Последняя любовь гипнотизера - Лиана Мориарти

На нее вновь нахлынула ослепительная радость. Малыш. Святые небеса, у нее ребенок от мужчины, который ее обожает! И все остальное просто не имеет значения.

Глава 19

С каждым днем я становлюсь все лучше и лучше.

— Джек, ты хорошо спал? — спросила Элен.

Было утро вторника, и они с Джеком и Патриком завтракали. Патрик читал газету, а Джек вел себя непривычно тихо. Обычно он буквально кипел за завтраком, как будто за ночь ему в голову пришло великое множество мыслей и все они просились наружу, пока он жевал кукурузные хлопья. В это же утро он просто уныло болтал ложкой в чашке, и Элен заметила легкие тени под его глазами. Они выглядели в особенности неуместно на свежем мальчишеском лице.

— Мне снился ужасно длинный сон, — ответил Джек. — Он все продолжался и продолжался, наверное, всю ночь. Я вроде как смотрел кино, у которого нет конца.

— О, — отреагировал Патрик, не отрываясь от газеты. — Завтракай давай.

— И о чем было это кино? — спросила Элен.

— Об Армагеддоне, — сообщил Джек.

Патрик опустил газету и посмотрел на Элен, вскинув брови.

— Ты хоть знаешь, что значит это слово? — спросил он сына.

— Конечно, — кивнул Джек. Элен подумала, что он выглядит очень бледным. — Оно означает конец света. Я нашел его в Интернете.

— Уверен, ты обнаружил там множество разумных объяснений, — вздохнул Патрик.

— Да, — рассеянно откликнулся Джек. — Он, знаешь ли, приближается. Армагеддон.

— Вообще-то, нет, — возразил Патрик.

— Откуда тебе знать? Ты сам недавно говорил, что далеко не все знаешь.

Патрик быстро сложил газету:

— Это я знаю.

— В моем сне умерли все, кого я знаю, — снова заговорил Джек. — Это было очень страшно. — Он встал и отнес чашку с недоеденными хлопьями в раковину. — Надо рассказать Этану. Мы организуем клуб Армагеддона.

Патрик покачал головой:

— Когда я учился в школе, то состоял в клубе тайных агентов. Может, и вам лучше создать такой клуб?

Джек посмотрел на отца как на умственно отсталого:

— Нет, пап, такого я сделать не могу.

Он говорил так, словно ему было лет тридцать. В этот момент Джек походил на чрезвычайно озабоченного руководителя бизнес-проекта, который просто не в силах взяться еще и за другой проект, как бы ему того ни хотелось.

Джек вышел из комнаты, неся на узких плечах всю тяжесть мировой угрозы.

— Значит, Армагеддон, вот как? Весьма ободряющая тема для разговора за завтраком, — сказал Патрик, когда они с Элен прислушивались к шагам Джека, поднимавшегося по лестнице в свою комнату. Он тоже отнес тарелку в раковину и улыбнулся Элен. — Волнуешься?

Они собирались на первое ультразвуковое исследование.

— Да, — кивнула Элен. — Дождаться не могу, когда сама все увижу. Пока я ощущаю малыша как какого-то вселяющего страх жука в животе. Я хочу доказательств того, что меня тошнит из-за самого настоящего ребенка.

При этом Элен подумала: «Вот только прошу, ни слова сейчас о том, что Колин совершенно не испытывала тошноты, или о ее первом УЗИ».

Патрик продолжал что-то говорить, но Элен торопливо перебила его, боясь, что может просто завизжать, если с его губ сорвется вдруг имя Колин.

— Ты не забыл, что это в одиннадцать часов? Встретимся прямо там? У кабинета УЗИ?

— Я как раз об этом и говорю, — ответил Патрик. — Мы можем пойти туда вместе. Я отвезу Джека в школу, а потом вернусь и наконец-то переставлю все коробки. Когда я проснулся утром, то подумал: какой смысл работать на себя, если я не могу вырвать несколько свободных часов, когда мне это нужно? И ты уже достаточно долго терпела все эти коробки.

Прежде чем Элен успела хоть что-то ответить, сверху закричал Джек:

— Па-а-а!

— Лучше выяснить, чего там желает мистер Армагеддон, — сказал Патрик. Потом немного помолчал и нахмурился. — Интересно, клуб — это его собственная идея? Откуда у ребенка может взяться интерес к Армагеддону? Как ты думаешь? Разве это не…

— Па-а-а!

Когда Джек впервые завизжал подобным образом, Элен помчалась по коридору с бешено бьющимся сердцем, ожидая увидеть мальчика на полу в луже собственной крови. Теперь она знала, что это не обязательно так. Наверное, потерял носок.

— Иду! — проревел Патрик и поспешил по лестнице наверх, точно так же, как его сын, разве что намного громче топая.

Элен отложила ложку и внимательно всмотрелась в свою овсянку и в свое сознание.

Он берет свободное утро и остается дома, чтобы переставить коробки.

Элен заметила, что улыбается: это была довольная, сытая кошачья улыбка. Ох, у нее получается. Она чертовски хорошо справляется. С каждым днем она делает Патрика все лучше и лучше.

Однако улыбка почти мгновенно растаяла. Ох, великие боги, это же чудо, что она до сих пор не выпустила когти, закинув голову и дьявольски хихикая! Она же просто ведьма! Совершенно неэтично манипулирует…

Но на самом-то деле все это пустые слова. И Элен на деле ничего подобного не ощущала. Глубоко внутри ее царило лишь спокойное, чистое удовлетворение от хорошо сделанной работы.

И единственное, что заставляло ее чувствовать себя слегка виноватой, так это полное отсутствие чувства настоящей вины.

Ведь все шло по плану, по крайней мере насколько знала Элен. У нее не было намерения гипнотизировать Патрика, заставлять его убирать коробки. Он снова переживал из-за заказчика, который не оплачивал счет.

— Он не отвечает на телефонные звонки и на электронные письма, — пожаловался Патрик, когда они накануне вечером легли в постель. — Он меня игнорирует, словно это именно я не прав. Он со мной обращается так, словно я преследую его, словно я — Саския.

— Хочешь расслабляющие упражнения? — спросила Элен.

После того дня, когда Патрик сделал ей предложение, Элен об этом не заговаривала. Их отвлекало огромное множество вещей: ее беременность, переезд Патрика и Джека, встреча с отцом.

Патрик был так ей благодарен, и он был таким отзывчивым пациентом. В том-то и дело. Патрик походил на Джулию. Он обладал способностью сосредоточиваться и визуализировать. У него оказалось куда более живое воображение, чем он сам предполагал.

Элен предложила ему представить, что он взбирается на вершину горы. И несет на спине рюкзак, битком набитый тревогами, и гневом, и напряжением, которые вызывал в нем тот отвратительный заказчик. По мере того как Патрик поднимался, он постепенно выбрасывал одну за другой эти негативные эмоции, пока наконец вообще не снял рюкзак, и в этот момент добрался до вершины, где глубоко вдохнул чистый, расслабляющий горный воздух, и с каждым вдохом он все глубже и глубже погружался в самого себя.