Друид - Клауде Куени

Гай Оппий повернулся лицом к Авлу Гирту и продолжил диктовать письмо Цицерону. При этом он столь часто от имени Цезаря в самых изысканных выражениях уверял адресата в дружбе, словно проконсул был уверен в том, что Цицерон при первой же удобной возможности вонзит ему нож в спину. В этом же письме брату Цицерона Квинту предлагалась должность легата, поскольку «легионерами Цезаря могут командовать только достойнейшие мужи из самых знатных семей Рима». Подобные утверждения, несомненно, были неслыханной ложью, поскольку Цицерон принадлежал к так называемым «homo novus». Он не являлся патрицием. Цицерону удалось стать одним из «новых», хотя он был рожден за пределами Рима. Но если честно, меня мало волновали такие детали. Что же касается письма князю эдуев, то оно наполнило мое сердце гневом и возмущением. Подумать только: Цезарь предлагал эдуям свою помощь! В тот момент, когда войска римлян могли бы в самом деле спасти множество жизней и оказать эдуям поддержку в борьбе против Ариовиста, Рим остался глух к мольбам этого племени. Оставалось только надеяться, что племя эдуев, расколотое на два лагеря — тех, кто благосклонно относился к римлянам, и тех, кто не переносил их на дух, — еще не забыло, как с ними однажды обошлись их мнимые союзники. Гай Оппий направил на меня указательный палец правой руки. Задумавшись, он немного прищурился и вытянул губы трубочкой. Наконец, когда ему в голову пришла удачная мысль, Гай Оппий улыбнулся мне так, словно я был одним из его сообщников, и начал диктовать: «Я, Цезарь, проконсул римской провинции Нарбонская Галлия, довожу до вашего сведения следующее: если вы, славный народ эдуев, который своими великими деяниями заслужил почет и уважение народа Рима, окажетесь в затруднительном положении, то немедленно дайте мне знать. Ибо я, являясь представителем римского народа, должен исполнять обязанности, возложенные на нас как на союзников эдуев. Все, что вам следует сделать, — это вручить гонцу, доставившему данное письмо, ваше послание с просьбой о помощи».

Гай Оппий широко улыбнулся. Он был явно доволен собой. Такое лживое заверение в готовности когда угодно выполнить свои законные обязанности было в самом деле верхом лицемерия и коварства. Беря за основу заметки проконсула, Гай Оппий без устали диктовал письма самого разнообразного содержания друзьям, родственникам, сенаторам, любовницам и кредиторам Цезаря. В каждом послании подчеркивались определенные события и факты, после чего делались соответствующие выводы. Некоторых сенаторов Цезарь пытался убедить, будто он — преданный Риму душой и телом патриот, своих же кредиторов он уверял в том, что преследует исключительно корыстные цели — Галлия, дескать, является настоящей золотой жилой, которая позволит ему в ближайшем будущем выплатить все свои долги. Перед Катоном проконсул хотел предстать истинным римлянином, который строго следует всем законам и традициям. Возможно, это покажется смешным, но письмо Катону должна была передать матрона, приходившаяся ему родственницей. Репутация этой женщины оставляла желать лучшего. В свое время Цезарь затащил ее в постель и сделал своей союзницей. Любовь Цезарь считал обычной сделкой, ничем не отличавшейся от тех, которые между собой заключали купцы. Проконсул с легкостью находил средства, дававшие ему возможность манипулировать людьми. Мужчины подчинялись его воле, поскольку Цезарь умело плел интриги, налево и направо раздавая обещания или взятки, а также безошибочно просчитывая возможные последствия своих действий. Имея дело с дамами, он прибегал к другим методам — постель, подарки и лесть. Будучи союзником Цезаря и его доверенным лицом, Гай Оппий прекрасно знал, что он мог написать от имени проконсула, а что нет. Однако большинство писем, за исключением послания Дивитиаку, должны были быть отправлены адресатам лишь после того, как их прочтет, подпишет, а также поставит на них свою печать сам Цезарь. К сожалению, я должен признаться, что этот человек вызывал во мне двоякое чувство: я испытывал к нему невероятное отвращение, но в то же время восхищался им. Слушая текст писем, вникая в смысл некоторых особенно удачных выражений и формулировок, я тут же представлял себе человека, которому адресовалось то или иное послание. Я прекрасно понимал, почему Цезарь решил обратить внимание адресата именно на этот факт, стараясь заставить читающего согласиться со своей точкой зрения. Постепенно я начал догадываться: в Риме политические дебаты проходили в плоскости, которая давно не имела ничего общего с реальностью. По большому счету, все римские политики являлись искусными выдумщиками, которые договорились придерживаться определенных правил игры.

В отличие от меня, имевшего столь удручающий опыт в приготовлении зелья — из-за собственной глупости я едва не отправился раньше времени в царство теней! — Цезарь прекрасно знал, какой целебный отвар, состоящий из различных ингредиентов, нужен людям. Для своих друзей, родственников и кредиторов он составлял уникальные настойки из похвалы, хороших новостей и обещаний, смешанных в разных пропорциях. Таким образом проконсулу удавалось влиять на общественное мнение жителей великого города, даже находясь вдали от него, в Галлии. О содержании его писем говорили везде и всюду, на каждом углу: ни один из адресатов не упускал возможности заявить, что он получил личное послание от самого Цезаря. Я иногда представлял себе, будто в Рим отправляются дюжины маленьких Цезарей, которые, едва добравшись до форума, тут же начинают без умолку болтать и подтверждать слова друг друга, в результате чего у людей появляются мнения и взгляды, выгодные большому Цезарю, находящемуся вдали от Рима.

Насколько я успел понять, проконсул был виртуозным стратегом не только на поле брани. Он умудрялся выигрывать битву за общественное мнение, даже не вступая в открытый бой. Основной смысл всех его писем можно выразить в нескольких предложениях: «Риму угрожает смертельная опасность! У границ римской провинции Нарбонская Галлия собрались дикие и непредсказуемые гельветы, от которых можно ожидать чего угодно. Они уже начали опустошать земли секванов и эдуев, чтобы, пройдя словно разрушительный ураган по их краям, дойти до Атлантикуса. Но даже находясь там, в землях, принадлежащих сантонам, эти варвары будут оставаться крайне опасными, поскольку совсем рядом, на востоке, расположены земли толосатов, которые, как известно, проживают на территории одной из римских провинций. Как же поступить? Разве мы можем допустить, чтобы столь воинственно настроенный народ стал непосредственным соседом римской провинции?» Чтобы угроза казалась еще более реальной, Цезарь решил сделать из сантонов и толосатов непосредственных соседей. Он открыто лгал и прекрасно осознавал это. Ни один человек в Риме не обладал достоверными сведениями о границах земель, принадлежавших различным галльским племенам, а значит, никто не мог опровергнуть утверждения проконсула. Все, что было известно римлянам о Галлии, они узнавали от самого Цезаря — довольно ловкий ход со стороны проконсула. Сейчас никто не собирался передавать правдивые новости. Главная задача состояла в следующем: Рим должен поверить в наличие реальной угрозы со стороны варваров. Испокон веков оседлые народы считали кочевников главной угрозой своей безопасности. И должен признать, чаще всего для этого имелись серьезные основания.