Фашизофрения - Геннадий Сысоев

Хороша форма, в которую облечены мысли историка. «Режим нанес этот удар», — прямо смесь стилистики совпартийных документов и голливудских боевиков.

Не хуже и содержание. Правда, не совсем понятно, какой же режим нанес этот удар, если против были «даже украинские партийные чиновники»?

К слову, подавляющее большинство и московских чиновников были против реформы 1958 года, хотя об этом не пишет Субтельный. У тогдашних чиновников, воспитанных на ленинско-сталинских принципах «коренизации», считалось, что выбирать язык воспитания для детей должны не родители, а партия.

В суждениях Ореста Субтельного о жизни в Советской Украине, говоря словами А.К. Толстого, «во всем заметно полное незнанье своей страны, обычаев и лиц, встречаемое только у девиц». Впрочем, для историка из диаспоры УССР и не была «своей страной».

В частности, О. Субтельный не знает, забывает или попросту игнорирует тот факт, что и после реформы 1958 года нельзя было «учиться на Украине и не изучать украинского языка». Во всех русских школах украинский изучался с четвертого класса в обязательном порядке. Например, в моем классе (закончил школу в начале 80-х) из почти сорока учеников освобожден от изучения украинского был только один. Его родители переехали из Сибири, когда он был уже шестиклассником. Позже, в кратковременный андроповский период, освободили по требованию родителей еще одного.

Да, мы не говорили на украинском и многие во взрослой жизни забыли все, чему научились. Но изучали — все.

Смысл же хрущевской реформы образования в том, что была она не «показушно либеральной» («позірно ліберальною»), а вполне, без оговорок, демократической. Право выбора родителями языка обучения для своих детей — основополагающая норма Декларации прав человека и гражданина, принятой ООН в 1948 году. В государстве, не называющем себя, а действительно являющемся демократическим, эта норма непреложна. А заинтересованность в изучении языка основной массы граждан данного государства создается как раз с помощью «целого ряда формальных и неформальных побуждений».

В этом и есть разница между демократическим и недемократическим государством. Первое побуждает (убеждает и заинтересовывает) граждан изучать «свой» язык. Второе — вынуждает (заставляет) изучать «свой» и запрещает (делает невозможным) изучать язык «чужой».

К какого типа государствам принадлежит Украина — оставлю судить читателю.

Так что наши современные украинизаторы из числа националистов должны бы серебряные ложечки собирать на памятник своим предшественникам — коммунистам-коренизаторам, которые для украинизации сделали больше, повторюсь, чем все вместе взятые «дияспоры». Но не таковы современные националисты. Благодарность им не к лицу.

Глава 11. Оболганная Малая Русь

Пока поборники равенства русского языка с украинским беспокоятся о каком-то особенном для него статусе, националисты давно этот статус определили. Это статус языка — КОНКУРЕНТА украинского.

Националисты все время опасаются, что при равном статусе двух языков русский-де обязательно вытеснит украинский. А теперь уже подобные речи, правда, скорее в форме надежд, слышны и из противоположного лагеря.

Надо сказать, что эти опасения-ожидания не совсем беспочвенны. Но чем объясняется этот процесс, которого опасаются националисты и желают их противники?

Объяснять его русификацией, которая будто бы проводилась при Советской власти, было бы смешно, примерно как если бы мы взялись объяснять современные процессы христианизацией, проведенной при Владимире Красно Солнышко.

Во-первых, как мы уже видели в предыдущей главе и еще увидим дальше, русификации в советское время не было — была более или менее активная украинизация с периодами послабления (как, например, во время индустриализации, при Хрущеве и позже при Андропове). Именно эти периоды послабления, менее активной украинизации, вроде реформы образования 1958 года, когда родителям разрешили самим избирать язык обучения для своих детей, нынешние националисты называют периодами русификации.

Во-вторых, прошло уже 16 лет независимости, с украинизацией, максимально возможной в рамках демократического государства, а зачастую и переходящей эти рамки. И все равно на большей части Украины не появилось плеяды учителей и преподавателей вузов, способных минимально качественно вести занятия на украинском, не выросло и поколение студентов и учеников, способных таковые воспринимать. Почему? Неужели правы, считающие, что при равенстве на Украине реально останется только один язык — русский?

Вопрос достаточно сложен. Ответ же, по-видимому, заключается опять-таки в том, что различия русского и украинского с чисто языковой (лингвистической) точки зрения — это различия не между двумя разными «иностранными» языками, а различия между двумя говорами, диалектами.

Что, снова подчеркну, не отрицает права ни русского, ни украинского называться и являться самостоятельными языками, потому что, как уже было отмечено выше, вопрос «язык это или не язык» — является вопросом не лингвистики, а общественного договора, общественного консенсуса.

Националистам тут сразу было бы желательно выяснить, какой язык (или говор) «выше», а какой «ниже». Чтобы получить возможность обидеться.

Для нормального человека этот вопрос сильно вторичен. И тут тоже существуют разные точки зрения. Отметим только, что и ярые сторонники разделения украинского и русского языков, как, например, В. Жаботинский, так и сторонники общности, как Т.Д. Флоринский, отмечали сходство между русским и украинским большее, чем между говорами современных европейских языков, например, немецкими, французскими и итальянскими.

Так, В. Жаботинский писал: «Испанский и итальянский языки имеют больше общего, чем итальянский язык и диалект Болоньи, но язык Болоньи называется диалектом итальянского языка — потому что таково национальное сознание жителей Болоньи: они чувствуют себя членами итальянской нации». Между тем, практически все малороссы чувствовали себя тогда членами русской нации, но им в праве на «национальное сознание» Жаботинский отказывал: «В сам этот вопрос, считают или не считают себя малороссы частью русской нации, я углубляться не буду»{181}.

Да, различия между русским и украинским языками меньше, чем между тирольскими, австрийскими, верхне- и нижненемецкими говорами. Применяя к Германии те же методы (того, что сегодня называется nation buildings), какие на протяжении столетий применялись к Руси, можно было бы добиться повторного (подобного существовавшему в XII–XVIII веках) разобщения германцев.

Каковы были эти методы? Это были методы лжи, подмены и выдачи желаемого за действительное. Способы, какими в советские времена создавалась иллюзия, что понятие «украинский язык» существовало еще в XVI веке, показывает, например, исследователь Р. Храпачевский: «даже в таких сборниках как „Материалы к истории Украины“ можно было встретить следующее: в заголовке публикуемого документа писалось „лист брацлавскої шляхти королю Стефану Баторію про те, щоб укази писалися їм не польскою мовою, а українською“, а в тексте самого памятника под этим заголовком читалось — „просимо… руским писмом выдавати“. Последовательная подмена в таком духе производилась повсеместно, что полностью соответствовало подходу М.С. Грушевского, который настойчиво заменял „Русь“ на „Украину“ в своей многотомной „Історії України-Руси“»{182}.

Современные украинские создатели никогда не существовавшей «виртуальной истории» идут еще дальше советских. Вспомним еще раз о выходе в современном украинском издательстве произведений Н.В. Гоголя. Редактор счел себя достойным «исправить» Гоголя там, где он употребляет слово «русский». Например, в «Тарасе Бульбе» вместо «Да есть ли на свете та сила, что пересилила бы русскую силу!» — теперь (согласно украинским редакторам) следует читать «козацкую силу».

До такого не додумывались даже в «тоталитарном» СССР. Тогда, если уж произведение запрещали, то запрещали целиком. Тогда не могли додуматься, что можно немытыми руками влезть в текст, написанный столетиями раньше, причем написанный человеком, заведомо более умным, талантливым и значительным, чем целая свора современных «диячив»…

Как на Украине изводилось древнее понятие «Русь»

До самого конца Речи Посполитой, т.е. до XVIII века, современная территория Галиции (Галичины) называлась «Русским воеводством». Название было искоренено Австрийской монархией, видевшей в любой «русскости» поползновения Российской империи на австро-венгерские территории. И также искоренены были во время Первой мировой войны как минимум 30 тысяч галицийских русофилов, — в Талергофе и других концентрационных лагерях, а также прямо на месте, в Галичине, без суда и следствия…