надо по-умному. Если у фрица не будет приема, может быть, вылезет, а вы…

– Ясно. – Елень потянул Томаша за рукав. – Пошли, сынок. Ты можешь с этим познакомить фрица, – он показал стиснутый кулак, – и не смотреть, какая при этом у него шишка вскочит.

Когда они осторожно подошли ко входу и притаились, Черешняк для уверенности спросил его шепотом:

– Можно, сколько хочу?

Силезец подтвердил кивком головы и приложил палец к губам.

Янек взобрался на купол, присел рядом с антенной и осторожно надвинул на нее ствол автомата. Немного приподнял его и снова опустил. Шарик лежал рядом, доложив морду на вытянутые лапы, и следил за стволом автомата. Его настолько увлекла эта операция, что он даже тихонько взвизгнул.

– Радиоволны не проникают через металлический экран, – тихо пояснил ему Кос. – Все знать хочешь?

Обер-лейтенант флота Зигфрид Круммель не любил Балтики. Он хорошо чувствовал себя на широких просторах Атлантического океана, даже в Северном море и гораздо хуже в этой «мелкой тарелке», как он имел обыкновение говорить о Балтике. Если же в беседе принимали участие только его близкие друзья, то он еще добавлял:

– Здесь в воздухе слишком много лишнего. Того и гляди, что-нибудь свалится на голову.

На войне, однако, редко приходится выбирать место по вкусу. С осени сорок четвертого года подводная лодка под командованием Круммеля плавала по Балтике. Ускользая от все более назойливых охотников за подводными лодками, от «ильюшиных», Круммель прикрывал линии коммуникаций, ведущие к окруженным в Латвии дивизиям. Потом были дивизии, окруженные в Восточной Пруссии, позднее гарнизон, яростно защищающий Колобжег от натиска польских частей, и, наконец, эта десантная операция.

На базе ему было сказано, что речь идет о чрезвычайно важном сырье для нового оружия, чудодейственного оружия, которое призвано было не только спасти великий рейх и Адольфа Гитлера от поражения, но и принудить их врагов к капитуляции. Он верил, – по крайней мере, очень хотел верить, – что такое оружие, может быть, и будет создано раньше, чем станет уже поздно. Правда, он все-таки с удовольствием остался бы на борту своей лодки, если бы не брат.

Группа парашютистов-десантников под командованием Хуго Круммеля не выполнила своей задачи, была разгромлена, но последнее сообщение, которое ей удалось передать, было из района фольварка. Именно здесь, и этом районе, по-видимому, укрылись те, кому довелось уцелеть. Редко бывает, чтобы подразделение погибло целиком или полностью попало в плен. Может, и на этот раз кому-то удалось скрыться, может, даже в подземельях, где спрятано сердце чудодейственного оружия.

Круммель сидел под тенью, отбрасываемой ригой фольварка. Он смотрел, как один из матросов опустил ведро в колодец и спокойно вытаскивал его с помощью коловорота.

«Операция пока развивается успешно, без препятствий, даже слишком хорошо, – суеверно подумал он и сплюнул, чтобы не сглазить. – И люди поверили в себя. Не так уж страшны эти красные. И не такие они бдительные, если десант до сих пор не обнаружен».

Матрос с ведром вернулся, вошел в покосившиеся ворота и закричал:

– Вода, господа! Свежая вода!

Через отверстие в стене вылез один из танкистов, опустился на колено и начал жадно пить.

– Что с танками, камерад? – спросил матрос.

– Все в порядке, – ответил танкист, вытирая лицо рукавом комбинезона. – Можно отправляться.

За стеной раздавался скрежет металла. Несколько раз в проломе стены промелькнул свет.

Круммель поднялся, вошел в ригу. Танкист встал по стойке «смирно» и доложил:

– Я готов, господин обер-лейтенант.

Зигфрид кивнул головой и, обращаясь к сидящему в углу радисту, спросил:

– Что нового под землей?

– Ни одного сигнала, господин обер-лейтенант. Он должен выдвинуть антенну. – Он взглянул на холм с бункером, как будто мог на таком расстоянии увидеть, успел ли радист в бункере выдвинуть антенну.

Бетонный купол метровой толщины скрывал под собой не артиллерийские казематы, а вентиляционное оборудование не пущенного в эксплуатацию подземного завода. Строительство было прервано на последней стадии монтажных работ, буквально за день до занятия района польскими частями. С тех пор, с половины марта, в бункере светили подвешенные к потолку на равных промежутках лампы, питаемые от мощных аккумуляторных батарей. Зарешеченные лампы высвечивали из тьмы широкие бетонные ступеньки, ведущие вниз.

В небольшой нише, в месте, заблаговременно приготовленном для монтажа заводской радиостанции, коренастый солдат в форме танкиста возился с передатчиком, не понимая, почему близкие четкие радиосигналы снаружи вдруг замирают, становятся неслышными, затем возникают вновь, чтобы спустя мгновение опять исчезнуть.

– Тысяча чертей! – буркнул он себе под нос и направился к выходу.

Рядом с закрытым на три задвижки выходом стоял часовой с автоматом на груди.

– Мне надо выйти наружу, – объяснил радист. – Антенну наладить.

Часовой, охраняющий выход, хорошо помнил запрет командира группы, но он видел, как мучится радист, и решил помочь восстановить связь. Они дружно принялись отвинчивать толстые металлические лапы, поочередно сдвинули все три. Когда радист взялся за последнюю задвижку, часовой придержал его и на всякий случай погасил ближайшую лампу. Осторожность, мол, никогда не помешает.

Только после этого они в полумраке отодвинули стальную задвижку и начали толкать наружу овальную железобетонную дверь. Конусообразная глыба покатилась почти бесшумно по стальным направляющим и, лишь в конце скрипнув, повернулась. В отверстие были видны ветви деревьев на фоне ночного неба.