Бабель - Ребекка Ф. Куанг

«Как вы...»

Профессор Плэйфер заметил, что ты мог повредить руку, занимаясь греблей. Меня не так легко обмануть». Профессор Ловелл сцепил руки на столе и откинулся назад. Итак. Выбор должен быть очень очевидным, я думаю. Бабель или Гермес».

Робин нахмурился. «Сэр?»

«Бабель или Гермес? Это очень просто. Решай сам».

Робин чувствовал себя как сломанный инструмент, способный произнести только один звук. «Сэр, я не...

«Ты думал, что тебя исключат?»

«Ну — да, разве...»

Боюсь, не так-то просто покинуть Бабель. Ты сбился с пути, но я полагаю, что это произошло в результате порочного влияния — влияния более жестокого и своенравного, чем ты мог ожидать. Ты наивен, да. И разочарован. Но ты не закончил. Это не обязательно должно закончиться тюрьмой». Профессор Ловелл постучал пальцами по столу. «Но было бы очень полезно, если бы ты мог дать нам что-нибудь полезное».

«Полезное?»

«Информацию, Робин. Помоги нам найти их. Помоги нам искоренить их».

Но я ничего о них не знаю, — сказал Робин. Я даже не знаю ни одного их имени, кроме имени Гриффина.

«Правда.»

«Это правда, так они работают — они настолько децентрализованы, что ничего не говорят новым сотрудникам. На случай...» Робин сглотнула. «На случай, если случится что-то подобное».

«Как жаль. Ты полностью уверен?

«Да, я действительно не...»

«Скажи, что ты имеешь в виду, Робин. Не мешкай.

Робин вздрогнул. Это были точно такие же слова, которые использовал Гриффин; он помнил. И Гриффин сказал их точно так же, как профессор Ловелл сейчас, холодно и властно, как будто он уже выиграл спор, как будто любой ответ Робина должен был быть бессмыслицей.

И Робин мог представить себе ухмылку Гриффина; он точно знал, что тот скажет: конечно, ты выберешь удобства, ты, воспитанный маленький ученый. Но какое право имел Гриффин осуждать его выбор? Пребывание в Бабеле, в Оксфорде, не было поблажкой, это было выживание. Это был его единственный билет в эту страну, единственное, что отделяло его от улицы.

Он почувствовал внезапную вспышку ненависти к Гриффину. Робин ни о чем таком не просил, и теперь его будущее — и будущее Рами и Виктории — висело на волоске. А где был Гриффин? Где он был, когда в Робина стреляли? Исчез. Он использовал их для своих целей, а потом бросил, когда дела пошли плохо. По крайней мере, если Гриффина посадят в тюрьму, он это заслужил.

Если тебя заставляет молчать преданность, то ничего другого не остается, — сказал профессор Ловелл. Но я думаю, что мы еще можем работать вместе. Мне кажется, ты еще не готов покинуть Бабель. Не так ли?

Робин глубоко вздохнул.

От чего он отказывался, в самом деле? Общество Гермеса бросило его, проигнорировало его предупреждения и подвергло опасности двух его самых дорогих друзей. Он ничего им не должен.

В последующие дни и недели он пытался убедить себя, что это была стратегическая уступка, а не предательство. Что он не отказывается от важного — ведь сам Гриффин говорил, что у них есть несколько конспиративных квартир, не так ли? — И что таким образом Рами и Виктория будут защищены, он не будет изгнан, а все линии связи сохранятся для будущего сотрудничества с Гермесом. Но он никогда не мог до конца отговорить себя от неприятной истины — что дело не в Гермесе, не в Рами или Виктории, а в самосохранении.

«Сент-Алдейт», — сказал он. Черный вход в церковь. В подвале есть дверь, которая выглядит ржавой, но у Гриффина есть ключ. Они используют ее как безопасную комнату».

Профессор Ловелл записал это. «Как часто он туда ходит?»

«Я не знаю.»

«Что там находится?»

«Я не знаю», — снова сказал Робин. «Я сам никогда не ходил. Правда, он мне очень мало рассказывал. Мне очень жаль.

Профессор Ловелл окинул его долгим, холодным взглядом, затем, казалось, смирился.

Я знаю, что ты лучше, чем это». Он наклонился вперед над своим столом. Ты не похож на Гриффина во всех отношениях. Ты скромный, смышленый и много работаешь. Ты менее испорчен своим наследием, чем он. Если бы я только что встретил тебя, я бы с трудом догадался, что ты вообще китаец. У тебя огромный талант, а талант заслуживает второго шанса. Но будь осторожен, парень». Он жестом указал на дверь. Третьего не будет.

Робин встал, затем посмотрел на свою руку. Он заметил, что все это время сжимал бар, который убил Иви Брук. Он казался одновременно очень горячим и очень холодным, и у него возник странный страх, что если он прикоснется к нему еще хоть на мгновение, то он проделает дыру в его ладони. Он протянул его. «Вот, сэр...

" Оставь себе», — сказал профессор Ловелл.

«Сэр?

Последние пять лет я каждый день смотрел на этот брусок и думал, где я ошибся с Гриффином. Если бы я воспитывал его по-другому, или увидел бы его раньше таким, какой он есть, если бы Иви все еще... но не важно». Голос профессора Ловелла ожесточился. «Теперь это лежит на твоей совести. Оставь это себе, Робин Свифт. Носи его в своем переднем кармане. Вытаскивай его всякий раз, когда начнешь сомневаться, и пусть он напоминает тебе, на чьей стороне злодеи».

Он жестом велел Робину покинуть кабинет. Робин, спотыкаясь, спускался по лестнице, крепко сжимая в пальцах серебро, ошеломленный и совершенно уверенный, что сбил с курса весь свой мир. Только у него не было ни малейшего представления о том, правильно ли он поступил, что вообще значит «правильно» и «неправильно», и как теперь могут упасть осколки.

Интерлюдия

Рами

Рамиз Рафи Мирза всегда был умным мальчиком. У него была потрясающая память, дар слова. Он впитывал языки, как губка, и обладал удивительным слухом к ритму и звуку. Он не просто повторял фразы, которые впитывал; он произносил их, так точно подражая первоисточнику, вкладывая в свои слова все эмоции, как будто на мгновение становился им. В другой жизни он был бы предназначен для сцены. У него было это непередаваемое умение — заставлять простые слова петь.

Рами был великолепен, и у него было достаточно возможностей показать себя. Семья Мирзы с большой удачей преодолевала превратности той эпохи. Хотя они были в числе мусульманских семей, потерявших землю и владения после Постоянного переселения, Мирзы нашли постоянную, хотя и не очень прибыльную работу в доме мистера Горация Хеймана Уилсона, секретаря Азиатского общества Бенгалии в Калькутте. Сэр Гораций проявлял большой