Восстание в крепости - Гылман Илькин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Роза сидела на кровати, прикрываясь простыней. Она дрожала от страха.
— Где Романов? — крикнул поручик.
— Не… Не знаю. У меня никого нет… — ответила Роза.
Варламов подошел к кровати и сорвал с Розы простыню. Она поспешно схватила со стула старенький халатик, кое-как натянула.
— Звери! — крикнула она.
Варламов схватил Розу за волосы и выволок на середину комнаты.
Роза попыталась подняться, но Варламов наступил ногой на подол ее халата.
— Говори, куда спрятала Романова?
— Не знаю я никакого Романова!
Варламов вынул револьвер и приставил дуло к ее виску.
— Не скажешь, получишь пулю…
Роза зло рассмеялась.
— Сволочь! Тебе бы только с бабами воевать!
— Молчи, шлюха! Говори, куда спрятала солдата!
Роза, рванув подол из-под сапога офицера, вскочила на ноги.
— Не говоришь — не надо, — сами найдем! Разговор у нас с ним будет короткий. Мы расправимся с ним сегодня же утром!
Он кивнул солдатам на дверь. Они спустились в духан, обыскали его. Романова там не было.
"Что же это?.. — в ужасе думала Роза. — Восстание сорвалось? Но где тогда Григорий? Может, он вернулся в казарму? Надо предупредить, иначе они схватят его!.. Да, да, скорей к нему в казарму!.."
Набросив на голову платок, девушка сбежала вниз по лестнице, миновала двор и выскочила на улицу. Она не заметила, что Варламов и его солдаты, стоявшие за воротами, двинулись следом за ней.
Добежав до ворот казармы, Роза громко закричала:
— Григорий, беги, прячься! Тебя ищут, беги!..
Варламов выхватил пистолет и дважды выстрелил. Роза упала. Голова ее на мгновение приподнялась над землей. Девушка хотела крикнуть что-то, но это было ее последнее усилие.
— Сдохла, кажется! — Поручик носком сапога тронул ее голову и, обернувшись к солдатам, приказал:
— Живо в крепость! Капитан Гассэ управится здесь без нас.
Несколько солдат с факелами в руках искали что-то у крепостной стены.
В одном из солдат Варламов узнал Сырожкина. Он искал тело ефрейтора Попенко.
Попенко был обнаружен недалеко от стены, под развесистой вербой.
"Слава богу, все обошлось! — обрадовался Сырожкин, убедившись, что Попенко не дышит. — Мертвец ничего не расскажет!"
Он уже договорился с капитаном Гассэ о том, что его арестуют вместе с другими участниками выступления, чтобы отвести от него подозрение.
Перестрелка у городских казарм становилась все ожесточеннее. Виктор и его товарищи продолжали пробиваться к крепости.
Капитан Гассэ приказал выставить пулеметный заслон. На всякий случай в Цнори был послан гонец за помощью.
Но помощи не понадобилось. Силы были явно неравны. К утру повстанческий отряд был окружен. У восставших кончились патроны.
Многие были убиты. Виктора, Григория и других организаторов восстания каратели захватили живыми. Сырожкин тоже был арестован.
В полдень Бахрам вышел из дому и, не обращая внимания на толпившиеся на перекрестке группы горожан, которые взволнованно передавали друг другу подробности ночного происшествия, направился к Лалезар-ханум. Он рассказал ей обо всем, что произошло ночью.
— Умирая, Попенко назвал Сырожкина. Несколько раз повторил его фамилию. Нельзя терять ни минуты. Мы должны передать Виктору, если только он остался в живых, или кому-нибудь из его товарищей, что Сырожкин предатель. Напишите им записку. И поскорее.
В лице Лалезар-ханум не было ни кровинки. Она подняла на Бахрама печальные глаза.
— Но как вы передадите им ее?
— Что-нибудь придумаю, — ответил Бахрам. — Я знаю одно — им надо во что бы то ни стало сообщить про Сырожкина. Их, скорей всего, посадят в карцер. Окна его выходят в ущелье… Там мы как-нибудь передадим им записку.
— Но как?
— Нам поможет Азиз.
Лалезар-ханум подошла к столу в углу комнаты и под диктовку Бахрама написала маленькую записку.
Уходя, кузнец задержался на пороге. Лалезар-ханум почувствовала по его тревожным глазам: он не успел сообщить ей что-то важное.
— Ну, смелее! Говорите! — тихо сказала она.
— Сырожкин мог выдать не только солдат, но и всех нас… Мы должны приготовиться к худшему. Как только власти оправятся от испуга, они тотчас возьмутся за нас!
— Я ничего не боюсь, — спокойно сказала Лалезар-ханум. — Да и вы тоже.
— Ну, не будем падать духом! Счастливо оставаться!
Весь день Бахрам думал только о том, как переправить записку. Вечером он узнал, что часть арестованных посадили в карцер. Он поспешил в чайхану, надеясь услышать там что-нибудь новое о судьбе арестованных.
Чайхана была полна народу. Разговор шел исключительно о восставших солдатах и ночном сражении.
Более всего Бахрама обеспокоило сообщение хромого муэдзина.
— Сегодня у нас в квартале во всех дворах обыски, — рассказывал муэдзин, невозмутимо перебирая четки. — Говорят, солдаты где-то в нашем квартале винтовки свои спрятали… Под самым носом! Ну, добро, мужчины бунтуют, но как случилось, что к ним присоединилась женщина?
— Какая женщина? — спросил кто-то из слушателей.
Муэдзин откашлялся и степенно продолжал:
— Я говорю о той самой женщине, что работала в духане грузинки Агвы. Я шел утром в мечеть и вдруг вижу: двое городовых тащат ее тело…
Бахрам решил, что женщина, о которой говорил муэдзин, убита шальной пулей во время перестрелки. Итак, власти ищут припрятанное оружие. Что ж, этого надо было ожидать…
В чайхане наперебой рассказывали всевозможные небылицы. От них и от волнений всего этого несчастливого дня у Бахрама отчаянно разболелась голова. Он считал, что этой ночью их всех должны арестовать, поэтому нужно немедленно позаботиться о записке.
Несмотря на поздний час, он пошел к Азизу. Мальчик уже спал. Бахрам разбудил его, передал записку и объяснил, что надо делать.
Глава тридцать первая
Рано утром Азиз погнал стадо к пересохшему руслу реки. Ночью прошел дождь, и русло сверкало на солнце множеством небольших озерков. Влажный ил чавкал под ногами коров, которые то и дело тянули воду из луж. Налившись, они принимались с аппетитом жевать кусты полыни.
Рассвет был безоблачным, но затем небо постепенно стало затягиваться наплывающими из-за гор облаками.
В ущелье Азиз остановил свое стадо.
Наверху, к самому краю обрыва, подступала крепостная стена. В ней виднелись три небольших окошка с железными решетками.
Азиз прикинул: до окошек аршин пятнадцать.
Часового на стене не было.
Мальчик поднял с земли небольшой камень, обернул его полученной вчера вечером от Бахрама запиской и, глянув по сторонам, швырнул камень в среднее окно.
Камешек, не достигнув цели, стукнулся о стену чуть пониже и полетел обратно. Азиз подбежал к нему, намереваясь поднять, но в этот момент на крепостной стене появился часовой.
Мальчик опустился на корточки, делая вид, будто завязывает шнурок чарыка. Он медлил, так как чувствовал: часовой продолжает смотреть вниз. Азиз снова развязал шнурок чарыка и вновь завязал его.
Часовой на стене продолжал стоять, очевидно ожидая, когда пастух посмотрит наверх.
— Эй, парень, гони отсюда свое стадо! — крикнул часовой.
Азиз замахал палкой и погнал коров вверх по противоположному склону.
Часовой, видя, что стадо удаляется, ушел со стены.
Азиз, не теряя времени, бросился к камню с запиской, поднял его и опять швырнул вверх. Удача! Камень, минуя прутья решетки, проскочил в камеру.
Обрадованный Азиз не верил своим глазам. Он почему-то был убежден, что записка снова вернется на землю.
Однако сквозь решетку просунулась чья-то рука и показала ему, Азизу, камень, но уже без записки.
Азиз облегченно вздохнул. Итак, он выполнил поручение Бахрама!
Когда часовой вновь показался на крепостной стене, пастуха и его стада в ущелье уже не было.
В мрачном, полутемном карцере царило молчание. Подавленный и угнетенный, Виктор сидел на нарах, понурив голову. Уныние овладело и его товарищами. Руки и ноги у них были закованы в цепи. Разговаривать никому не хотелось.
"Почему же все так произошло?" — мучительно размышлял Виктор. Ведь он много раз все продумал, все взвесил. С самого первого дня по прибытии в Закаталы он внимательно приглядывался к солдатам-революционерам. Он видел: многие из них — смелые, самоотверженные люди, готовые умереть за свое дело. Неужели среди них оказался предатель? А может быть, причиной поражения явилось какое-нибудь непредвиденное событие, чей-нибудь неосторожный шаг! И вот теперь они брошены в тюрьму, закованы в кандалы и о будущем их страшно подумать.