Один день ясного неба - Леони Росс

Она покачала вагину на ладони: увесистая. Чего же она колеблется?

Анис вспомнила, как сегодня утром прижалась щекой к колену Тан-Тана. У нее практически не осталось воспоминаний о беременностях и об умерших детях — она их почти забыла. Ему следовало помочь ей помнить. У него, вероятно, оставались воспоминания, каких у нее не было. И она в них нуждалась.

Его молчание было непростительным.

«Не верь никому, кто пристает к тебе с вопросом: что с тобой такое?» — частенько поучала ее Ингрид. Накануне своей смерти она говорила все быстрее и быстрее, как будто ей хотелось сказать все, о чем она когда-либо думала, и поведать свои мысли подруге.

Не зная, чем заняться, Анис села на сверкающий пол борделя, положила свою вагину на тюфяк и стала ее внимательно разглядывать.

Темная, теплая, опрятная.

Она опасливо тронула одним пальцем выпуклый краешек и подивилась, какой он пухлый и пушистый, — и такой незнакомый, несмотря на то что всю жизнь ее трогала. Она мастурбировала с подросткового возраста, когда оставалась ночевать у Бонами, как только ее кузина засыпала на соседней кровати; идея же заниматься этим дома ее смущала. Однажды вечером, после того как к ним в комнату вошла тетя, чтобы потушить лампу, они с Бонами открыли друг другу свои интимные тайны. Она уже не помнила, кто осмелился признаться первым.

— Ты это делаешь?

— Да.

— Я тоже.

После этих слов ей сразу полегчало: она нормальная.

Но она определенно не была нормальной. Ей не давала покоя какая-то секретная проблема. Просто надо было изучить себя повнимательнее.

Целительница.

На ощупь вагина была удивительно горячей и влажной, как клочок ароматного дерна. Она осторожно надавила на большие губы и на лобковый холмик, проверяя, нет ли там капель влаги или ранок. Было так странно трогать столь интимную часть своего тела и ничего при этом не чувствовать. Она даже нащупала сквозь кожу тазовые кости там, где они соединялись. Она осторожно подвигала тазом. Ее удивило, что при этом она не испытала никакой боли, хотя кости были сломаны.

Губы разомкнулись, когда Анис их раздвинула, и она вздрогнула от удовольствия, увидев внутри цвет. Алый или розовый, она так и не поняла. А дальше виднелся анус, пульсирующий коричнево-розовый лаз. Она отпрянула, позабавившись своей стыдливости, а потом снова подалась вперед. Это же просто часть тела. Анис погладила вьющиеся темные волосы, обрамлявшие вход в пещеру, и ее стыдливое смущение улетучилось. Она приятно пахла, просто изумительно.

Анис сделала глубокий вдох и пальцами обеих рук раздвинула большие губы, чтобы получше рассмотреть цвет внутренней полости. Капюшон пухлого клитора слегка отъехал назад, отчего она вздрогнула.

Нагнулась ближе, завороженно вглядываясь под капюшон.

За несколько лет до смерти Ингрид сказала, что люди за границей окончательно установили, что клитор — скрытый орган.

Она потрогала пальцем кожу над капюшоном, ощутила внутри скользкий подвижный рог, напоминавший куриный хрящик, и этот рог крепился к кости вспомогательным сухожилием. Но наши ведуньи много веков это знали, заметила Ингрид. Представь себе птичью грудную кость, а еще подумай о сосудах, наполняемых горячей кровью, и о сокращающихся там мышцах, создающих напряжение и пульсирующих, подобно звездам. И этот дар дается только женщинам и предназначен для их наслаждения.

Она представила себе весь клитор, горячий красный хрящик под кожей, трепещущий и раздувающийся. Она еще шире раздвинула губы, обе пары, защищающие вход в деликатную зону между ними — преддверие. Ей нравилось слово, обозначавшее эту часть тела. Прихожая, ведущая в другое помещение. Приемная. Преддверие: так же называлась центральная полость внутреннего уха и пространство между щеками и зубами. А еще преддверие-предсердие находилось внутри сердца.

Дальше начинался небольшой извилистый туннель. Она представила себе там желобки с узорами, вырезанными внутри ее богами и временем, по которым можно скользить пальцем. Она почти увидела, как пищащая ящерица высунула голову из ее…

Вагины.

А она осмелится взглянуть?

Кончики пальцев увлажнились. Она даже разглядела обрывки своей девственной плевы! Крошечные кусочки сморщенной плоти: солнечная корона. Влажные стенки поглотили ее осторожные пытливые пальцы. Анис захихикала. Она никогда раньше не задумывалась, что эта плоть, источавшая жидкие выделения при трении, и впрямь настолько магическая. Ее пальцы проникли глубже. Раздался тихий серебристый треск, когда вдруг проявился ее магический дар, вероятно, пробудившийся от движения пальцев. Чем сильнее она возбуждалась, тем шире раскрывался зев ее чрева. Пусть твой мужчина не торопится — а иначе не подпускай его к своему телу: она учила этому женщин за деньги. Учила их благочестиво говорить «нет».

Дочки. Они просачивались наружу по этому туннелю.

Она сглотнула слюну.

Давай, давай!

Она не заметила и не нащупала ни малейшего признака заболевания. Ни гематом, ни инфекций. Ни деформаций, ни переломов. Ни запахов, ни звуков, которые улавливала при осмотре других людей: ни рака, ни венерических болезней, ни простудных заболеваний, ни повышенной температуры.

Она была вполне здорова. И было непонятно, отчего эмбрионы погибли. Просто так случилось…

Анис выпрямилась и открыла рот. Исторгнутый ею звук был не криком, как она предполагала, но отрыжкой, которая обычно предшествовала рвоте. Она расплакалась. По запястью потекли слезы. Ее грудь судорожно вздымалась. Если бы только ей удалось взять себя в руки, если бы только она смогла положиться на милость богов. Джай помогла бы ей обрести свободу.

А что для тебя сделали твои боги? Ты их любила всю свою жизнь, но что тебе дала эта любовь? Спасла ли она тебя?

Она сняла с запястья браслет-подкову и с силой провела его краем по левой руке. На коже осталась кровавая борозда.

Дыши, дыши.

Она проделала браслетом еще одну царапину на коже, и пришли видения. Тан-Тан склонился над чьим-то вздутым животом, приложив к выпуклости щеку. Пальцы Тан-Тана пробегали по ноге чужой женщины, оставляя сгустки тепла, которые унимали боль от родовых схваток, — точно так же он делал и ей, все четыре раза, много раз! Ее губы задрожали. Она наклонилась вперед, обхватив голову руками, так что ногти впились в кожу, по подбородку заструилась слюна. Еще. Еще: лоб прижат к полу, руки обвили ее живот, — и она, не сдерживаясь, взвыла.

Она и раньше плакала, много лет. Но в укромных углах. В перерывах между клиентами, когда перестилала простынки на массажном столе. Две-три слезинки скатывались по щекам, когда она поднималась по ступенькам в свое рабочее помещение, но потом как ни в чем не бывало приветливо улыбалась первому утреннему посетителю. Она