Арифмоман - Александр Рудазов

— Замечательно, — кивнул Тартак, внимательно глядя на Эйхгорна. — Тогда увидимся через луну, мэтр.

Глава 43

Пошла уже четвертая неделя с тех пор, как Эйхгорн прибыл в Озирию. Давно уже скрылся за горизонтом Алатус, озирцы возвратили теплые одеяла в сундуки, а на улицах снова появились пьяные философы.

За проведенное в этой стране время Эйхгорн обзавелся знакомствами, в том числе и с очень полезными людьми. Победа на математическом турнире принесла ему не только деньги, но и известность — многие считали своим долгом выразить почтение столь одаренному светилу.

А еще Эйхгорн неожиданно для себя зачастил в одеон. Тот самый, где спорили о всякой чепухе. На поверку оказалось, что это весьма интересно — главное, не воспринимать дискуссию слишком серьезно.

Особым уважением пользовались краснобаи, способные защитить очевидную ахинею или опровергнуть очевидную истину. Когда какой-то математик сумел доказать, что дважды два — пять, все чуть с ума не сошли от восторга. Приглядевшись, Эйхгорн заметил в его построениях ошибку, которая и привела к такому результату, но не стал поднимать голос.

Очень уж радовалась публика.

Повидал Эйхгорн и прославленного магистра Воизамона. В его присутствии тот доказал, что на свете не существует островов. Ибо остров — это часть суши, со всех сторон окруженная водой, а полуостров — часть суши, окруженная водой со всех сторон, кроме одной. Но если мысленно разделить остров надвое, то мы получим два полуострова… а значит, островов не существует вообще! Всякий остров — это просто набор полуостровов!

Порой во время диспутов магистр ради забавы менял стороны. Он начинал доказывать одно, а заканчивал прямо противоположное — причем с равным усердием. Злые языки утверждали, что дело в его преклонном возрасте — мол, память уже слаба, так что несчастный просто забывает, о чем он говорил в начале.

Но высшей мудростью здесь считалась чистая логика. Правильная, безупречная… но при этом абсолютно бессмысленная. Если публика, оппонент, а в идеале даже ты сам понимают каждое слово в отдельности, понимают даже отдельные фразы, но никому невдомек, о чем же ты, черт возьми, говоришь… это и есть мудрость.

Это и есть философия.

Со временем Эйхгорн принялся диспутировать и сам. Теперь он вполне усвоил правила этой игры. При диспуте нельзя приводить практические доказательства — это проще всего. Нельзя ссылаться на авторитеты — мало ли что такой-то мудрец все это уже доказал? Докажи сам, причем другим способом! Используй логику, и ничего, кроме логики!

Логику Эйхгорн и использовал. Старался, по крайней мере. Например, прямо сейчас он диспутировал с одним философом о форме Парифата. Его оппонент утверждал, что тот — плоский круг, качающийся на волнах океана.

— Мы знаем, что Парифат твердый, — излагал свои аргументы философ. — Твердые тела неподвижны, если не оказывать на них воздействие извне. Однако бесспорный факт то, что на Парифате нередки землетрясения. Что является их причиной? Очевидно, что это океанские волны, бьющие в края парифатского круга!

— Мой уважаемый оппонент забывает о звездах над головой, — едко заметил Эйхгорн. — Достаточно немного передвинуться на север или юг, чтобы рисунок звездного неба изменился. Отправьтесь на портальную станцию и посетите несколько порталов в разных странах — и вы увидите такие созвездия, которых никогда не видно в Озирии. Может ли это быть, если Парифат плоский?

Оппонент Эйхгорна ненадолго призадумался и развел руками, признавая поражение. Его аргументы исчерпались.

Разумеется, все здесь и так прекрасно знали, что Парифат имеет форму шара. Это известно даже малым детям. Но за время, проведенное в Озирии, Эйхгорн понял, что истина как таковая тут мало кого волнует. Здешние мудрецы любят диспуты сами по себе, безотносительно к их предмету. Им важно не реальное положение дел, а красивые доказательства. Сумеешь убедительно доказать, что Парифат имеет форму банана — сорвешь аплодисменты.

Однако согласившись, что Парифат все же шар, философ заявил, что в таком случае этот шар несомненно неподвижен и находится в центре вселенной. Ведь элементарная логика подсказывает, что все твердые тела должны естественным образом стремиться к центру… и при этом мы видим, что такие тела всегда падают вниз, на землю. Значит, именно Парифат в центре и находится.

Взгляд Эйхгорна на миг стал снулым… но он напомнил себе, что данный индивидуум нарочно отстаивает заведомую ахинею. А ему, Эйхгорну, по правилам игры нужно ее опровергнуть.

И он принялся опровергать. По счастью, в пользу гелиоцентрической системы существует немало чисто логических аргументов. За несколько минут Эйхгорн вкратце изложил теорию Коперника, объяснил возвратное движение планет, смену времен года и фазы луны, припомнил затмения…

— Подождите-ка, мэтр! — прервал его оппонент, хитро щурясь. — А что вы скажете о причине вращения Парифата? Что именно заставляет его бежать по орбите вокруг Солнца и в то же время вертеться вокруг самого себя этаким волчком?

Эйхгорн терпеливо принялся излагать азы элементарной физики. Публика поначалу терпеливо слушала, но потом стала проявлять признаки нетерпения. Слишком мало нового было для них в речах Эйхгорна.

— Скучно! — наконец крикнул кто-то.

— Скучно! — тут же присоединился второй голос.

— Ску-чно!.. Ску-чно!.. Ску-чно!.. — принялся скандировать весь зал.

— Соглашусь с уважаемой публикой! — возвысил голос оппонент Эйхгорна. — Очевидно, что у богов есть чувство юмора и чувство прекрасного — достаточно оглядеться вокруг, чтобы в этом удостовериться! А значит, они не могли сотворить мир таким скучным! Лично я предполагаю, что Парифат вертится по совершенно иной причине!

— И по какой же? — снуло осведомился Эйхгорн.

— Да просто Парифат полый, а внутри него бежит со всех сил гигантский хомяк, — наставительно объяснил философ. — Именно он крутит Парифат, заставляя его вращаться и вокруг своей оси и вокруг Солнца. И в других планетах тоже есть свои хомяки — все они бегут по своим дорожкам.

— О-о-о!.. — восхищенно протянули трибуны.

— Смелая теория, — хмыкнул Эйхгорн. — Но есть ли у вас доказательства, коллега?

— Разумеется. Нетрудно убедиться, что земля под нашими ногами воняет. Достаточно понюхать свои ноги, чтобы уяснить это. А следовательно, в глубинах кроется огромный источник вони. Что же это, по-вашему, может быть, если не гигантский хомяк?

— Но…

— Что еще это может быть?! — возопил философ.

Распорядитель пристукнул котурнами. Глядя на снулое лицо Эйхгорна, он принялся загибать пальцы — в озирских одеонах, как в боксе, давали диспутантам десять секунд, чтобы подыскать новые аргументы.

Увы, десяти секунд оказалось недостаточно. Эйхгорн так и не смог опровергнуть логическое построение своего оппонента. И тому была присуждена победа — ибо теория Большого Хомяка, как оказалось, идеально объясняет устройство вселенной.

— Но это же бред! — слабо возразил Эйхгорн.

— А что в этом мире не бред?! — возмутился философ. — Что не бред, спрашиваю я вас?!

В приступе сарказма Эйхгорн заявил, что в таком случае Солнце наверняка холодное и не имеет никакого отношения к смене времен года. Земля нагревается сама, путем трения об атмосферу в процессе вращения. А Солнце всего лишь освещает это безобразие.

И вот эта теория неожиданно сорвала бурные аплодисменты.

— Гениально! — вопили на трибунах. — Грандиозно! Вина оратору! Большой кубок!

Эйхгорн принял пожалованный кубок, отхлебнул и устало покачал головой. Нет, на сегодня с него хватит философских дискуссий.

Хотя вино неплохое.

Уже на выходе со сцены к нему подошел оппонент, приложил руки к груди и любезно сказал:

— Кажется, мы еще не знакомы, коллега. Я Диттрек.

— Эйхгорн, — представился в ответ Эйхгорн.

— Весьма приятно. Вы знаете, мне понравилось с вами диспутировать. Ваши аргументы такие… банальные.

Эйхгорн ответил снулым взглядом, не зная еще, как воспринимать услышанное — как неудачный комплимент или издевку.

— Нет-нет, не примите в обиду! — спохватился Диттрек. — Я имею в виду, что если не считать вашего последнего выпада про Солнце — весьма залихватски, браво! — вы неизменно приверженец классических знаний, и отстаиваете всегда только их. Публика все это знает и сама, поэтому ваши умопостроения не вызывают интереса.

— Да, я уже понял, — хмуро согласился Эйхгорн.

— Но это у вас получается очень хорошо. И поэтому я хотел бы предложить вам работу.

— Какого рода работу? — не понял Эйхгорн.

— Нечто вроде партнера по диспутам. Видите ли, я баллотируюсь в принцепсы и часто выступаю перед избирателями. Многие мои речи… большинство, на самом деле… построены по принципу «диалога с дураком»… понимаете, что это значит?