Ведущий в погибель. - Надежда Попова

Короткая предтрапезная молитва замкового капеллана прозвучала как-то неловко и торопливо, и обычного, как он полагал, для таких застолий оживления при виде принесенных блюд не наступило — большинство гостей сидело недвижимо, глядя теперь уже в стол, не размыкая рта и не поднимая глаз. Обосновавшиеся в углу музыканты вступили едва слышными переборами, и эти ненавязчивые звуки были единственным, что не давало огромной зале потонуть в тишине. Придя уже к выводу о том, что его присутствие здесь напрасно и послужит лишь помехой задуманному делу, Курт заметил, как словно невзначай, походя, мужская половина гостей подставляет кубки под разносимые по зале кувшины вот уже во второй раз за те несколько минут, что истекли с начала этого ужина. Лишь теперь он отметил и хорошо различимую муть в глазах некоторых из них, и подрагивание рук, и тот факт, что женская часть приглашенных едва слышно, но все же перешептывается между собою. Все верно, понял он, не скрывая наползающей на губы усмешки. Лишь немногие, включая его самого, проводят свой первый вечер в этом замке, прочие же гостят здесь уже третий день, наверняка по достоинству оценивая при этом содержимое не только кладовых радушной хозяйки, но и ее погребов…

— Наверное, стоило предоставить майстеру инквизитору право благословения пищи.

В первое мгновение Курт не сразу понял, кому принадлежит уверенный, крепкий голос, прозвучавший рядом с ним, лишь спустя миг осознав, что заговорила хозяйка этих владений. Заданный вопрос равно мог адресоваться как капеллану, вмиг притихшему, так и собственно майстеру инквизитору; смотрела баронесса фон Герстенмайер при этом в свое блюдо, и понять, кто же должен ответить на ее слова, оставалось неясным.

— О, нет, — возразил он, выждав время и уверившись, что капеллан погряз в безмолвии. — К чему мне отнимать у других их работу? quod quisquis norit in hoc se exerceat[140].

— А как движется ваше дело? — поинтересовался гость в мехах. — Или это тайна следствия?

— Вы припозднились, майстер Гессе, — заметила Адельхайда, когда Курт замедлил с ответом, придирчиво разглядывая вопросившего в упор. — Посему — позвольте я представлю вам хоть некоторых из наших гостей. Это Эберхарт фон Люфтенхаймер — с не столь давних пор здешний ландсфогт.

— De jure, — поправил ее тот. — Пытаюсь быть в курсе текущих дел — но город меня в них не посвящает; стараюсь вникать в местные обычаи — но их попросту нет. Кроме, быть может, неизбывной заносчивости и вольнодумства. После императорского двора мне такое в новинку — не знаю, что с ними и делать. Я здесь чуть дольше году, и за это время я услышал больше смелостей и откровенных дерзостей, чем за все свои шесть десятков лет.

— Вот к чему приводят эти веяния, — заметила хозяйка непререкаемо. — Когда города принадлежали достойным родам, подобного и помыслить было нельзя. Теперь же это гнезда безначалия, безвластия, рассадники хаоса.

— Не могу возразить, — согласился Курт, предпочтя не упоминать тот факт, что именно представители достойных родов и прошествовали на помост после его расследования в Кельне; фогт осторожно кашлянул, привлекая к себе внимание, и он вздохнул: — Дело движется, господин фон Люфтенхаймер. Правду сказать, медленно — помощи от местных властей, вы правы, не дождешься; однако и своими силами можно кое-чего достичь.

— Я полагала, — вновь заговорила баронесса, — что вы прибудете вместе с бароном фон Вегерхофом; отчего вы один, майстер инквизитор? Надеюсь, даже его скверного воспитания недостанет на то, чтобы не ответить на приглашение.

— Александер обещал быть; всего лишь сейчас он загружен текущими делами, и их срочность не позволила ему приехать тотчас. После случившегося в его доме он несколько выбит из колеи, и к тому же его осаждают те, с кем он ведет дела — опасаются за свои капиталы.

— Его торгашеские забавы не доведут его до добра, — убежденно выговорила та. — В торговле все сплошь евреи, а уж как они могут подвести человека к краю разорения и могилы — известно всем. Думаю, в швабах немало еврейской крови, оттого они и помышляют о серебре больше, чем о душе и соблюдении законности, установленной людьми и Богом. Столько же изворотливости. То, что бедный мальчик до сих пор не разорился — не иначе как Господня милость. Вот теперь эти богоубийцы удерживают его в своем обществе, не позволяя приобщиться к окружению тех, к кому он по рождению принадлежит.

— Барон фон Вегерхоф ведет дела с итальянцами, насколько мне известно, — робко возразил фогт, и баронесса решительно отрезала ладонью воздух:

— То же самое.

— И в самом деле — милая старушка, — пробормотал Курт с усмешкой; Адельхайда передернула плечами:

— У всех свои пунктики. У вас это женщины. У тетушки — иудеи. Не вздумайте ей возразить — станете врагом на всю оставшуюся жизнь… Вы ни к чему не притронулись, майстер Гессе.

— Успеется. Как я понимаю по виду многих гостей, эти посиделки не ограничиваются часом-двумя. Откройте секрет, госпожа фон Рихтхофен: в наши дни, когда crisis опустошил кошельки и кладовые — для чего откармливать всю эту ораву совершенно постороннего народу?

— Вы так милы в своей откровенности, майстер Гессе, — улыбнулась та, на миг отведя глаза от сидящих за столами и одарив его снисходительным взором. — Добро пожаловать в мир рыцарства…

— … хлебосольства и нахлебничества.

— Здесь особая политика, майстер Гессе. Окрестные землевладельцы — это свой круг, который должен держаться вместе, это вам разъяснять, полагаю, не надо. Что же до всевозможных новопосвященных — и их присутствие имеет свой смысл. Тетушке, при всей ее разумности, смысла этого не постигнуть, она лишь поддерживает традицию, установленную супругом, однако польза от этой «оравы» все же есть. Здесь их привечают, здесь им открыты двери и здесь они встречают доброе отношение; в случае, если у здешних хозяев наметится противостояние с соседями — как полагаете, кого поддержит эта молодая и амбициозная поросль?.. Кроме того, некоторые из них могут пожелать остаться здесь на службе — бывает, что и без платы, за один prestige, как сказал бы Александер, почитая это за привилегию. Ну, разве еще стол — и все.

— И в чем подвох?

— Это первая ступень на пути посвящения для тех, кто является потомком какого-нибудь «фона» без гроша за душой, без приличной службы, которая дала бы надежду и их отпрыскам после получения рыцарской цепи поступить на службу в установленном традицией порядке; так они осваиваются в этом обществе, познают некоторые правила, привыкают держать себя… Учатся всему тому, что должен уметь будущий носитель почетного звания; учатся бесплатно, заметьте, что тоже немало. В результате — все довольны. Хозяевам это стоит вот таких редких званых обедов и ужинов, где и сами получают удовольствие (в прочее время здесь довольно скучно), а также затрат на еще одного едока, подобным же гостям это обеспечивает будущее. Помните парня, что приставлен к вам? Георг фон Люнебург. Взгляните в конец стола.

— А я почел его за слугу, — хмыкнул Курт, среди теснящегося на дальней скамье ряда гостей и впрямь отметив знакомое лицо.

— В некотором роде так и есть, вот только он не станет подбирать яблоки из-под вашей лошади — он отыщет того, кому следует поручить эту работу. Зато проследит, чтобы это сделали хорошо; он наточит и вычистит ваше оружие, подтянет седло, разбудит, когда скажете, или же, напротив, встанет под вашей дверью, дабы отогнать того, кто пожелает разбудить. Если вы порекомендуете его таланты знакомому рыцарю полетом повыше, у него появится вероятность хорошо устроиться, а это неплохое дополнение к грядущему посвящению.

— А это что за бочонок, не сводящий с меня глаз? — спросил он шепотом, кивнув через стол; Адельхайда улыбнулась:

— Понравилась?

— О, да, — покривился Курт. — Я всегда был в восторге от древних кубышек.

— Вы сегодня просто неподражаемы, превосходите сами себя… Ей, к вашему сведению, всего двадцать один. Это Мария фон Хайне.

— И вон та парочка подле нее…

— Не «парочка», майстер Гессе, а «семейная пара». Ее родители, граф Фридрих фон Хайне с супругой.

— Из местных владетелей, насколько я помню, должен быть еще один граф и барон. Они здесь?

— Вон там. Граф Вильгельм фон Лауфенберг с женой и барон Лутгольд фон Эбенхольц, жену похоронил в прошлом году. Рядом с ним, этот юный оболтус — его сын, Эрих, посвящен всего два года назад, но в этом смысле уже подает надежды. К слову сказать, неплохо отличился на прошедшем турнире. Справа от него — сестра, Гизелла.

— Ничего.

— Сосватана; смотрите, не испортите девице будущее, майстер Гессе.

— Я на работе, — возразил Курт. — И ваши шуточки на эту тему совершенно неуместны.

— Если взглянете налево, кстати, увидите предмет ее воздыханий. Филипп фон Хайзенберг, из-под Гюнцбурга.