Бабель - Ребекка Ф. Куанг

Профессор Ловелл снова скривил губы. «Теперь тебя не так беспокоит империя, не так ли?»

«Это не справедливо, — повторил Робин. «Это нечестно...»

«Справедливо», — подражал профессор Ловелл. «Предположим, ты изобрел прялку. Неужели ты вдруг обязан поделиться своей прибылью с каждым, кто до сих пор прядет вручную?

«Но это не то же самое...»

«А обязаны ли мы распространять серебряные слитки по всему миру среди отсталых стран, у которых были все возможности построить свои собственные центры перевода? Изучение иностранных языков не требует больших инвестиций. Почему это должно быть проблемой Британии, если другие страны не могут воспользоваться тем, что у них есть?

Робин открыл рот, чтобы ответить, но так и не смог придумать, что сказать. Почему было так трудно найти слова? В этом аргументе было что-то неправильное, но он снова не мог понять, что именно. Свободная торговля, открытые границы, равный доступ к одним и тем же знаниям — все это звучало так прекрасно в теории. Но если игровое поле действительно было таким равным, почему все прибыли скапливались в Британии? Действительно ли британцы были намного умнее и трудолюбивее? Неужели они просто вели честную и справедливую игру и выиграли?

«Кто тебя завербовал?» спросил профессор Ловелл. «Должно быть, они не очень хорошо поработали».

Робин не ответил.

«Это был Гриффин Харли?»

Робин вздрогнул, и это было достаточным признанием.

Конечно. Гриффин. Профессор Лавелл выплюнул это имя как проклятие. Он долго смотрел на Робина, внимательно изучая его лицо, как будто мог найти в младшем призрак своего старшего сына. Затем он спросил странным мягким тоном: " Ты знаешь, что случилось с Эвелиной Брук?».

Нет», — ответил Робин, хотя думал, что да; он знал, но не детали этой истории, а ее общие черты. Он уже почти собрал все воедино, хотя и удерживался от того, чтобы вставить последний кусочек, потому что не хотел знать и не хотел, чтобы это было правдой.

Она была великолепна, — сказал профессор Ловелл. Лучшая студентка из всех, что у нас были. Гордость и радость университета. Знаешь ли ты, что это Гриффин убил ее?

Робин отшатнулась. «Нет, это не...

Он никогда не говорил тебе? Я удивлен, если честно. Я ожидал, что он будет злорадствовать». Глаза профессора Ловелла были очень темными. Тогда позволь мне просветить тебя. Пять лет назад Иви — бедная, невинная Иви — работала на восьмом этаже после полуночи. Она держала лампу включенной, но не заметила, что все остальные огни были выключены. Вот такой была Иви. Когда она погружалась в работу, то теряла представление о том, что происходит вокруг. Для нее не существовало ничего, кроме исследования.

Гриффин Харли вошел в башню около двух часов ночи. Он не увидел Иви — она работала в дальнем углу за рабочими местами. Он решил, что остался один. И Гриффин принялся делать то, что у него получается лучше всего — воровать и красть, рыться в драгоценных рукописях, чтобы переправить их Бог знает куда. Он был уже почти у двери, когда понял, что Иви его заметила».

Профессор Ловелл замолчал. Робин был озадачен этой паузой, пока, к своему изумлению, не увидел, что его глаза покраснели и увлажнились в уголках. Профессор Ловелл, который никогда не проявлял ни малейших чувств за все годы, что Робин его знал, плакал.

«Она никогда ничего не делала». Его голос был хриплым. «Она не подняла тревогу. Она не кричала. У нее не было возможности. Эвелина Брук просто оказалась не в том месте и не в то время. Но Гриффин так боялся, что она выдаст его, что все равно убил ее. Я нашел ее на следующее утро».

Он протянул руку и постучал по потертому серебряному стержню, лежащему на углу его стола. Робин видел его много раз раньше, но профессор Ловелл всегда держал его отвернутым, наполовину спрятанным за рамкой для картин, и у него никогда не хватало смелости спросить. Профессор Ловелл перевернул ее. Ты знаешь, что делает эта пара слов?

Робин посмотрел вниз. На лицевой стороне было написано 爆. Его внутренности скрутило. Он боялся взглянуть на обратную сторону.

«Бао», — сказал профессор Ловелл. «Радикал, означающий огонь. И рядом с ним радикал, обозначающий насилие, жестокость и буйство; тот же радикал, который сам по себе может означать необузданную, дикую жестокость; тот же радикал используется в словах, обозначающих гром и жестокость.* И он перевел его как burst, самый примитивный английский перевод, настолько примитивный, что он едва ли вообще переводится как таковой — так что вся эта сила, это разрушение было заперто в серебре. Он взорвался в ее груди. Раздвинул ее ребра, как открытую птичью клетку. А потом он оставил ее там, лежащей среди полок, с книгами в руках. Когда я увидел ее, ее кровь залила половину пола. Все страницы были в красных пятнах». Он передвинул брусок по столу. Держи.

Робин вздрогнула. «Сэр?

Подними его, — огрызнулся профессор Ловелл. Почувствуй его вес.

Робин протянул руку и обхватил брусок пальцами. Он был ужасно холодным на ощупь, холоднее, чем любое другое серебро, с которым он сталкивался, и необычайно тяжелым. Да, он мог поверить, что этот слиток кого-то убил. Казалось, в нем гудит запертый, яростный потенциал, как в зажженной гранате, ждущей взрыва.

Он знал, что спрашивать об этом бессмысленно, но все равно должен был спросить. «Откуда вы знаете, что это был Гриффин?

За последние десять лет у нас не было других студентов, изучающих китайский язык», — сказал профессор Ловелл. Ты полагаешь, это сделал я? Или профессор Чакраварти?

Он лгал? Это было возможно — эта история была настолько гротескной, что Робин почти не верил в нее, не хотел верить, что Гриффин может быть способен на такое убийство.

Но разве он не лгал? Гриффин, который говорил о бабельском факультете так, словно они были вражескими комбатантами, который неоднократно посылал собственного брата в бой, не заботясь о последствиях, который был настолько убежден в манихейской справедливости войны, которую вел, что не видел ничего другого. Разве Гриффин не убил бы беззащитную девушку, если бы это означало обеспечить безопасность Гермеса?

Мне жаль, — прошептал Робин. Я не знал.

Вот с кем ты бросил свой жребий», — сказал профессор Ловелл. Лжец и убийца. Ты воображаешь, что помогаешь какому-то всемирному освободительному движению, Робин? Не будь наивным. Ты помогаешь мании величия Гриффина. И ради чего?» Он кивнул на плечо Робина. «Пуля