Ведущий в погибель. - Надежда Попова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Благодарю, — кисло отозвался Курт. — Говорящим медведем бывать пока не доводилось; наверняка и это будет неоценимым жизненным опытом. Вот только не кажется ли вам, госпожа фон Рихтхофен, что присутствие человека с Сигнумом насторожит нашего неизвестного подозреваемого, если он и впрямь окажется среди ваших знакомцев?
— Всенепременно насторожит, — кивнула та убежденно. — Насторожит, взволнует, встревожит. Надеюсь, выведет из равновесия. Особенно если он уловит на себе ваш испепеляющий, подозревающий во всех смертных грехах взгляд, каковым вы, не сомневаюсь, будете одарять каждого в трапезной зале.
— Это указания к действию?
— Это констатация факта. Вы и на меня смотрите так, и на Александера, и на прохожих на улицах города. Наверняка и на себя самого в зеркале. В нашем случае это неплохо.
— Пусть так, — отмахнулся он, — однако же, нет полной убежденности в том, что и там что-то будет найдено. Что мы не проведем несколько дней, чревоугодствуя и погрязая в праздности, ничего, кроме изжоги, через это не обретя. Не прощу себе, если это будет так.
— А главное — мне не простите как автору этой идеи? — договорила она; Курт кивнул:
— Не стану отрицать. Буду говорить откровенно: Александер верит в вас, и, быть может, он прав, не знаю — он уже работал с вами, ему виднее. Возможно. Я… я вам верить не могу. Я не могу поручиться за то, что вы знаете, что делаете. Не могу быть уверенным в том, что вы поступаете верно, и я должен слушаться ваших советов и указаний.
— У вас есть альтернатива, майстер Гессе? — безмятежно поинтересовалась та. — Есть свой вариант? Свой план — лучше, чем мой? Поделитесь, обсудим, и, вполне возможно, примем его к действию. Я не глумлюсь, я говорю вполне серьезно.
Курт недовольно поджал губы, опустив взгляд в пол, понимая, что возразить ему нечего.
— Планов у меня нет, — вынужденно сознался он, и Адельхайда кивнула:
— Верно. Планов у вас нет. Их, собственно, нет и у меня — нет и не было, и вся эта суета с «высокородными попойками» тоже придумана не мною. Наше с вами руководство сочло, что это будет правильно. Мне, так же, как и вам, было сказано то же самое: «Si melius quid habes, arcesse, vel imperium fer»[134]. Но и у меня мыслей также нет. Никаких… Утешьтесь, — сострадающе улыбнулась она. — Пусть вам станет легче оттого, что вы не выглядите глупее меня — мы с вами в этом деле заплутали вместе, одинаково не имея ни малейшего представления о том, в какую сторону выбираться.
— Слабое утешение.
— Понимаю… Вот что, майстер Гессе, — подытожила Адельхайда со вздохом. — Сейчас мы ничего не придумаем — вот так, с наскока. Давайте придерживаться прежнего плана, а пока я советую вам отдохнуть. Вы не спали всю ночь, и это утро явно не прибавило вам сил. Ну, а после… Вы надеетесь что-то выловить в Ульме? У вас на это будет дня два, попытайтесь. Если что-то наклюнется, и вы сочтете, что ваше присутствие здесь необходимо и далее — но на самом деле необходимо! — на мое приглашение вы напишете ответ. В шифре, разумеется. Я буду знать, какова ситуация, и подлажу свои действия под ваши. Если же за это время вы ничего не найдете — станем двигаться и дальше по намеченному пути. Это принимается?
Курт ответил не сразу, понимая правоту собеседницы и уже устав злиться на себя за то, что ничего не может противопоставить ее словам и действиям.
— Как вы сказали об Александере… — отозвался он, наконец. — У меня ведь тоже нет выбора, так?
***«Моргенрот» Курт покинул, пребывая во власти головной боли, однако раздражало не то, что мозг раскалывался надвое, а тот факт, что боль была той самой, до сих пор ни разу за время этого расследования им не ощущенной — так резко, остро, словно от пыточного крюка, лоб над переносицей ломило лишь тогда, когда разум пытался осмыслить то, что уловил неосознанно, когда он что-то упускал из виду, не придав этому значения или позабыв. К своей гостинице Курт брел медленно, перебирая в памяти все сказанное, увиденное и услышанное, но всё не мог понять, к чему приложить мысль.
Он встал, как вкопанный, спустя минуту и развернулся, оттолкнув с дороги одного из прохожих и едва не споткнувшись о другого, устремившись по улицам все так же бегом, во второй раз за время этого дознания пожалев об отсутствии помощника. Людские толпы к этому послеобеденному часу стали гуще и крикливее, и сейчас как никогда прежде захотелось выкатить на запруженную празднующими площадь пушку, зарядить ее стальной сечкой и гаркнуть в эту вопящую и хохочущую орду, расчистив себе дорогу и водворив тишину…
К главным воротам Курт почти подлетел, вознеся благодарственные моления, когда среди пасмурных и совершенно не праздничных физиономий солдат увидел знакомое лицо — того самого, что рассказал о смерти Бамбергера две ночи назад.
— Снова на воротах? — уточнил он после приветствия, и страж неопределенно повел плечами:
— Да я почти всегда тут, на улицах редко… Майстер Гессе, — понизил голос тот, — а верно говорят, что дом барона фон Вегерхофа разгромили этой ночью?
— Верно, — отозвался он хмуро. — Убили всю челядь и любовницу.
— Штриг, говорят…
— Верно говорят… Что-то в прошлый раз и ты не представился, и у меня как-то из головы вылетело, и не сложилось; как звать?
— Кальк, майстер Гессе.
— Кальк… — повторил он и, бросив взгляд вокруг, шагнул в сторону, потянув стража за собой. — Вообще говоря, именно потому я сейчас здесь — из-за стрига… Парни, мне нужна помощь.
— Вы нашли, где он прячется? — побелев, уточнил тот почти шепотом, и Курт вздохнул:
— Если бы… Боюсь, все хуже. Или лучше, как знать… Не могу сказать тебе, как именно, но — я узнал, что стриг мог уйти из Ульма. Возможно, это не так, а возможно, я и не ошибаюсь; мне надо это проверить. От этого будут зависеть мои действия впредь.
— Понимаю… — растерянно проронил солдат и неловко пожал плечами: — Но чем мы-то можем помочь?
— Мне надо узнать кое-что у привратной стражи, которая была на посту минувшей ночью и утром — до этой смены. Это, я так понимаю, немало народу, а я один, у меня это займет целый день, да к тому же — я ведь не знаю всех вас в лицо и по именам…
— Понимаю, — повторил солдат, — но… Я бы с радостью помог; вы ведь хотели б, чтобы я поговорил, верно?.. вот только я лишь два часа как заступил, и если сейчас уйду с поста — мне не поздоровится.
— Вали на меня, — отозвался Курт, не замедлив. — Скажи — я велел; после того, как сегодня я прилюдно нахамил одному из ратманов, и он это съел, никто не удивится ни тому, что я вздумал здесь распоряжаться, ни тому, что ты подчинился. Можно даже не лгать о том, что именно я просил выяснить — им это все равно ничего не скажет; да и сомневаюсь, что кто-то вообще будет спрашивать — всем здесь наплевать на мое расследование. И не думаю, что твое отсутствие заметят; а твои товарищи тебя не выдадут, верно? Наверняка прикроют не в первый раз — всякое ведь случалось за время службы… Брось, — отмахнулся он нетерпеливо, когда страж поджал губы. — Что же я — не человек? все понимаю.
— Турнут меня со службы, майстер Гессе… — тоскливо вздохнул страж, глядя поверх его головы на бойницу надвратной башни, и, наконец, решительно махнул рукой: — А, черт с ним. Если это вам поможет изловить того кровососа…
— Не уверен — предупреждаю откровенно. Вполне вероятно, сегодня мы узнаем, что его и впрямь больше нет в городе.
— Это тоже немало, — кивнул тот, — пусть хотя бы так. Узнать, что бояться больше нечего — тоже хорошо. Хоть какая-то уверенность — хоть в чем-нибудь… Что надо спросить, майстер Гессе?
— Грузы на воротах досматриваются, — начал Курт, отступив еще на два шага в сторону. — Любые; от этого зависит ввозная пошлина — так?.. Мне надо знать, не провозили ли этим утром то, что вскрывать запретили — что-нибудь длинномерное вроде ящика локтей пяти в длину или гроба…
— Уж точно нет, — решительно оборвал его страж. — Понимаю, к чему клоните; но поверьте, майстер Гессе, если б через ворота кто-то вез гробы — наши парни не посмотрели бы, что заколочено; отрывая рыдающую родню от крышки, вскрыли бы и убедились, что там чисто труп, что не тварь. В этом — можете даже не сомневаться.
— Знаешь, если из города он ушел, я и сам не верю в то, что ушел таким образом. Он… Они твари гордые. Надменные. Мы для них никто, и вот так корячиться, чтобы провести нас, позорно прятаться в деревянном ящике — это лишь в крайних случаях, не настолько высоко они нас ставят. Да и — для этого надо довериться другому смертному, а это опасно… И все же спроси. И скажи — пусть передадут всем, чтобы впредь следили; ведь не обязательно должен быть гроб — просто что-то довольно вместительное, что не позволяют вскрыть.
— Есть ведь и речные выходы, — заметил солдат, и Курт кивнул: