Тень всадника - Анатолий Гладилин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда же она успела всучить ему свою визитную карточку? Ну и темпы! Тебе, впрочем, известны ее скорости.
К нему никаких претензий. Лучше других ты знаешь, что ни один мужик не устоит, если Дженни на него призывно посмотрит. И вот он приехал получить гонорар за выступление. Не зря же так выкладывался. Теперь в ее коллекции будет голливудский актер. Вдобавок к тому, московскому.
Кто должен ревновать - ты или зеленый костюм? Кому она наставит рога?
- Ладно, - говорю я Кэтти, - занимайтесь вашим визитером. Позвоню завтра.
Сегодня предпочтительно не возникать. Сегодня Дженни не до меня. И боюсь, что попадет Кэтти от начальницы за длинный язык.
* * *
Завтра ей тоже не до меня. Догадываюсь, что на голливудского затейника большой спрос, поэтому дело нельзя откладывать, динамо ему не покрутишь. Кому, когда она крутила динамо, пламенная революционерка Сексуальной Революции?
И послезавтра ей тоже не до меня.
Какой мерзавец изобрел автоответчик? Без него я мог бы утешаться дескать, она, конечно, звонила, а я, как на грех, отсутствовал.
На гильотину!
Кто?
Через тысячу лет, то есть в субботу, набираю номер на Диккенс-стрит. Хватит, девочка, пора бы и совесть иметь. Оставляю мессидж. Сижу дома, жду.
Ни ответа, ни привета.
Звоню в воскресенье. Готов беседовать даже с зеленым костюмом. Товарищ по несчастью, найдем общие темы.
Куда они все запропастились?
* * *
В понедельник Кэтти безропотно соединяет меня со своим шефом.
- Да, получила твои послания. Вернулась очень поздно. Мы сейчас с Элей проводим уик-энды в Сан-Диего, у родственников. Разве я тебе не рассказывала?
Есть вопросы? Нет вопросов.
* * *
Третья ошибка. Совершенная давным-давно, когда я жил на Диккенс-стрит.
Античный хор: "Неужели это когда-то было?" Герой, забыв текст Софокла, суетливо крестится: "Было, было, вот вам крест на пузе!" Античный хор, возмущенный нарушением классических канонов: "Не верим!"
Правильно делают, я и сам не верю, что это когда-то было - пригрезилось, почудилось, враки! - но когда это было и, главное, казалось, что так будет всегда, так вот однажды то ли в шутку, то ли всерьез Дженни предложила:
- Давай изменим отношения, будь мне отцом.
М-да. Тогда, по логике, получалось, что пятнадцать минут назад мы, к явному ее удовольствию, активно занимались кровосмесительством!
Я понимал, откуда эта странная идея: Дженни тосковала по своим родителям, ей их не хватало в Городе Ангелов, где имелся джентльменский набор всех крылатых созданий, кроме ее собственных ангелов-хранителей. Не знаю, до сих пор загадка, удовлетворял ли я ее в качестве любовника, но в роли отца я бы ее определенно устроил. Однако с негодованием отверг эту идею. Я помнил, каких трудов и мучений мне стоило наладить отношения с моей дочерью, я видел, как переживает Анька (переживала!) отсутствие Сережи. Я мог претендовать на место Джека - зарвался, помутился разум, но место отца для меня святыня. И отец Дженни, судя по ее рассказам, превосходнейший человек. Короче, я назвал эту идею кощунством и пожелал ее отцу, глубокоуважаемому М.С., жить до ста лет в добром Здравии ей же на радость.
...Теперь я бы мечтал стать временно исполняющим обязанности ее папаши. Почему? Имел бы законное право ее видеть. Ибо если Дженни еще думает обо мне (в чем сильно сомневаюсь), то она думает, что я в первую очередь ее хочу. Это так, но с существенной и, может, не очень лестной для нее поправкой - в первую очередь я хочу ее видеть. Точно так же я хотел видеть мою маленькую дочку, сходил с ума, а Н.К. - по дремучей глупости, обидевшись на меня - запрещала свидания.
* * *
- При-и-вет, это ты?
Волшебный голос предназначен кому-то другому, а мне перепадает от полноты душевной. (...Смутная картина из какого-то детства: в саду на костре в большом чугунке варят варенье, выкипает, стекает сладкий сок - все, кому не лень, подбирают его ложками.) Не выясняю, кому предназначен, пытаюсь воспользоваться благорасположением.
- Нет, не я. Я зарос бородой, мхом и лишайниками. Подаю жалобу в общество охраны природы. Мы с тобой так не договаривались. Мы договаривались, что по моему прибытии в Лос-Анджелес посидим вдвоем тихо и спокойно в кафе.
- А зачем?
За что я ее люблю - за искренность. Ну, конечно, не только за это.
- Представь себе, что кто-то жаждет на тебя посмотреть. Просто полюбоваться красивой девочкой. И вообще, ты мне обещала, что будет еще кофе и какао.
- Я обещала??!
Она неподражаема.
- Хорошо. Я знаю, ты очень занята госпиталем, Элей, годовым балансом, лабораторией доктора Хоффера и так далее...
Особенно "так далием". Мог бы подробно перечислить этих "так далиев". Не перечисляю.
- ...Найди какой-нибудь час в любое удобное для тебя время. Если совпадет с мой лекцией, я ее отменю.
- Как идут твои лекции?
- Будет повод рассказать. Тема для беседы. Не заставляй меня заниматься попрошайничеством.
А что я делаю? Попрошайничаю, навязываюсь, скулю, как собачонка, встав на задние лапки... Я готов к тому, что сейчас меня пошлют к едреной фене. И шмякнут трубкой.
Не посылают. Завтра она подъедет к факультету и повезет меня в едальное заведение.
- Интересное кафе, связанное с историей Голливуда. Тебе понравится.
* * *
На стенах фотографии разнокалиберных голливудских звезд. На стенах, под стеклом меню с автографами. Мебель а-ля XIX век. Деревянные барьеры. Она говорит, что и поныне еще кое-кто сюда заглядывает. Не уточняет. А я не спрашиваю, откуда у нее такие сведения. Мне до лампочки.
Бесспорно, есть какой-то шарм, амбьянс. Наверно, тут вкусно кормят.
Я не ем в это время. Дженни - на разгрузочной диете. И знаменитостей не видно. И курить, естественно, запрещено.
Не в коней сегодня корм.
Раза три я оставляю свою даму и нервно затягиваюсь сигаретой на улице. Потом возвращаюсь, и с меня продолжают методично, живьем снимать шкуру. Без наркоза.
- Тони, это была цепь случайных совпадений. Видимо, я привыкла к семейной жизни и боялась остаться одной.
...Денежный вопрос? Бред сивой кобылы! Мне не нужны твои миллионы, даже если бы они вываливались у тебя из карманов. До сих пор ты меня с кем-то путаешь. Я никогда не беру у мужиков деньги. Все зарабатываю сама.
...Человек, уже поживший, с опытом и несколько подуставший, чувствуя, что легкий приятный роман может переродиться в нечто затяжное, мучительное, которое обязательно дает боль, - останавливается, начинает пятиться, уходит. Это не страх или злой умысел. Это инстинкт.
...У нас не было никакой перспективы. Для счастливого брака с тобой я опоздала лет на двадцать. Претензии к моей маме, бабушке. Моей вины нет, что мы разошлись во времени.
...Клянусь, Тони, получилось совершенно неожиданно. Увлеклась, влюбилась. И длилось это пару месяцев. Ну не такая любовь, как с тобой, но для меня два месяца - большой срок.
Тут, прекратив стенания, вздохи и всхлипы, я вставил в ее монолог нечто членораздельное, дескать, подобных увлечений у нее еще будет штук сто или двести, и вообще я удивляюсь, почему после моего отъезда к ее дому не выстроилась очередь.
- Ты сейчас увлечена.
И в этот момент между нами проскочила какая-то искра, что-то от прежних отношений, искра доверия. Она поняла, что я обхожу дипломатическим молчанием темно-зеленый костюм и, главное, в дальнейшем тоже буду его не замечать, а зеленый костюм в ее жизни присутствует. Но я закрыл глаза, в упор не вижу, точка. А намекаю на романчик, который то ли уже прошел, то ли не состоялся, а если состоялся, то без особых для нее эмоций. И все перед моим носом, глупо отрицать.
- Я - женщина слабая. Красноречием он даже тебя забил. Но там жена, дети, официальная любовница. Там завязнешь, как в трясине.
"Значит, вы провели достаточно времени вдвоем, раз ты имеешь столь подробную информацию", - подумал я, продолжая сидеть с улыбкой идиота. Навязывался в подружки. Не соображал, что если превращусь для нее в бесполого друга, в священника, коему исповедуются, то попаду из огня в полымя. И будет хуже.
Она сообразила. Усмехнулась. Махнула рукой. Отмахнулась. От него и от меня. Миг доверия кончился.
- Тони, да, я такая. Ну как тебе объяснить? Я пять месяцев рьяно помогаю бездомным, а после, все забыв, полгода занимаюсь спекуляцией недвижимостью. Не понял? Хорошо, еще одно сравнение. Я три месяца стою в церкви со свечкой (извини, я иудейка, но это для сравнения), а потом на восемь месяцев пускаюсь в дикий разгул. Я - качели. Меня бросает то вверх, то вниз. Но в любом положении это я, я остаюсь самой собой. Я такая. Ты же привык идти по прямой линии, без отклонений. Тебе меня не выдержать и не принять.
Я в ответ... Да что мои слова? Пустое колебание воздуха.
Она повезла меня обратно к университету, и где-то на полдороги я сказал: "Стоп, спасибо, теперь сам дойду". Мне нужно было протопать километры, чтобы все это осмыслить, переварить. И у нее наступал цейтнот (заметил, как она украдкой косилась на часы): Элю надо взять из детского сада, домашние дела, и т. д. и т. п. - разумеется, все так, но я догадывался, что сегодняшний вечер у нее ангажирован. С зеленым темно-зеленым или тружеником кино, страдающим от обилия жен и любовниц? То, что картинно махнула на него рукой - ничего не значило. У девочки на качелях большая амплитуда, в болоте не застрянет. Спросить, с кем именно? Ей-богу, не волновало. Я вычислил, что ни тот, ни другой не был первым, с кем она мне изменяла. А тогда - без разницы. И решалась моя судьба.