Высоцкий. На краю - Юрий Сушко

В студии было тепло, если не сказать жарко. Марину усадили в кресло сразу за камерами. Высоцкий предложил:

— Начало сделаем такое: в камере — ведущий и актер. Представь скромно: «У нас в гостях — актер Московского театра на Таганке Владимир Высоцкий…» Ну, парочку вопросов о биографии, только творческой, хорошо?..

Запись делали без перерывов, уложились в пятьдесят пять минут. Потом посмотрели на мониторе — все остались довольны…

А завтра вновь была Москва и знакомые таганские подмостки. «Гамлет» прошел как надо. Веня Смехов смотрел из зала, похвалил: «Великолепно».

Потом на юбилейной афише 400-х «Антимиров» Высоцкий ему написал:

Только Венька — нету слов! —Четыре-Старожил Антимиров!

Хотя каламбуры это, конечно, Смехова парафия. Как он однажды выдал, увидев гигантскую люстру: «Какой светильник раз ума повис!» Гениально! Этому не научишься, это свыше…

— Зато рифмы у тебя случаются просто потрясающие, — утешала Высоцкого Белла Ахмадулина.

В их отношениях с Беллой присутствовал элемент нежного обожания. Она рассказывала: «Со мной он всегда радовался, блистал… При мне он нисколько не тушевался. Я уверена, свое место он знал и знал, что место это единственное. Но при этом он искал суверенности, независимости от театра, от всего, чему он что-то должен. Ему, конечно, более всего хотелось писать… Он был замечательным артистом, прекрасным человеком — добрым, милым, щедрым. Но полагал он себя, прежде всего, поэтом. И был абсолютно прав. А место его в литературе — оно одно, оно уникально…»

Даря Высоцкому свой сборник «Стихи», Ахмадулина написала: «Володя, как я люблю тебя! Как я счастлива, что — ты! Марина, моя нежность к тебе, мое безмерное восхищение — как объяснить? Люблю. Целую. Белла».

Он после ей ответил:

… И пели мы Белле.Молчали мы Белле.Уйти не хотели,Как утром с постели…Идите смягчиться не к водке, а к Белле!..

Вспоминая Высоцкого, Ахмадулина грустила: «…Вот на этих ступеньках он сидел, читая нам стихи и совершенно искренне горюя об их неиздании. Я очень старалась ему помочь, пробить туманное и непонятное сопротивление официальных лиц. Но что я могла… Я иногда шутила: «Володька, меня скоро выгонят из Союза писателей, иди на мое место»… А как ждал Володя своей книги при жизни, как удивительно наивно, по-детски хотелось увидеть ему свое слово напечатанным…»

Постепенно он, как строгий редактор, стал выстраивать свои выступления, как небольшие стихотворные сборники. Обязательно повторяя при этом: «Мой цензор — моя собственная совесть…»

В компании друзей-приятелей он пел что попросят или пробовал совсем новые песни, проверяя их реакцию на его стихи, волнует ли тема, удачен ли ритм, точны ли слова, сравнения, акценты. На публичных выступлениях четко определял последовательность исполнения, начиная с ударного, легко узнаваемого. «Братские могилы», например, звучали в начале чаще всего. Дальше — две-три песни серьезные. Потом постепенный переход к шуточным, а затем — вновь резкая смена тематики — в зависимости от настроения аудитории и своего собственного. И кода — тоже что-то такое, с восклицательным знаком — «Парус» или «В суету городов…».

И главное — быть предельно собранным, держать себя в руках, помнить:

Я весь в свету, доступен всем глазам, —Я приступил к привычной процедуре:Я к микрофонам встал, как к образам…Нет, нет! Сегодня точно — к амбразуре.

И — все. Эта последняя песня, как перевернутая последняя страничка. Не надо просить продолжения, я спел все, что хотел. В следующий раз будет по-другому.

По мере «накопления критической массы материала», песни естественным образом объединялись в циклы. Сказочные и военные, лирические и спортивные («По количеству видов спорта, как в «Спортлото»…). Эти циклы не были замкнутыми, со строго очерченными границами, критериями, не подгонялись под одну гребенку. С натяжкой «Четверку первачей» можно было отнести к спортивным песням, а «Мой горизонт» — к автомобильным. И так далее. Они появлялись сами по себе,«как-то вдруг, вне графика», и жили вполне самостоятельной жизнью. В записях, на пластинках, в фильмах, спектаклях, ведь сам он считал, что«истины передают изустно».

Лишь однажды, году в 1974-м, Высоцкий обмолвился о плановой работе, что «начал работу над большой песенной поэмой — она будет состоять примерно из 40 песен. «Как-то я подумал о том, какими могут предстать основные этапы истории человечества с точки зрения… лошадей. Ведь они самые верные помощники человека, наравне с ним несшие тяготы войн, пахавшие землю… В поэму должны войти «Баллада о колеснице», «Баллада о телеге», «рассказы» лошадей великих военачальников — Александра Македонского, Наполеона, Кутузова… У меня есть целая серия песен о лошадях, «лошадиная» — «Бег иноходца», «Старый дом», «Кони привередливые»… Я все время обращаюсь, сам того не подозревая, очень часто к лошадям. Я их люблю. И даже с детства мечтал, что когда-нибудь буду жить среди лошадей. Но это не получилось. И как эпиграф ко всем этим песням будет четверостишие:

Мы верные, испытанные кони,Победоносцы ездили на нас,И не один великий богомазНам золотил копыта на иконе…

И я хочу, чтобы в этой поэме многие-многие кони высказались — и водовозы, и те, которые возят катафалки, и те, которые возили полководцев. Мы ведь знаменитых людей помним, а в переносном смысле — они ездили на народе…»

К сожалению, не состоялась поэма. А, может, к счастью. Вот Вадим Туманов, золотоискатель, легендарная личность, его новый товарищ, с которым год назад познакомились и с тех пор все не могут наговориться, рассказывал как-то о себе: «Однажды меня чуть не завалило в шахте. Но успел выскочить. А мне 25 лет от роду и 25 лет — сроку. Сижу на пригорке возле шахты, грустное такое настроение… Кому ж, думаю, хуже, чем мне? И в это время — после дождя в июле развезло дорогу — лошадь бредет по брюхо в грязи, тащит на соседнюю шахту телегу, а в ней электромотор и ковш. Ей и так тяжело, а еще оводы кусают, и погонщик бьет. Я подумал: «У нее жизнь хуже, чем у меня! Хорошо, что я не конем родился…»

Высоцкого тянуло к каким-то новым формам. Муж Карины Филипповой, художник Боря Диодоров, работавший в «Детской литературе», дал дельный совет: «Сочини что-нибудь для их издательства. Лучше что-то покрупнее, чтобы сразу на книжку потянуло. Слава богу, в сказочном жанре ты себя уже пробовал — и «Лукоморье», и «О несчастных лесных жителях», и даже «Вещего Олега» умудрился пересказать. И сказки Шергина в театре, кажется, вы собирались инсценировать, сам говорил, что тренируешься в фольклоре.