Тень всадника - Анатолий Гладилин

- Завтра суббота. Инга попросила, у нее гости.

- Это ее проблемы. Пусть выкручивается.

- Да я сама захотела. У меня для тебя хорошая новость.

- Потом расскажешь. Умираю. Пятнадцать часов не курил.

В паркинге зажигаю сигарету. Какое блаженство! Чувствую прилив бодрости. Моя девочка рядом. Мой взгляд скользит по ее ногам, она без колготок, я различаю шрам на левой коленке, сувенир из Риги (бег на восемьдесят метров с барьерами). Моя девочка, моя! Я знаю наизусть каждое пятнышко на ее коже. С сигаретой совсем иная жизнь. Как будто и не было бессонной ночи. Какой теплый вечер в Лос-Анджелесе! Вечер, ночь? Теперь мне без разницы, я ощущаю каждый мускул своего тела, включая... Поразительно! Словно ключ повернули, я ожил, и мне двадцать лет.

Мы садимся в синий "понтиак". В кабине все привычно и знакомо. Не было и дня разлуки. Париж мне просто приснился. Дженни за рулем, а я - справа от нее, на своем законном месте. Юбка у Дженни чуть задрана... Бесстыдница. Хочу дать волю рукам. Не надо, успокойся... Выруливаем на фривей. Дженни сосредоточенно смотрит вперед, а губы расплываются в улыбке, ибо знает, что я обычно не слежу за дорогой. Я смотрю на нее.

- Тоничка, все в порядке.

- Даже не верится.

- Я получила бумаги. За твое лечение в госпитале заплатило министерство здравоохранения.

Вон она о чем... Однако новость ошеломляющая. Впрочем, я же говорил себе: не дергайся, не лезь на стену, все образуется. Странно только, что министерство, а не Сошел Секьюрити Южной Калифорнии.

- Какая там формулировка?

- Подожди, вспомню... "Учитывая, что до этого мистер Сан-Джайст выполнял поручения Федерального правительства в Атланте и Мейконе и тем самым как бы находился на государственной службе, министерство считает возможным..." Честно говоря, я не поняла. Когда ты был в штате Джорджия?

У меня приступ хохота. Нервная разрядка.

Дженни озабоченно притормаживает. Делаю ей знак - продолжай и, успокоившись, расшифровываю загадку. Конечно, заплатила Система, провела, как положено, через министерство. Умники из Системы по каким-то своим соображениям не хотели упоминать о совещании в Вашингтоне, искали хитрую формулировку, поэтому так долго и тянули. В Атланте и Мейконе я действительно был, тут все верно, не придерешься. Я прошел через эти города с армией генерала Шермана, то есть находясь на государственной службе. Ну а даты решили не уточнять.

Дженни смеется:

- Бюрократы! Виртуозы!

Мелькает панно: "До Шерман-Окс 3,5 мили". Но мы плавно сворачиваем с фривея. На стрелке обозначен Вествуд.

Я кричу. Я безобразно жутко кричу... без звука. Потом закрываю глаза.

Мы не едем на Диккенс-стрит. Дженни везет меня к Инге.

* * *

Загулявшие у Инги остатки гостей, остатки ужина, остатки выпивки (я плохо различал, кто есть что и что есть кто) встретили с энтузиазмом останки профессора Сан-Джайста. Оле!!! Начавшаяся в аэропорту мексиканская коррида возобновилась. Останки профессора Сан-Джайста влили в себя стакан коньяку. Оле!!! - поклевали с тарелки и говорили нечто бессвязное, воспринимавшееся публикой как высшее проявление остроумия. Распахнули настежь окна, чтоб останки профессора могли дымить (сигарета за сигаретой) - невероятная поблажка в американском доме для тех, кто понимает. С кем-то я целовался - Инга? Голое плечо? Носатая брюнетка? Блюдо с креветками? - не с Дженни. Дженни присутствовала слева от меня. Под занавес Инга произнесла тост за мужчин старой школы, которые - ого-го! - дадут сто очков форы нам, молодым.

Гм... Явные счеты с Ларри, ее бой-френдом. Вечно меня впутывают...

Затем я услышал:

- Дженни, все-таки профессор устал. Разумнее ему остаться у нас, комната готова. Утром мы с Ларри перевезем его в студию, это неподалеку. Не возражаешь?

Злодейка не возражала.

Я вышел ее проводить в кромешную - как мне казалось - тьму южной ночи. Но сработало автоматическое реле, над дверью зажегся фонарь.

Тот, кто воевал, знает, что одна из самых страшных ран, это когда штыком или саблей распарывают живот. Несколько мгновений человек еще на ногах, он бросает оружие и руками инстинктивно придерживает вываливающиеся внутренности (простите за подробности), а в глазах...

- Тоничка, не смотри на меня так, - прошептала Дженни, - будет тебе кофе и какао. Позвони.

Села в свою черную в темноте стрелу, сделала полукруг, укатила.

Я должен был сдохнуть, откинуть копыта, сыграть в ящик, дать дуба, приказать долго жить. Я должен был тихо окочуриться, не вызывая "скорую помощь", чтоб не тревожить моих гостеприимных (слишком) хозяев. Инга и Ларри нашли бы мой хладный труп на краю кровати и записку на столе: "Прощай, Дженни, будь счастлива!" Врачи бы констатировали смерть от перепоя, от перекура, от тропической малярии, заворота кишок, инсульта, желтой лихорадки или просто от разрыва сердца, которое не выдержало женского коварства.

Не повезло. Я проснулся с мерзким ощущением симптомов всех вышеперечисленных напастей. Настенные часы показывали шесть утра, мои - три часа пополудни. В Париже я никогда не спал в это время и глупо было стараться.

Я выпил на кухне горячего сладкого чая, съел таблетку аспирина, принял ванну, побрился, оделся, поставил на защелку замок входной двери, совершил прогулку по незнакомым окрестностям (где уже бегали спортивного покроя студенты, вызывая у меня жгучую зависть), вернулся, опять разогрел чайник.

Инга в халате заглянула на кухню, охнула:

- Я морду не успела накрасить. А ты как огурчик.

"Внешнее впечатление всегда обманчиво". Пятый постулат разведки.

Звонить? Рано. Эля, конечно, будильник, но если Эля у Гали и Матвея Абрамыча, то в кои веки у моей девочки есть возможность выспаться, а я будильником работать не собираюсь.

Ларри отвез меня в мою берлогу. Интересный дом. Я его заприметил еще утром. Опоясан двухэтажной палубой балконов. Балконы перегорожены решетками из деревянных прутиков, соломенными циновками, синтетическими ковриками. В доме только студии, и у каждой свой кусок палубы, туалет, душ. В углу, около стеклянной балконной двери (надо бы повесить занавесочку), - электрическая плита, холодильник. Под потолком большой вентилятор с пластмассовыми лопастями. Проверил, вертится. Ну, мне-то жара не угрожает. Я уеду раньше курортно-душегубного сезона, хотя в Лос-Анджелесе погода сумасшедшая (как и его население).

Разобрал чемодан и сумку с постельным бельем, заботливо предоставленную Ингой. Если Дженни пожелает поменять на свое... Из чистого суеверия не надо на это надеяться.

Поднял телефонную трубку. Молчание. Да, Ларри предупредил, телефон включат в понедельник.

Поперся к Инге. Есть деловой повод: обговорить мой курс лекций.

Инга предложила съездить в супермаркет. Превосходная идея. Можно позвонить? Ради Бога!

Моя птичка улетела. На автоответчике - волшебный голос. Оставил мессидж, то бишь сообщение. Или, если хотите, послание. Так странно и дико ходить по американскому супермаркету без Дженни и Эли.

Противоестественно.

Набираю в тележку бутылки, банки, картошку, овощи, чтоб потом не волочить на себе тяжести. Когда еще подвернется машина? Здесь не Париж, другие расстояния.

На обратном пути милые ребята помогают выгрузить мою добычу в студию. Инга подмигивает: "Действительно, профессор, нужна занавесочка. Обеспечу".

Дома Инга прокручивает автоответчик. Ей послания относительно завтрашнего вечера в университете. И вдруг я слышу волшебный голос по-русски:

"Тони, мы с Элей в городе. Масса дел. Если попадем в твой район, обязательно заедем к Инге".

- Кстати, профессор, - говорит Инга. - Я пригласила Дженни на завтра в университет. Не помнишь? Она сказала, что пойдет с тобой, а ты сказал, что она любит представительствовать.

Разве такое было? Ни хрена не помню. Хорошо бы выяснить, что я вообще напозволял себе сегодня ночью... Неудобно спрашивать. Ладно, в любом случае мне как-то становится легче на душе. Принимаю ужасно озабоченный вид и излагаю по пунктам мою программу. Инга вносит коррективы. Все разумно.

По американской манере, даже когда хозяева дома, включен автоответчик. В зависимости от того, кто звонит, Инга делает знак Ларри брать или не брать трубку. Ларри отбивает телефонные атаки, чтоб нам не мешали работать. Тем не менее у меня ушки на макушке. Отмечаю, что Инга очень популярная женщина в Городе Ангелов. Ей звонят из Большого Лос-Анджелеса, из Калифорнии, из других штатов, из Нью-Йорка (тут Инга подходит к телефону), из Канады и вроде бы из соседней Галактики. Все интересуются завтрашним вечером. Понимаю, что для университета это важное мероприятие. Только куда-то пропал волшебный голос. Не прорезается.

Пора бы и совесть знать, и избавить хозяев от моего присутствия. Не допекать Ингу своей дотошностью (объясняется сие элементарно: жду волшебного голоса. Догадывается ли об этом Инга?), дать ребятам отдых. Ухилять в каюту так я называю студию в двухпалубном доме, - отоспаться. Разумное и логичное решение. Я собираюсь откланиваться, но появляется кто-то из вчерашних (сегодняшних?) гостей, которые горят желанием общаться с французским профессором и которым я что-то обещал (что?), извлекается на свет божий пиво и вино, количество гостей увеличивается в арифметической прогрессии (прыгают с потолка? лезут через окно?), начинается вакханалия, неразумная и нелогичная, в духе богемы нашей университетской молодости, и все почему-то этому рады, и я в том числе.