Александра (СИ) - Ростов Олег

— Чтооо? — Боярин отшатнулся чуть назад, не ожидая такого отпора и даже откровенного наезда. — Я окольничий Великого государя!

— Но не Великий государь! А всего лишь его слуга.

— Иван Васильевич, — вмешался Тучков-Морозов, — полноте тебе. Нельзя так с принцессами из рода Великих Комниных.

— Я всегда с уважением к тебе был, Иван Васильевич, а ты позоришь меня и род мой? Они мои невестки и жёны сыновьям моим венчаные! — Вяземский -старший побагровел. Костяшки его правой ладони, в которой он сжимал боярский посох побелели. Мне даже показалось, что ещё немного и он навернёт Вельяминова этим посохом. А что? Как-то читала, что бояре в боярской Думе, когда сходились в схватке, посохами друг друга дубасили. Богдан успел подскочить ко мне и сунул в руку плеть. Я сжала её рукоять. На солнце бликанула печатка на моём среднем пальце. Я понимала, что игра пошла на пределе, на грани фола, но отступать было поздно.

— Александра Вячеславовна! — Тут же вклинился между нами и Вельяминовым Тучков-Морозов. — Опусти плеть! Нельзя боярина, да ещё окольничего самого государя бить. На то только он имеет право! Ты же не хочешь оскорбить государя нашего?

Я опустила руку.

— Ты прав боярин, Михаил Васильевич. Только это и спасло… Окольничьего.

— Вот и хорошо. — Морозов не даром слыл хорошим дипломатом, что в своё время сумел договорится даже с высокомерной и капризной татарской ханьшей Нур-Султан.

— Скажи, боярин, мы можем зайти или нам и дальше стоять тут, и выслушивать хулу? Разве есть в том честь, пытаться унизить двух женщин?

— Конечно, проходите, я проведу вас. — Он пригласил нас последовать за ним. Я приподняла чуть платье спереди и стала подниматься по лестнице, гордо глядя перед собой. За мной пошла Елена. Я услышала, как она презрительно фыркнула. Иван мне потом сказал, что Вельяминов от этого даже подпрыгнул, но промолчал. С нами прошёл Фёдор Мстиславович и наши мужья. Правда перед самым входом в палату у них отобрали оружие. Так же за нами пошли мои гвардейцы, которые перехватили у холопов сундук с монетами. Нет, это был не один из трёх орденских сундуков, поменьше. Его предоставил сам Вяземский. Но сундук тоже вместительный. А так же понесли и святыни, укрытые в коробах. Оружие у них тоже отобрали. Хотя я подозревала, что сюрикены они не сдали.

В Грановитой палате мне понравилось. Всё было очень красиво отделано и расписано. Имелись фрески на библейские сюжеты. Прошли первый этаж и поднялись на второй. Там был огромный тронный зал. Мы зашли в него. Двери в зал перед нами открыли стражники в парадных расписных белых одеждах. Белый кафтан с высоким стоячим воротом, белые штаны, сапоги из белой кожи, на головах высокие белые шапки. В руках топорики. В тронном зале на возвышении стоял трон Великих Князей Московских. Он был пуст. Вдоль стен на лавках сидели бояре в шубах и высоких шапках, с боярскими посохами в руках. При входе на ногах стояли ещё, толи бояре, толи дворяне. Скорее всего дворяне, так как были без шуб, в кафтанах и без высоких бобровых боярских шапок. Не далеко от трона в кресле с высокой спинкой сидел представительный старик. Он был облачён в одежды золотисто-желтого цвета. Сидел, опираясь подбородком на свой посох, имеющий перекладину на верхнем конце.

Мы прошли на середину зала. Все разговоры, которые велись присутствующими в зале, при нашем появлении стихли. Все с интересом разглядывали нас. Я ни на кого не смотрела, кроме старика. Как я поняла, это и был владыко, митрополит Московский и всея Руси Симон. Взгляд у него был пронзительный, словно он в самую душу заглядывал. Смотрел мне в глаза. Я не опустила свой взгляд, но смотрела без высокомерия, словно внучка смотрит на своего дедушку. Ему это понравилось. Его колючий взгляд словно потеплел. Я несмело ему улыбнулась. Чуть склонила голову в знак смирения. Он кивнул мне. И тоже чуть улыбнулся. Это заметили остальные. Приглушенные разговоры возобновились. Сзади мне, практически в затылок, дышала Елена.

— Сань, что сейчас будет? — Зашептала она. — Я сейчас от страха описаюсь.

— Всё будет хорошо. Главное не отсвечивай и поддакивай мне, если спрошу. А так молчи. И подумай над памперсами.

— Зачем?

— На тебя одевать, засыха.

Ленка возмущённо засопела.

— Я не засыха.

— Я надеюсь на это.

В зал вышел какой-то разодетый мужик. Он стукнул о пол посохом и затряс бородой.

— Великий государь Василий Иоанович, божьей милостью царь и государь всеа Русии и великий князь Владимирский, Московский, Новгородский, Псковский, Смоленский, Тверской, Югорский, Пермский, Вятский и Болгарский, и иных, государь и великий князь Новогорода Низовские земли, и Черниговский, и Рязанский, Волотский, Ржевский, Белёвский, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорский, Обдорский и Кондинский. — Перечислял он титулы владетеля Московской Руси. Все бояре, кто до этого сидел на лавках, тоже встали. Позади трона открылись двери и в сопровождении нарядной дворцовой стражи к трону подошёл мужчина.На нём была дорогая подбитая соболями шуба. Из-под шубы видны красные сапоги. На голове шапка Мономаха. Я видела её в нашем времени в Кремле, в выставочном павильоне. На вид ему было тридцать или чуть за тридцать. Темно-карие, почти чёрные глаза, нос с небольшой горбинкой. Усы с бородой, аккуратно подстриженные. Черты лица, грубоватые, в них чувствовалась жесткость. Такая же жёсткость была и в его глазах. Как и его отец, и дед, Василий был деспотичным человеком. Не терпел возражений и какой-либо критики в свой адрес. Он был поборником полного абсолютизма, чтобы власть государя ничем не ограничивалась. Он не смотрел на древность рода, на заслуги перед короной, даже на родственную кровь и мог отправить в руки палача любого, кто посмел бы возражать ему. Его сын, Иван Четвертый, прозванный Грозным, в полной мере воспринял от своего отца эти черты характера. За то короткое время, что я видела его, пока он шёл к трону, поняла, с Василием такое, как наглость — втрое счастье не прокатит. Здесь надо было действовать тонко, пройтись по краю.

Когда Василий подошёл к трону, все, кто находился в зале, согнулись в низком поклоне.

— Делай реверанс, присядь и опусти голову. — Успела шепнуть я Елене. Сама чуть приподняла спереди подол платья, присела и опустила голову в знак покорности. В таком положении мы находились некоторое время. Великий Князь сел на трон. Некоторое время молчал. В зале стояла тишина. Наверняка он рассматривал нас с Еленой.

— Боярин Вяземский, Фёдор сын Мстислава. Это и есть те две девы, что назвались царевнами Трапезундскими и Византийскими? — Наконец, проговорил он.

— Истинно так, Великий государь. — Ответил боярин.

— Посмотрите на меня. — Велел князь.

Мы с Еленой выпрямились. Я смотрела на правителя Руси. Некоторое время мы глядели друг другу в глаза. Я постаралась сделать взгляд отрешённым.

— Правда ли это, девы? — Спросил он не отводя от меня взгляда. — А если лжа? Знаете, что с вами будет?

— Знаем, Великий государь. К самозванцам во все времена отношение одно, плаха и топор палача ибо воры они. — Ответила ему спокойно. Да я волновалась, но в какой-то момент у меня наступило какое-то космическое спокойствие.

— Как я понимаю, ты старшая из вас двоих? Александра?

— Всё верно, Великий Государь.

— Значит вы из Великих Комниных?

— Да. Мы последние из этого древнего рода. Никого больше не осталось.

— А я слышал остался один. В Кахетии он, сын последнего императора Трапезунда. Георгий.

— Разве может этот выродок считаться Комниным, Великий Государь? — Задала я вопрос Василию. Он удивлённо посмотрел на меня. Я продолжила. — Он когда-то был Комниным, но недаром говорят, в семье не без урода. Я не хочу называть его по имени, ибо проклят он своей матерью, Еленой Кантакузиной, как дегенерат и предатель. Ради сохранения своей никчёмной жизни он отринул истинную веру в Иисуса нашего Христа, принял ислам. А потом спустя время предал и своего султана и свою новую веру. Он проклят и вычеркнут из списков Комниных. Сейчас он всего лишь безродный изгой. Мой прадед император Давид и его остальные сыновья, в том числе и наш с Еленой дед, на предложение султана османов принять ислам и тем самым спасти свои жизни ответили отказом. За это их казнили, распяв на кресте. Они приняли мученическую смерть. Наша прабабушка Елена Кантакузина несколько дней жила возле своей замученной семьи, мужа, детей. Сама снимала их мертвые тела, рыла руками могилы и хоронила.