Вельяминовы. Начало пути. Книга 1 - Нелли Шульман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Марфа жива, она не может, не умеет умереть.
Марфа оглядела чистую избу, взяла за руку дочь. «Пойдем, на курочек посмотрим. Видишь, какая красивая. Позови ее, скажи ко-ко-ко».
Малышка старательно выговорила «ко-ко-ко», несказанно удивившись, что к ней засеменило несколько птиц.
— Ку-ра, — тыча пальчиком в пеструшку, похвасталась матери девочка. — Кура ко-ко.
— Ты ж моя умница, ты моя касаточка! — Марфа присела на корточки, привлекла к себе девчушку, поцеловала. — А козочку пойдем посмотреть?
Детская ручка несмело потянулась белоснежной козочке: «Ота?»[23]
— Ота, только маленький, — рассмеялась Марфа. — Пойдем на базар, муки возьмем, хлебушка испечем. Ты ведь и не пробовала его никогда, а он вкусный, прямо как ты!
— Смотри, — подтолкнул дружинник приятеля, с которым шатался по базару, дожидаясь, когда атаман договорится с купцами. — Девка какая, прямо слюнки текут!
Второй посмотрел на девку, покупавшую муку, и выпятил нижнюю губу. На руках она держала малое дите.
— Да уж, я б тоже не отказался ее пощупать.
— Дак за чем дело стало?
— У нее дитя на руках, пол-округи сбежится.
— Глотку заткнем, делов-то. Пошли, пока атаман с ними сговорится, уже и вечер настанет. А то уйдет наша курочка, и поминай, как звали.
Марфа сдула со лба выбившуюся прядь волос. Оставлять золото в избе было опасно, она спрятала суму под сарафан, а сейчас в руках у нее, кроме ребенка, было еще четверть пуда муки, лук и квашеная капуста для щей. Ноша оттягивала руки, поясница отламывалась.
Марфа свернула в узкий, грязный проулок передохнуть.
— Эй, милка, — раздался сзади голос с ленцой, — не хочешь ли в гости пригласить, хлебушком свежим попотчевать?
— Проходи своей дорогой, добрый человек, я честная вдовица, нет у меня для тебя ничего, — сухо сказала Марфа, не разгибаясь.
— Дак и мы честны молодцы. — Два здоровенных детины при мечах встали рядом — один перед Марфой, другой — за ее спиной.
— Ежели вы честны молодцы, то пройти дайте. — Под сарафаном у нее был кинжал, однако она помнила слова Тайбохтоя: «В драку не лезь, дитя у тебя».
— Плата за проход, — сально улыбнулся тот, что стоял впереди нее, загораживая путь. — Поцелуешь — пропущу.
Стоявший сзади вдруг шлепнул ее пониже спины, масляно ухмыльнулся: «Ровно железо там у тебя, аж руку отбил».
У Марфы на глаза навернулись слезы, боярская дочь, она в жизни не сталкивалась с таким обращением, даже подумать не могла, что бывает такое. На Москве этим двоим уже бы руки отрубили, никто не смел касаться дочери ближнего боярина царского. Был бы жив Петя, в жизни не позволил всякой швали даже пальцем ее тронуть.
Нет у тебя ни отца, ни мужа. Сама за себя стой.
— Люди добрые, — сказала она заискивающе, — Пошто вдову с сиротой обижаете?
Тот, что стоял перед ней, протянул руку и выхватил у нее ребенка. Раздался детский плач.
— Отдайте дитя, — непослушными губами сказала Марфа.
— Будешь послушна — отдадим, — блудливо ухмыльнулся первый. — Что ломаешься, чай не девка, вон вставай к забору, да пригнись чуток. Дело простое, а она разговоров на версту развела.
— Да что ты с ней цацкаешься! — Задний одной рукой облапил Марфу, другой стал задирать ей сарафан. Ребенок заходился в плаче. Марфа яростно вонзила зубы в руку, что лезла ей за ворот.
— Ах ты!.. — Насильник выругался от неожиданности, оттолкнул ее. Марфа полетела лицом в грязь. Он навалился сверху, намотал ее косы себе на руку. Первый посадил ребенка к забору, поторопил подельника: «Давай быстрей, и так проваландались с ней сколько. А потом я».
Ермак издалека услышал отчаянный детский плач. Он резко осадил жеребца — из проулка выполз замурзанный орущий младенец.
Атаман соскочил с коня, подхватил дитя на руки. Крик усилился.
— Ну, ну, будет тебе, — растерялся атаман. — Не ори, оглушил ведь! Матка твоя где, как она тебя на улицу отпустила, мелочь такую?
Ребенок, исходил на крик, извивался, вырываясь. Из-за угла послышался сдавленный женский вопль и приглушенная ругань.
Свободной рукой атаман выдернул из-за пояса меч.
Марфа задыхалась под тяжестью разгоряченного мужского тела, от которого нестерпимо разило немытостью и похотью, ее лицо и косы были облеплены грязью, из последних сил она смогла закричать. Внезапно тяжесть исчезла, она услышала плач дитяти и заставила себя встать, — хотя голова кружилась и руки, — она посмотрела на свои пальцы, — тряслись. Высокий плечистый мужик с черной курчавой бородой передал ей младенца и Марфа сразу, даже не думая, что вокруг нее трое мужчин, — дала ему грудь.
Чернобородый засунул меч в ножны и процедил сквозь зубы: «Кровью вашей своего клинка поганить не буду». Марфа моргнуть не успела, как первый обидчик отлетел к забору, и завыл, ощупывая сломанный ударом мощного кулака нос. Второй попытался было убежать, но ее спаситель едва щелкнул кнутом, и тот, как подкошенный, рухнул на землю.
Чернобородый ударил его ногой в лицо, насильник, заскулив, выплюнул несколько зубов.
— Чтобы, как вернусь, духу вашего на дружине не было, — сказал чернобородый и повернулся к Марфе.
— Сама пойдешь, или довезти тебя?
— Сама, — судорожно кивнула Марфа и вдруг разрыдалась.
Чернобородый сокрушенно покачал головой, легко подсадил Марфу с ребенком в седло, сам сел сзади. — Что ж ты одна по улицам с дитем шастаешь? Куда только мужик твой смотрит?
— Вдовая я, — шмыгнула носом Марфа.
Чернобородый помолчал.
— Показывай, где изба твоя. Баня есть у тебя, вдовица?
— Есть. Я как раз хотела дров наколоть, когда с базара вернусь.
— Это ты брось, найдется кто посильнее тебя с дровами управляться.
Спрыгнув с коня, он помог ей сойти на землю. Марфа едва доходила головой ему до плеча.
У него было обветренное жесткое, неулыбчивое лицо, вокруг карих глаз разбегалась едва заметная сеточка морщин.
Будто прочитав ее мысли, он вдруг улыбнулся широко.
— Тебя как зовут-то?
— Марфа Федоровна.
— А меня Ермак Тимофеевич. Слышала про дружину Строгановых? Я там атаманом, за Большой Камень мы идем. Так вот, Марфа Федоровна, тебе что с базара надобно было?
— Муки, да капусты с луком, хлеб хотела испечь, да щи сварить. — Она вздохнула. — Теперь опять идти придется.
Ермак осмотрелся.
— Знатная у тебя поленница, и топор справный. Ступай, Марфа Федоровна, в избу, отдохнуть тебе надобно. Как проснешься, баня истоплена будет. На базар не ходи, ни к чему тебе это.
— Да я дитю хлеба хотела… — начала Марфа.
— Сказал, спать ступай. — Ермак взялся за топор.
Когда Марфа проснулась, у печи стоял мешок с мукой, и еще какие-то свертки. Она выглянула в окно, Ермак как раз седлал коня.
— А, вдовица, — улыбнулся он. — Ну хозяйничай.
— Спасибо тебе, добрый человек, дай Бог здоровья, что не оставил меня.
Он взглянул на нее, будто хотел что-то сказать, но передумал и молча выехал из ворот.
Петя поднял глаза от холки коня и увидел перед собой горы. Он и раньше видел их — покойный герр Мартин часто возил его с собой в Италию, но здесь они были совсем не похожи на веселые, зеленые склоны, что Воронцов помнил с детства. Эти уходили ввысь черными, суровыми уступами скал и небо здесь было другим — темным, набухшим грозовыми облаками. Он положил руку на холодную рукоять меча, метал приятно холодил пальцы — ни разу еще не подвел его клинок Федора Вельяминова.
Следующей зимой он нанялся охранять купеческие обозы — Строгановы свою дружину держали при себе, а торговля в Соли Вычегодской была оживленной. Вся та зима слилась для него ровно в единый, долгий день — слепящий снег, полозья саней, топот конских копыт, дым и угар ямских изб, водка и кровь.
Тогда он научился сносить голову с плеч и одним взмахом клинка распарывать человека.
Той зимой ему не снились ни родители, ни сестра, одна только Марфа. Это были мучительные, не приносящие облегчения сны. Ночами он старался не думать о ней, и лежа в темноте, упрямо повторял про себя наизусть выученные в детстве строки Овидия, или вычислял в уме проценты, но когда наваливался сон, в нем неизменно присутствовала Марфа. Он просыпался весь в поту, тяжело дыша, и стискивал зубы, в ожидании, когда уйдет боль, сковывающая все тело.
Всадники направили коней вверх. В преддверии скорого дождя в небе кружили, хрипло перекликаясь, беркуты.
— Хлебушек, — Марфа отломила еще теплую горбушку и дала дочери. Малышка, чистенькая, распаренная после бани радостно потянула корочку в рот.
— Вкусно? А вот давай-ка молочка попьем, нам его козочка дала. — Марфа налила немного молока в деревянную ложку. Глаза ее на миг затуманились, вспомнилось давнее, из той, другой жизни.