Высоцкий. На краю - Юрий Сушко

Видимо, письмо космонавтов дошло, верил старый, седой, но наивный режиссер, Володю утвердили на роль.

…В Москве был тихий вечер. После спектакля Владимир приехал домой один, без обычной компании, но и без настроения тоже. Марина ждала, приготовила ужин. Сели по-семейному, на кухне. Ухаживали друг за другом. Чуть-чуть выпили, были какие-то вкусные рыбные консервы, паштет.

— А на десерт у нас сегодня ананасы, — сказала Марина. Заметив недоумение, пояснила: — В «Березку» ездила…

— Сигареты купила?

— Конечно. Два блока «Винстона» там, в комнате, на подоконнике… У тебя все в порядке?

— Как будто да. Просто настроение какое-то… среднее. Кто звонил?

— О, много. Я там записала… Витя Туров из Минска, какой-то Костя, фамилию не сказал.

— Да ладно… О, Марин, забыл тебе сказать. Сегодня в «Литературке»… еще двое «покаялись». Даже Булата нагнули. Вот послушай:

«В течение ряда лет некоторые печатные органы за рубежом делают попытки использовать мое имя в своих далеко не бескорыстных целях. В связи с этим считаю необходимым сделать следующее заявление. Критика моих отдельных произведений, касающаяся их содержания или литературных качеств, никогда не давала реального повода считать меня политически скомпрометированным, и поэтому любые печатные поползновения истолковать мое творчество во враждебном для нас духе и приспособить мое имя к интересам, не имеющим ничего общего с литературными, считаю абсолютно несостоятельными и оставляю таковые целиком на совести их авторов. Б. Окуджава. 18.XI.72».

Кстати, твой Толичка Гладилин тоже «покаялся».

— Почему это он мой?

— А потому! Думаешь, я забыл, как он вокруг тебя вился, хоть и знал, что ты уже со мной была…

— Ой, оставь, Володя, такое придумываешь.

— Ладно, забудем… Погано мне что-то, Марин, ей-богу… Давай-ка чайку соорудим…

Он достал из навесного шкафчика свои разнокалиберные жестяные коробочки, большой заварочный чайник и принялся колдовать — бросил щепотку одного сорта, второго, принюхался, добавил какой-то травки… Наконец все залил кипятком. Чашки на стол!

— Завязался я с этим «Пушкиным», Мариночка, сил никаких нет. Шеф недоволен, постоянно ворчит. Выйду я, наверное, потихоньку из этого «Товарища», душа не лежит. Вопрос не в Пушкине. Но ведь идею пяти поэтов мы уже эксплуатировали с Маяковским, разве нет? В «Послушайте!» была «великолепная пятерка» — Высоцкий, Смехов, Хмельницкий, Золотухин, Насонов и «вратарь» Юрий Петрович Любимов. Сегодня был прогон «для умных людей». Хвалят — шеф слушает, начинают делать замечания — перебивает. Никому не доверяет, никого не слушает. Мне просто стыдно было, ей-богу. Хоть заявление пиши. А «шеф» одно: вы мало вкладываете в спектакль, от вас я вправе требовать большего. Я «мало вкладываю»?! А я не вижу, куда мне вкладывать… Бросить бы все это на годик-другой, сесть за стол и писать, просто писать. А на жизнь я концертами больше заработаю, в кино по-быстрому снимусь…

Ему, действительно, было скучно участвовать в спектакле «Товарищ, верь». Хотя и знал, что своим отказом участвовать смертельно обидит «хозяйку» — Людмилу Васильевну Целиковскую, которая подала мужу идею инсценировать Пушкина. А потому попытался незадолго до премьеры «выползти» из роли тихо, деликатно, без скандалов. Многим это показалось капризом «принца крови». Лишь Золотухин понял: «Ему активно не хочется быть впятером и прыгать из возка в возок…»

Покинув таганский «возок», в начале февраля Высоцкий улетел в Новокузнецк. Обычная поездка: гастрольный тур — четыре дня, десяток-полтора выступлений, как получится. Все довольны — местный театр выполнит кассовый план, выплатит зарплату своим артистам, погасит долги, починит крышу. Смекалистый администратор, организовавший эти «безопасные гастроли», поблагодарит «конвертом» приезжего артиста, не забыв, конечно, и себя. Практика всем известная. Главное было угадать с «именем», на которое народ валом пойдет. Высоцкий? Отлично, сборы гарантирую!

«Перед выездом в загранку заполняешь кучу бланков…»

Даже не испытав на собственной шкуре прелестей этой процедуры, Высоцкий попал в «десятку», сочинив еще в 1965-м свою «Инструкцию для выезжающих за границу и возвратившихся оттуда». Приехав из Новокузнецка, Владимир вплотную занялся оформлением документов для поездки во Францию к законной, между прочим, жене.

Пошло-поехало: заявление-анкета — «прошу разрешить… во Францию на 45 дней — с 15 апреля до 30 мая 1973 года… в гости к жене, де Полякофф Марина-Катрин (Марина Влади)…», характеристика с места работы, справка из домоуправления, приглашение: «Я, нижеподписавшаяся, Марина-Катрин… приглашаю на полное материальное обеспечение своего мужа, Высоцкого В.С. сроком…» (представьте, каково ему это было читать? — Ю.С.) и т. д. Наконец, документы сданы. Теперь — томительное ожидание.

В нем жил страх, что ему не разрешат выезд, никогда никуда не выпустят. Он очень точно ощущал, что есть пределы, точно определенные для него властью («кто-то скупо и четко отсчитал нам часы…»). Боялся, но скрывал свою ненависть к тем, от кого зависит это решение. «Инстинкт самосохранения был в нем очень развит, — замечал Дыховичный. — Высоцкий… дружил с чиновниками, умел с ними дружить — умел с ними хихикать, он умел с ними пить водку (во всяком случае, делать вид, что с ними пьет), умел дарить им пластинки, общаться, спрашивать «как дела?», заботиться… Им было приятно посадить его рядом с собой за стол, пригласить его куда-нибудь на дачу. При этом, правда, Володя уровень их прекрасно понимал и довольно часто не шел туда, где ему, казалось, собираются уж совсем злодеи. Даже из этих людей он пытался выбрать каких-то относительно более достойных. Но все-таки он с чиновниками заискивал, потому что очень сильно от них зависел. Страх невыезда был постоянный и жуткий. Он скрывал этот страх, но его колотило от всего этого. Колотило от ненависти к ним, от того, что он зависим от них. Потому что был Володя все-таки человек-бунтарь. Но он не махал просто так шашкой. Он уже, когда только совсем был доведен до края, тогда мог в отчаянии сказать что-то… И был в этих вопросах осторожен…»

Все должно быть хорошо. Чтобы увидеть как можно больше, Марина предложила поехать на машине. Пригнала из Парижа «Renault 16» — гонорар за съемки в рекламе. Высоцкий, правда, расколошматил машину в первый же день, въехав на остановке в автобус. Слава богу, левши-умельцы в автосервисе «Рено» довольно быстро восстановили.

И тут, как назло, в «Советской культуре» появляется (специально, что ли, подгадали?) заметочка под заголовком «Частным порядком». Сердобольный журналист М. Шлифер информировал: «Приезд популярного артиста театра и кино, автора и исполнителя песен Владимира Высоцкого вызвал живейший интерес у жителей Новокузнецка… Едва ли не на второй день пребывания Владимира Высоцкого в Новокузнецке публика стала высказывать и недоумение, и возмущение: В. Высоцкий давал по пять концертов в день!.. Десять часов на сцене — это немыслимая норма!.. Даже богатырю, Илье Муромцу от искусства, непосильна такая нагрузка!» Донос комментировали возмущенные руководители Росконцерта: «Директор театра, нарушив все законы и положения, предложил исполнителю «коммерческую» сделку, а артист, нарушив все этические нормы, дал на это согласие, заведомо зная, что идет на халтуру…» А редакция заключала всю эту подборочку так: «Хочется надеяться, что Министерство культуры РСФСР и областной комитет партии дадут необходимую оценку подобной организации концертного обслуживания жителей города Новокузнецка».