Вельяминовы. Начало пути. Книга 1 - Нелли Шульман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Никита наклонился за кинжалом и взвыл от боли — сотник наступил ногой ему на руку.
— Да я тебе! — гневно замахнулся мальчик.
— Мне ваш дед платит, чтобы я из вас воинов сделал. Коли ты слабак, уходи, мне трусы тут без надобности. — Сотник обернулся к старшему мальчугану, вертевшему над головой меч, — Так что не жалуйтесь. Меня тоже кровью учили. После трапезы приходите, на конях поедем, — он потрепал по вихрам все еще дующегося Никиту. — Ничего, коли сейчас терпеть научишься, в бою легче придется.
— Сотник, — в ворота конюшни просунулась русая голова. — Атаман тебя кличет.
— Сколько у нас людей уже обученных? — без долгих предисловий приступил к делу Ермак.
— Так чтобы завтра в бой, десятков пять наберется.
— Сказывал ты, что в Чердыни бывал.
— Бывал, знаю те края.
— Помнишь, говорили мы, что еще при царе Иване Великом ходили наши отряды той дорогой на Большой Камень?
Петр склонился над картой.
— Вот тут, — показал он, — если к истокам Вишеры подняться и потом через перевал идти, путь на восток есть.
— Дак вот, — Ермак обернулся к Строгановым, — прежде чем на Чусовую идти, надо людей в деле посмотреть. А то на дворе мечом размахивать каждый мастак, а крови дружина и не нюхала. Заодно и глянем, что там за остяки живут.
Аникей кивнул.
— Прав ты, Ермак Тимофеевич. Очертя голову в схватку с ханом бросаться тоже не след.
Только головы положим зазря. Сходите с Богом этой дорогой, а потом за серьезное дело примемся.
— Батюшка, — раздался от дверей нежный голос. — В трапезной уж заждались вас.
— Если б не жена твоя, Семен мы б тут все от голода уже померли, — Аникей подмигнул старшему сыну и повернулся к невестке. — Спасибо, Анна Никитична, что не оставляешь нас своей заботой.
Анна Строганова — высокая, тонкая, сероглазая, с убранными под платок золотистыми косами — поклонилась собравшимся.
— Милости просим нашей хлеб-соли отведать.
Встретившись взглядом с голубоглазым незнакомым сотником, она почувствовала, как отчего-то сильно забилось сердце.
Равнину заливал низкий брусничный закат, а на западе небо уже клонилось в черноту. Над горным хребтом медленно полз вверх узкий серпик луны.
Марфа ждала их за границей стойбища. Напряженно всматриваясь в приближающийся темный темный силуэт, она облегченно перекрестилась. Вернулись оба.
Тайбохтой коротко обнял ее и поцеловал в лоб. Марфа взяла у него из рук безмятежно спящего младенца, изучающе уставилась на маленькое личико — вроде и не изменилось ничего.
— До восхода спать будет, Вот смотри сюда. — Тайбохтой закатал кожаный рукавчик рубашки. На чуть припухшем смуглом предплечье виднелся синий рисунок — маленькое дерево. Марфа пересчитала ветви — по семь с каждой стороны, и вопросительно взглянула на мужа. Он отвел глаза.
— Не ведомо мне, что сие значит. Ты ведь знаешь, мне нельзя вниз спускаться. Даже смотреть на озеро — и то нельзя. Я у скалы дитя оставил, там же его и забрал. Так надо.
Марфа только вздохнула.
— Пойдем, я рыбу приготовила, как ты любишь.
В чуме Тайбохтой достал откуда-то из-под изголовья сверток, развернул. На оленьей шкуре была искусно вычерчена острой костью карта гор. Линии были прокрашены соком ягод и кое-где виднелись непонятные значки.
— Ты сделал? — всмотрелась Марфа в рисунок, узнавая знакомые места.
— Не зря ж ты меня учила. Я теперь и сам могу.
— А это что за знаки?
— Помнишь, те два мешка, что я принес? — Вождь взял ее за подбородок. Она кивнула. — Так вот, захочешь еще, иди туда, там много.
Марфа с замиранием сердца представила себе, что отдадут там, за горами, за такую карту.
— Там не только того, но и всякого другого тоже достанет, — Тайбохтой лег на спину, закинул руки за голову. — Духам не жалко, они не жадные.
Марфа пристроилась, как он любил, к его боку.
— Как мне благодарить тебя?
— Не меня, духов. Как будешь проезжать перевал, там котел стоит, кинь в него что-нибудь, они порадуются. То не ваш Бог, им домов с куполами не надо.
— Ему тоже не надо, — насупилась Марфа. — Ежели он в душе есть, дак того и хватит.
— Зачем ты тогда дитя в воду окунать будешь? — рассмеялся Тайбохтой. Марфа рассказывала ему про обряд крещения. — На озере мы были вместе, священную Гору Духов дитю показали, чего еще?
— Помнишь, я про своих родителей рассказывала? Разной они веры были, но любили друг друга. Если любишь, принимаешь человека каким он есть.
В чуме повисла долгая, тягучая тишина. Тайбохтой нарушил ее первым.
— Потому Тайбохтой и отпускает Локку. Потому что любит.
Он отвернулся, чтобы она не заметила слезы у него на глазах.
— Лошадь твою сегодня с юга привели, — уводя разговор от опасной темы, суховато сообщил он. — Завтра езжай на рассвете, к вечеру до перевала доберешься, ночи сейчас теплые, сможешь там на привал встать. Костер разжигай, как я тебе показывал — дольше гореть будет. Если увидишь кого — прячься, ты, хоть и с кинжалом, но с дитем в драку лезть не с руки. В горах змей много — смотри, куда лошадь идет. Кажется, все.
— Не все, — Локка, обвив вождя руками, покрывала его лицо поцелуями. — Прости меня, — шептала она. — Прости.
Тайбохтой с какой-то безнадежной тоской качнул головой.
— Ты ни в чем не виновата. Это ты меня прости.
— О чем ты?
Ни тогда, ни после того как их тела переплелись, ни когда он рывком притянул ее к себе и Локка, упала головой ему на плечо, чуть, ни когда он смотрел снизу на ее разгоряченное лицо, Тайбохтой так и не сказал, за что просил простить его.
Тайбохтой склонился над упавшим юношей. Из груди торчала стрела, но вошла она неглубоко. Крови было много, но он был жив, просто потерял сознание. Вот дрогнули темные, длинные ресницы, шевельнулись красиво очерченные губы.
— Он мертв. — Тяжело взглянув в яростные зеленые глаза девушки, Тайбохтой знаком велел своим воинам отпустить ее, и остяки бесшумно, как и появились, исчезли среди деревьев.
Стойбище еще спало, на востоке едва всходило солнце, когда он подсадил Локку на лошадь.
Локка перекинула через плечо перевязь из оленьей шкуры и Тайбохтой опустил в нее ребенка, на мгновение прижавшись лицом к мягкой щечке, пахнущей молоком.
— Тятя, — потянулись к нему смуглые ручки. — Тятя.
Он сглотнул комок в горле и коротко обнял Локку.
— Все взяла? Ничего не забыла?
Она похлопала по притороченному к седлу мешку, прильнула к его губам долгим прощальным поцелуем.
Коротко заржала пришпоренная лошадь. Когда Тайбохтой нашел в себе силы посмотреть ей вслед, она уже превратилась в черную точку на горизонте — сморгни, и нет ее.
— Ну, нечего рассиживаться, — Аникей Строганов поднялся из-за стола в трапезной. — По коням.
На дворе усадьбы Петр потрепал по холке белую лошадь и легко взлетел в седло.
— Я в голове буду, — предупредил его Ермак, — а ты в хвост езжай, чтобы никто не отставал. Некогда нам с ними валандаться, до Чердыни путь неблизкий, хорошо еще, что по реке на стругах пойдем, все быстрее.
Женщины семьи Строгановых, как заведено, вынесли дружине прощальную чарку.
Анна Строганова, опустив глаза долу, с поклоном протянула чарку Пете.
— Легкой дороги, Петр Михайлович.
Петр выпил, вернул чашу, мимолетно коснулся нежных пальцев.
— Благодарствую, Анна Никитична.
— Возвращайтесь, — беззвучно прошептала она.
— С Богом, — крикнул Ермак из головы колонны, и отряд, выехав из ворот строгановской усадьбы, повернул к реке.
Марфа подвинула поленья, разложенные звездой, ближе к середине костра. Дитеныш спал, наевшись разжеванной сушеной олениной и материнским молоком. Звезды здесь были рядом, казалось, руку протяни, и вот они, на ладони. На перевале было прохладно. Марфа свернулась в клубочек, приткнув к себе дитя. Она вспомнила, как, проезжая мимо большого берестяного котла, о котором говорил Тайбохтой, кинула в него изумруд. Хоть вождь и сказал, что духам много не надо, но Марфа решила поблагодарить их как следует. Как доберусь до Чердыни, подумала она, надо ребятеночка окрестить и по Пете поминальную службу заказать, упокой Господи душу его. А Вассиан поможет мне до Москвы доехать.
В притороченных к седлу мешках была еда и запасная одежда. Чтобы не разгуливать по Чердыни в штанах и парке, Марфа пошла на поклон к матери Тайбохтоя, не с пустыми руками пошла, а с огромным решетом ягод. Та, хоть и шипела как змеюка подколодная, но поделилась куском крапивного полотна. Сарафан и платок из него получились как раз такие, как надо, простенькие и неброские. В Чердыни еще куплю, не унывала Марфа. Заплечную сума с картой, золотом и самоцветами она пристроила себе под голову.
Когда колонна поднялась на холм, Петр обернулся. На горизонте тонкой серебряной лентой поблескивала Вычегда.